Стихи покаянные – словесно-музыкальный жанр внебогослужебной лирики, возникший не позже XV в. Старейший образец жанра – «Плач Адама», внесенный кирилло-белозерским писцом Ефросином в один из его сборников около 1470 г. (см.: ТОДРЛ. Л., 1980. Т. 35. С. 136). Этот стих типичен для С. п. и по происхождению, и по бытованию. Он восходит к Постной Триоди и Синаксарю, к богослужениям «прощеного воскресенья», когда накануне Великого поста вспоминается грехопадение первого человека. Ефросин сделал в своем списке помету: «Стих старина за пивом». Она толкуется двояко: либо как указание на то, что «Плач Адама» исполнялся напевом былин-старин (тогда «запивом» нужно читать слитно), либо как напоминание, что стих пелся во время монастырской трапезы. Первое толкование неверно: во-первых, текст Ефросина – «раздельноречный», т. е. такой, в котором появляются добавочные распеваемые слоги за счет «прояснения» редуцированных и вставных гласных («отоверзи», «погибошаго»), что в былине невозможно. Более поздняя традиция (рукописи XVI в. с знаменной нотацией) свидетельствует, что «Плач Адама» пелся на глас восьмой. Н. Ф. Финдейзен, основываясь на изучении сводного устава Троице-Сергиева и Кирилло-Белозерского монастырей (по списку кон. XVI в.), показал, что пение «Плача Адама» в последнее воскресение перед Великим постом предусмотрено «чином прощения» братии. Он совершался после вечерни, когда архимандрит обносил монахов пивом или медом; в это время «крылошаня стоят, поют стихи».Как и «Плач Адама», ранние С. п. выросли на почве литургической поэзии. Приуроченные первоначально к Великому посту, они в качестве стержневой варьировали тему бренности мира и греховности человека. Это подчеркнуто в заглавиях, дающих эстетическую оценку жанра: «Покаянны на осмь гласов, слезны и умиленны, чтобы душа пришла на покаяние избыти муки вечныя и внити в царство небесное»; «Изложение на научение и совести нашей на обличение, душевное умиление и слезное призывание сердечнаго ожесточения и душевнаго окаменения на искоренение». В ранний период сфера бытования С.п. была ограничена монастырскими стенами: они пелись (обязательно в системе осмогласия) за иноческой трапезой, во время шествий и т. д. Но в XVI в. этот жанр вышел за пределы монашеских обителей и превратился в «личное (и, видимо, семейное) чтение» и «личное пение» (см., например, рукопись ИРЛИ, Древлехранилище, колл. К. П. и А. Г. Гемп, № 70, 70–80-х гг. XVI в.; рукопись принадлежала М. Я. Строганову, знатоку и любителю крюкового пения, и предназначалась для мирян).К сер. XVI в. С. п. сложились в цикл (см.: ГПБ, Кир.-Белоз. собр., № 652/909, 1557–1558 гг.; здесь помещены стихи «Душе моя, душе моя, почто во гресех пребываеши», «Смертный час помышляю», «Окаянне убогый человече», «Аще бы ведала, душе, суету мира сего» и др.). Это цикл неустойчивый, варьирующийся. Поскольку С. п. были «прибыльными», т. е. «прибавочными», не входящими в богослужение, постольку и состав цикла, и самые тексты изменялись, иногда коренным образом.Автономия от церковной службы позволила расширить тематику. Жанр пополнялся и за счет «исторических» сюжетов («Зря корабле напрасно приставаема» – о Борисе и Глебе), и за счет сюжетов «воинских» (например, «Придете, христоноснии людие»). Воинские стихи, видимо, исполнялись перед выступлением в поход и перед битвой. Со временем в цикле появились элементы социального протеста.В этом отношении замечателен стих «Воспомянух житие свое клироское», в некоторых списках атрибутированный некоему иноку Григорию. Здесь повествование ведется от лица клирошанина, т. е. занимающего одно из самых низких мест в церковной иерархии причетника или дьячка, поющего на клиросе. В стихе идет речь о нелегкой и скудной жизни героя, терпящего обиды от монастырского начальства.Повествователь в стихе «Сего ради нищ есмь» – это «гулящий», или «вольный», человек. «Гулящие люди» в XVI–XVII вв. находились в самом низу социальной вертикали (ниже их стояли только холопы). Они были свободны от государевой службы и тягловых повинностей, не приписывались ни к городскому, ни к сельскому обществу, хотя жили в посадах, селах и деревнях. «Гулящие люди» кормились поденной работой, разными ремеслами, включая ремесло скомороха, наконец, милостыней и разбоем. Это древнерусская вольница, «бродильный» элемент, живший по первой части пословицы «Вольному воля, спасенному рай», всегда готовый к неповиновению и прямому бунту. Бунтарские мотивы явственно звучат в стихе:
Князю не служу,
Боляром не точен,
В слугах не потребен,
В книжном поучении забытлив,
Церкви божия не держуся,
Отца своего духовнаго заповедь преступаю...
Хотя стих оканчивается этикетной строкой о покаянии («Дай же ми, господи, преже конца покаятися»), по ментальности своей он близок произведениям демократической сатиры.Жанру С. п. была суждена долгая жизнь: в старообрядческой среде они поются до сих пор. В зависимости от изменения культурной ситуации менялся и эстетический их ореол. Рождение их, быть может, связано с поздним исихазмом (напомним о мотиве «прекрасной пустыни»). К сер. XVI в., когда совершилась циклизация, должна была ярче проявиться их чисто художественная функция, тем более что С. п. – произведения высочайшего художественного качества. В эпоху террора Ивана Грозного, бесспорно, имела место актуализация стихов покаянных. Тема бренности земной жизни, ключевая для цикла, уже не могла восприниматься как абстрактная. Она соотносилась с реальностью. В Смуту в С. п. усиливаются патриотические мотивы, а после нее – мотивы светские. К сер. XVII в. жанр окончательно обособляется от литургической поэзии. «Конвоем» С. п. в сборниках становятся азбуки, загадки, повести. Появляются новые редакции текста, отдельные стихи сводятся в большое произведение, один и тот же текст имеет несколько напевов.
Лит.: Безсонов П. А. Калики перехожие. М., 1861. Ч. 1, вып. 1. С. 249–250; М., 1864. Ч. 2, вып. 6. С. I–XIII; Финдейзен Н. Ф. Очерки по истории музыки в России. М.; Л., 1928. Вып. 3. С. 256–263, 273; Перетц В. Н. К истории древнерусской лирики: (стихи «умиленные») // Slavia. 1932. Roc. 11. № 3–4; Малышев В. И. 1) Стихотворная параллель к «Повести о Горе-Злочастии» // ТОДРЛ. М.: Л., 1947. Т. 5. С. 142–148; 2) «Стих покаянны» о «люте» времени и «поганых нашествии» // Там же. 1958. Т. 15. С. 371–374; 3) Древнерусские рукописи Пушкинского Дома. М.; Л., 1965. С. 187–190; Позднеев А. В. 1) Стихи прибыльные в списке XVI в. // ТОДРЛ. М.; Л., 1962. Т. 18. С. 309–310; 2) Древнерусская поэма Покаянны на осмь гласов // Československá Rusistika. Praha, 1970. № 5. С. 193–197; Бражников М. В. Новый памятник знаменного распева. Л., 1967. С. 37–41; Сергеев В. Н. Духовный стих «Плач Адама» на иконе // ТОДРЛ. Л., 1971. Т. 26. С. 280–286; Копанев А. И. Список покаянного стиха XV в. // Рукописное наследие Древней Руси: По материалам Пушкинского Дома. Л., 1972. С. 249–253; Фролов С. В. Из истории древнерусской музыки: (ранний список стихов покаянных) // Культурное наследие Древней Руси. Л., 1976. С. 162–171: Владышевская Т. Ф. Покаянен Хитроглаголиво слово // ТОДРЛ. Л., 1977. Т. 32. С. 338–347; Кораблева К. Ю. Покаянные стихи как жанр древнерусского певческого искусства: Автореф. дис. ... канд. искусствов. М., 1979; Савельева О. В. Структурные особенности краткой и пространной редакций «Плача Адама» // Исследования по истории общественного сознания эпохи феодализма в России. Новосибирск, 1984. С. 152– 165; ПЛДР. Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 550–563.А. М. Панченко