ЯЗЫК МОРАЛИ — грамматические и лексические средства естественного языка, с помощью которых выражаются моральные позиции, требования, рекомендации, оценки, императивы, чувства и т. д. (см. Оценка моральная, Суждения моральные). Базис языка морали составляет небольшое количество оценочных (называемых также нормативными, прескриптивными и др.) терминов, взятых в специфически моральном смысле: “добро”, “зло”, “долг”, “справедливость” и др., а также производных от них слов — “добрый”, “злой”, “правильный”, “неправильный” и др. В языке морали имеется также обширный класс слов, выполняющих двойную — нормативно-дескриптивную — функцию: они одновременно и обозначают (описывают) те или иные реалии человеческого сознания и бытия, и дают им моральную (позитивную или негативную) оценку, напр.: “добродетель”, “милосердие”, “щедрость”, “сострадание”, “порок”, “злоба”, “жестокость”, “распутство” и пр. Использование подобных (чисто ценностных и бифункциональных) слов в сложных вербальных конструкциях — высказываниях, рассуждениях и доказательствах — сообщает этим последним моральную специфику и позволяет их считать также элементами языка морали.
Исследованием языка морали занимается метаэтика, применяющая методы лингвистического и логического анализа. Основной целью этого исследования является формализация естественного языка морали: установление логических свойств моральных терминов и предложений, их синтаксиса, семантики и прагматики, прояснение логической структуры моральных рассуждений.Надобность в таком анализе обусловлена многозначностью слов “добро”, “долг” и др., а также использованием в естественном языке и в этических построениях метафор и других “непрямых” средств языковой коммуникации, затемняющих действительный ход морализирующей мысли или вносящих в него алогизмы. Одним из важных результатов работы по формализации языка морали явилось создание логики норм (или деонтической логики) и логики оценок как особых разделов модальной логики. Правда, деонтические и аксиологические операторы, с помощью которых строятся эти логические исчисления, лишь частично отражают специфику логических отношений, свойственных именно (и только) языку морали, поскольку обозначают любое, не только моральное, “долженствование” и “одобрение”. Попытки выяснить эту специфику посредством семантической и прагматической интерпретации моральных слов и выражений с необходимостью выводят аналитиков в область эпистемологии, психологии и социологии морали и заставляют заниматься теми философско-методологическими (“метафизическими”) проблемами, от которых философия логического и лингвистического анализа всегда стремилась себя оградить. Современная метаэтика (как и аналитическая философия в целом) постепенно отказывается от прежнего “лингвоцентризма” — в частности, от представления о том, будто язык есть некий самостоятельный носитель моральности и потому его анализ и “исправление” являются универсальным инструментом, позволяющим разрешить любые моральные проблемы (или просто снять их как “псевдопроблемы”, порожденные языковыми ошибками). Нравственные коллизии отнюдь не сводятся к неточному употреблению моральных слов, неправильному рассуждению и недостаточной информированности, за ними обычно стоят действительные различия ценностных установок и интересов конфликтующих сторон. Осознание этого факта привело к тому, что большинство современных метаэтиков, не отказываясь в целом от логико-лингвистической направленности своих изысканий, стремятся повернуть их “лицом к практике”, причем такой поворот усматривается обычно в том, чтобы исследования языка непосредственно приводили к “практическим” (моральным) выводам, рекомендациям, обращенным к “обычному человеку”. Независимо от того, насколько состоятельна и осуществима эта методологическая программа, сам по себе анализ морального языка остается важной составной частью научного познания морали, и результаты такого анализа могут быть использованы для повышения точности и доказательности нормативно-этического рассуждения.
Л. В. Максимов