Китайцы и арабы уже несколько столетий тому назад знали другого представителя отряда сирен, о котором мы, европейцы, до начала нынешнего столетия получали лишь изредка очень неполные сведения, именно о дюгоне (Dugong dugon)**.
* * Дюгонь отличается от ламантинов большими размерами и двулопастным, как у китов, хвостовым плавником. Обы чно размер дюгоня не превышает 3 метра (самки несколько мельче самцов), но отдельные особи могут достигать 5,8 метра длины. Распространены в прибрежных водах Индийского (включая Красное море и Персидский залив) и западной части Тихого океанов. Чаще, чем ламантины, встречаются в море и реже - в реках.
Возможно, что Мегасфен и Элиан имели в виду это животное, когда говорили о живущих в Индийском море существах, имеющих сходство с женщиной, и не подлежит сомнению, что "морская дева", которую анатомировал португальский врач Боскец, и "морские люди", и "женщины", о которых много рассказывает голландец Валентин, были дюгони; однако эти описания так неточны, что они ни на сколько не подвинули вперед сведений об этих сиренах. Французы Диар и Дювосель, которые исследовали этих животных, впервые нам дали хорошее описание их. Куа и Гэмар первые срисовали дюгоня, а Рюппель, нашедши их в Красном море, доставил первое подробное описание их образа жизни.
Дюгонь достигает длины 3-5 м. Короткая и толстая шея непосредственно переходит в туловище, которое равномерно округлено, от шеи до середины утолщается, а затем делается постепенно тоньше к хвосту. Передние ласты находятся недалеко от ушных отверстий, ближе к нижней части туловища, и не очень длинны, но широки; передний край их округлен, задний заострен, пальцы совсем незаметны и о присутствии их можно узнать лишь на ощупь; когтей нет и следа. Хвост образует плоский горизонтальный плес, имеющий форму полумесяца. На короткой толстой морде особенно выдается, по словам Клюнцингера, плоская верхняя губа, которая сзади более отвисает, чем спереди, и под которой находится толстый мясистый валек.Валек этот сзади соединяется со своеобразной роговой пластинкой, покрывающей межчелюстную кость; подобная же роговая пластинка замечается и на нижней челюсти.
Нижняя губа также образует мясистый валек, сзади резко притуплённый. Ноздри, сидящие на верхней части морды, расположены очень близко одна от другой и состоят из двух серпообразных щелей; глаза невелики, яйцевидной формы, очень выпуклы, черного цвета; глаза лежат в косой щели, у которой на верхнем крае замечаются ресницы, сидящие полукругом. Век не бывает, но есть мигательная перепонка, и кроме того, глаза могут закрываться сжатием окружающей их кожи. Уши обозначены лишь маленькими круглыми отверстиями.
Верхняя часть тела покрыта гладкой и блестящей кожей, имеющей серовато-синий свинцовый цвет, принимающий на голове и вдоль спины желтовато-зеленый оттенок; на нижней части тела кожа морщиниста, покрыта рубцами и имеет голубовато-мясной цвет с редкими продолговатыми пятнами. На всем теле замечаются короткие, тонкие, но довольно крепкие щетины, которые на верхней губе имеют вид игл. Ласты совершенно голые, а на хвосте заметны только следы волос. Зубная система состоит из резцов и коренных зубов, которые корней не имеют и к старости часто выпадают. Резцы у самки короткие и тупые, а у самца гораздо больше и трехгранной, долотообразной формы; коренных зубов бывает в каждом ряду по 5, и величина их уменьшается спереди назад. Клыков совсем не бывает, но у самца вырастают два длинных резца, достигающих 20-25 см длины при 2 см толщины; они имеют вид бивней, но 7/9 их длины покрыты мясистыми деснами.
Дюгонь, кажется, встречается во всех частях Индийского океана и соединенных с ним морей. Его довольно часто находят около южных берегов Китая, во всех морях, окружающих Зондские острова; к северу он распространен до половины Красного моря, где все прибрежные жители его хорошо знают. Если спросить тамошних моряков о дюгоне, то все они могут дать более или менее подробное описание этого очень заметного животного. Его там называют "водяная верблюдица". На востоке он живет на берегах Новой Гвинеи и Квенсленда, на юге - до Моретонской бухты.
Если принять во внимание все известные, хотя довольно скудные, сведения об этом животном, то можно вывести заключение, что дюгонь встречается преимущественно в море и только изредка в пресной воде речных устьев, но никогда не заходит в реки; он держится близ берегов, а в море заходит лишь до границы растительности на его дне. Любимым местопребыванием этого зверя можно считать мелкие бухты, где солнце свободно проникает до дна моря и потому растительность там особенно роскошно развивается. На берег он, вероятно, никогда не выходит; если иногда и находили дюгоней на суше, то следует предположить, что они были занесены приливом и вследствие своей неповоротливости и лености не могли вернуться в свою стихию, а предпочли дождаться следующего прилива. В мелких местах дюгонь поднимается приблизительно каждую минуту на поверхность воды, высовывает нос, а иногда и верхнюю часть тела, вдыхает свежий воздух, а затем тихо и спокойно погружается снова в воду. По словам рыбаков, дюгони живут парами и только изредка небольшими семьями, однако это относится скорее к животным, живущим в Аравийском заливе, так как в других частях Индийского океана их иногда встречали большими стадами. Клюнцингер мне сообщает, что, по словам арабских рыбаков, дюгони встречаются в Арабском море по крайней мере парами, а иногда до 10 штук вместе. Все наблюдатели говорят, что движения дюгоня крайне медленны и тяжелы, но сила хвоста его весьма значительна. Случалось иногда видеть дюгоня, который, лениво лежа на дне моря, отрывал своими твердыми толстыми губами водоросли, растущие на склонах и на дне. Эти растения составляют главную часть пищи, и если на известном месте их достаточно, то он, вероятно, и держится там долгое время; когда же одно из этих морских пастбищ опустошено, то дюгонь медленно переселяется в другое место, где опять остается, пока находит там водоросли. Очень может быть, что сильные бури, свирепствующие в известное время в Индийском океане, имеют влияние на перекочевки дюгоня: сильное волнение заставляет его искать тихих заливов и проливов, где он может спокойно лежать. Влияние бурь на странствования этих животных доказывается тем, что они иногда встречаются в таких местах, где в тихую погоду их никогда не видно. В южных частях Красного моря на берегах Нубии и Абиссинии их можно встретить во всякие времена года, а далее на север они заходят только в зимние месяцы.
Душевные способности дюгоня вполне соответствуют неподвижности и неуклюжести его тела. Внешние чувства у него развиты слабо, и один только Клюнцингер приписывает дюгоню некоторую понятливость. Голос его состоит из пыхтения или глухого стона, который у молодых животных более резок. Только во время спаривания у этих тупоумных животных заметно некоторое возбуждение; говорят даже, что самцы сильно дерутся из-за самок и так при этом забываются, что ничего кругом не замечают, почему охотники считают это время самым лучшим для ловли. Рассказывают, что оба пола защищают друг друга во время опасности. Несколько раз наблюдали, что самец заботливо плыл за раненой самкой и старался защитить ее от преследователей ударами своего сильного хвоста. Если убить одно из спаренных животных в отсутствие другого, то оставшееся в живых долго плавает на привычных местах, осматривает в окрестностях все излюбленные пастбища и удаляется только тогда, когда заметит, что все поиски напрасны.
Клюнцингер о размножении этих животных узнал от рыбаков следующее: спаривание и рождение детенышей бывает зимой, из чего видно, что беременность продолжается около года.
Детеныш при рождении имеет около метра длины и сосет по крайней мере в течение года, причем мать его прижимает ластом к груди. Позднее он залезает иногда на спину матери, чтобы отдохнуть на спокойном месте. Мать выказывает нежнейшую любовь к своему детенышу, никогда не оставляет его и подвергается из-за него смертельной опасности. По прошествии года детеныш отлучается от молока и начинает самостоятельную жизнь. Клюнцингер, впрочем, не ручается за достоверность всех этих сведений. Во время спаривания и рождения детенышей за дюгонем усердно охотятся, так как прибыль от него довольно значительна. Натуралистам, однако, нелегко добыть этих животных, так как только немногие рыбаки имеют достаточно опытности и ловкости, чтобы совладать с этим крупным и сильным животным; большинство из них вовсе не занимаются этой охотой. Днем можно видеть спокойно пасущегося дюгоня только случайно; ночью же его легче заметить по волнению почти всегда светящегося моря. В том месте, где поднимается дюгонь, замечают большей частью три фонтана светящихся брызги, которые, вероятно, соответствуют поднятию головы, середины спины и плеса этого животного. Опытные рыбаки по этим брызгам отыскивают дюгоня. "Когда я путешествовал по Красному морю, - пишет Клюнцингер, - многие меня просили прислать в Европу дюгоней, но никто из туземцев не мог мне ничего сообщить об этих животных. Когда я наконец им показал плохое изображение его, то они узнали в нем дюгоня, но утверждали, что он встречается весьма редко. Так как требования из Европы о доставке этих животных делались все более и более настоятельными, то я стал задавать больше вопросов туземцам и назначил довольно высокую цену за поимку дюгоня. Только по прошествии нескольких месяцев, зимой, приплыла барка, на которой находился дюгонь в 3 м длины. Он был уже мертвый, но довольно свежий, с целой кожей и волосами. Через несколько дней привезли другого дюгоня, затем третьего, четвертого и еще других; некоторых из них привозили на барках, других сухим путем на верблюдах, иногда все животное, иногда только шкуру, снятую бедуинами, и однажды у меня на дворе были распялены целые четыре кожи этих животных. Богатство добычи объяснялось тем, что бедуины, вследствие высокой цены, бросили все свои другие занятия и исключительно занялись охотой на дюгоня. Животных этих ловят толстыми сетями, когда они ночью приходят пастись в бухты и проливы коралловых рифов. Бедуины подкарауливают их в этих местах и бросают тогда на них сети. При этом следует соблюдать большую осторожность, так как дюгони очень пугливы и хитры, и поэтому только немногие рыбаки умеют с ними справиться. Когда зверь чувствует себя пойманным, то страшно бьется, причем более и более запутывается в сеть; его тащат на сушу и тем убивают или долго держат под водой, пока он не захлебнется". В южной части Красного моря дюгоня убивают, как и в Малайском архипелаге, гарпунами. Охотой этой занимаются успешнее всего ночью, так как во время тишины легче услышать на большом расстоянии пыхтение животного*.
* А также и, потому, что дюгони активны в основном по ночам.
По словам Рэффлса, охотники стараются прежде всего попасть в плес, так как, ранив этот орган, отнимают у животного всю его силу.
Малайцы и абиссинцы едят мясо дюгоня; но, впрочем, не считают его лакомством и говорят, что его следует сначала несколько дней вялить на солнце, сильно посолить, а затем долго варить. Только при таком приготовлении оно делается съедобным, иначе оно нездорово и даже может быть причиной многих болезней. Мясо молодых животных ценится гораздо выше, так как оно очень нежно и не так жирно. Европейцам мясо это почти всегда противно из-за его сладковатого вкуса, да и арабы едят его не везде, хотя по другим причинам, а именно они справедливо сомневаются, принадлежит ли действительно это животное к рыбам и не поганое ли оно. Свободные от предрассудков люди ценят жир этого животного гораздо выше, чем мясо, а вполне взрослое животное может доставить до 30 кг этого жира. Толстая кожа дюгоня, которой, как утверждают некоторые ученые, была обита скиния Завета у евреев, по словам Рюппеля, не дубится, а ее на абиссинском побережье просто сушат на воздухе, а затем вырезают из нее сандалии. Но так как кожа эта сохраняет внутри себя сырость, то сандалии из нее годятся только при сухой погоде; если они попадут в воду, то кожа разбухает и размягчается. В прежние времена выше мяса и кожи ценились зубы дюгоня, и из них делали четки, которым приписывали чудесные свойства.