ХРОНИКА.Термин этот употребляется в трех смыслах: как название для особого вида исторических сочинений, как обозначение чисто литературного жанра, наконец, как наименование особого отдела газет и журналов.
В последнем смысле своем хроника затрагивает область художественного слова не более, чем всякое иное словесное произведение: предметом описания в журнальной и газетной хронике бывают события сегодняшнего дня, как в области социально-политической, так и в других: в литературной, музыкальной, театральной, научной... Существует хроника мод, хроника спорта, хроника шахматной игры. В английских и французских журналах распространена хроника великосветской жизни. Главная цель подобной хроники — осведомление читателя. Творческое начало проявляется здесь в весьма малой степени, — темы и материал лишь выбираются составителем, но поставляются они реальной действительностью. Язык и стиль хроники весьма, побольшей части, трафаретны.
Связь между газетными хрониками и хрониками историческими — чисто терминологическая. Историческая хроника, хотя и не лежит еще всецело в области литературы, скрывает в себе уже значительную долю элементов, имеющих обще-литературное значение.
Примером исторических хроник могут быть хроники Византии и средневекового Запада.
Византийская хроника есть повествование о прошлой жизни человечества, начиная с самых отдаленных времен и кончая современными хронисту событиями. Рассказ касается не истории одного только народа, но затрагивает события из истории вселенной.
Особенности в построении исторической хроники зависят от трех основных факторов: 1) от особенностей авторов, 2) от особенностей читателя, для которого предназначалась хроника, 3) от особенностей литературно-традиционного материала.
Авторами византийских хроник были монахи. Отсюда церковно-морализующая тенденция этих произведений.
Но, вместе с тем, одного материала, интересного с точки зрения поучительной, было недостаточно, если принять во внимание, что хроники назначались для широкого круга читателей, для простого народа. Авторы поэтому стремились дать побольше занимательного материала, беря его частью из библии, частью из античной мифологии.
Эта раздвоенность традиции влекла за собой и раздвоенность стиля. Герои древней Греции оставались и у христианских хронографов на своих местах, но к их деяниям присоединялись толкования религиозно-христианского характера, совершенно чуждые духу античной мифологии.
Действие указанных трех факторов — в самом языке византийских хроник. Особенно ощутимо здесь влияние второго: книга, предназначенная для народа, естественно должна была и в языке своем приближаться к живой народной речи. В этом одно из основных отличий византийской хроники от стиля современной ей научной историографии.
Что касается творческой роли автора, то она сказывалась, главным образом, в изложении материала, а не в его подборе. Большинство хронографов только повторяют своих предшественников. Иные хроники — целиком компиляция. Некоторые — сплошной плагиат.
Образчиком византийских хроник могут служить хроники Иоанна Малалы и Георгия Амартолы. Обе они пользовались популярностью в древней Руси, распространившись там в славянском переводе и воздействуя на местную хронографическую литературу.
Наряду с вульгарной византийской хроникой существовала и хроника более высокого научного и литературного достоинства. Представителем ее может быть назван Гезихий Милетский (VI в.).
Общий свод византийских хроник был сделан при Людовике XIV, по его распоряжению: это так называемый corpus.
Тот же жанр хроники существовал в средние века и на Западе, культивируясь, как это и подобает подобного рода произведениям, среди монахов, в монастырях. В сравнении со своим прототипом зап.-европейская хроника дает мало отличительных особенностей: так же легендарен и двойствен ее материал, так же некритично к нему отношение, так же сильна религиозно-поучительная тенденция. Лишь авторы приспособляют свой рассказ не к Византии, а к своей родине: так, Григорий Турский пишет: Historia ecclesiastica francorum. Впрочем, различие здесь не столь уже существенно, ибо основной материал из всемирной истории остается приблизительно тот же. В той части, где хроника говорит о близкой автору эпохе, к событиям исторической жизни постоянно примешиваются факты совершенно фантастические: здесь мы встретим и легенды, рассказывающие о святых, и описание знамений... Все это связано хронологически с данной исторической эпохой, но по существу не представляет собой ничего нового. Язык подобных хроник, как язык всей почти монастырской тогдашней литературы — вульгарно-латинский.
В связи с особенностями монастырского быта на Западе, хроники отличаются крайней тенденциозностью не только обще-церковного, но и личного характера. Нередко тайной причиной того или иного изображения событий служили богатые вклады, сделанные участником событий в монастырь, где составлялась хроника.
Позже хроника приобретает на Западе более светский характер, изменяет и латинскому языку.
Наиболее яркие примеры светской хроники — описание 4-го Крестового похода, данное Вильардуэном, и хроника Жуанвиля, посвященная личности Людовика Святого. Эти хроники уже очень сильно отображают личность своих авторов. Более эластичной делается самая форма: так, хроника Вильардуэна дана в форме дневника, довольно беспорядочных записей, хроника Жуанвиля в форме воспоминаний, проникнутых лиризмом.
Если средневековые западные хроники и не являют вполне достоверного исторического материала, то, во всяком случае, они давали много интересных сюжетов, получавших нередко художественную обработку. Пример таких обработок — драматические хроники Шекспира, в основе которых лежит историческая хроника. Почти не отступая от фантастической основы своего источника, Шекспир проявляет свое творческое отношение к ней лишь в языке, в сценической компановке событий и в обрисовке характеров.
Наконец, к третьему жанру, определяемому тем же термином, «хроника» должны быть отнесены произведения, подобные «Семейной хронике» Аксакова. Материалом для них служит сама жизнь, вымыслу нет места совершенно, художественная же воля автора сказывается в стиле, в языке и проч. Так, события из Аксаковской хроники не оставляют сомнений в своей полной реальной достоверности, автор, казалось бы, рабски следует в рассказе своем одной лишь жизни. Между тем, это подлинное художественное произведение: решающую роль здесь приобретает характер изображения в обрисовке типов, а также психологическая мотивация поступков.