«ТАТ́́АРСКИЙ» ЯЗ́́ЫК Лермонтова. В кон. ноября — нач. окт. 1837 Л. писал С. А. Раевскому из Тифлиса: «Начал учиться по-татарски, язык, который здесь, и вообще в Азии, необходим, как французский в Европе, — да жаль, теперь не доучусь, а впоследствии могло бы пригодиться» (VI, 441). В те годы «татарами» называли на Кавказе всех мусульман, а под «татарским» языком понимали, помимо собственно татарского, все тюрк. языки Кавказа — азербайджанский, ногайский, кумыкский, карачаево-балкарский. Л., по-видимому, понимал «татарский» язык еще шире или, во всяком случае, имел преувеличенное представление о его распространении. Так, в повести «Бэла» черкес Казбич то и дело употребляет «татарские» слова («йок, не хочу», «Нет! Урус яман, яман!»); Максим Максимыч рассказывает, что «не один кабардинец», умильно поглядывая на его лошадь, приговаривал: «якши тхе, чек якши»; здесь только слово тхе (лошадь) — кабардинское, остальное — тюркизмы; наконец, Печорин полагает, что нанятая им духанщица, поскольку она «знает по-татарски», сумеет договориться с Бэлой (черкешенкой). Между тем ни черкесский, ни кабардинский не принадлежат к группе тюрк. языков.По предположению И. Андроникова и М. Рафили, Л., говоря о своих занятиях «татарским» языком, имел в виду азерб. яз., к-рый он изучал в Тифлисе; возможно, что ему помогал Мирза Фатали Ахундов — азерб. поэт-просветитель, автор поэмы на смерть Пушкина. Ахундов («ученый татар Али» — не исключено, что эта запись Л. относится к нему) с 1834 жил в Тифлисе и состоял переводчиком с вост. языков при канцелярии главноуправляющего на Кавказе барона Розена.Слова Л. «жаль, теперь не доучусь...» объясняются тем, что ему предстояло покинуть Тифлис (11 окт. 1837 он был переведен в л.-гв. Гродненский гусарский полк).Степень владения Л. «татарским» языком едва ли выходила за рамки понимания общеупотребит. бытовой лексики, но для его худож. задач — создания местного колорита, речевых характеристик — этого было достаточно. Помимо повести «Бэла», Л. широко использовал тюркизмы в «турецкой сказке» «Ашик-Кериб» (ага, ана, бек, паша), включая тюркские заимствования из арабского (аллах, ашик, мауля, селям алейкюм) и персидского (караван-сарай, намаз) языков. В числе используемых Л. тюркизмов встречаются также слова, относящиеся к глубинным слоям тюркской лексики, редко употребляемой при создании восточного колорита: чауш (слуга, страж), чапра (занавес), шинди гёрурсез (скоро узнаете). Тюрк. лексика, хотя и в измененном виде, представлена и в четверостишии «Лилейной рукой поправляя»: капгар (жгучий брюнет) и туксус (безбородый юноша).Л., с его острым поэтич. восприятием звуковой стороны языка, с удовольствием вслушивался в «татарскую» речь: в стих. «Валерик», описывая сидящих кружком «татар», он замечает: «Люблю я цвет их желтых лиц.../ Их темный и лукавый взор / И их гортанный разговор».
Лит.: Михайлов М. С., К вопросу о занятиях М. Ю. Л. «татарским» языком, в кн.: Тюркологич. сборник, 1, М. — Л., 1951, с. 127—35; Бигаев Р. И., Вост. лексич. заимствования в языке Пушкина, Лермонтова и Л. Толстого, «Уч. зап. Ташкентского пед. и учительского ин-та им. Низами». «Серия общ. наук», 1947, в. 1, с. 69—80.
Л. А-нЛермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва "Сов. Энцикл."; Гл. ред. Мануйлов В. А., Редкол.: Андроников И. Л., Базанов В. Г., Бушмин А. С., Вацуро В. Э., Жданов В. В., Храпченко М. Б. — М.: Сов. Энцикл., 1981