Некий Плаписсон, усердный посетитель парижских салонов, возмущенный до глубины души содержанием пьесы, сидя на сцене, при каждой остроте или трюке обращал багровое от злобы лицо к партеру и кричал: «Смейся же, партер! Смейся!» (Булгаков 5). A certain Monsieur Plapisson, а faithful habitue of Paris salons, who had a stage seat, was outraged by the play to the depths of his soul. At every witticism or stunt, he turned his apoplectic face to the parterre, shouting furiously, "Laugh, parterre! Go on, laugh!" (5a).
Справедливости ради должен сказать, что и меня дразнили, хотя, правда, и очень редко, но зато оскорбляли до глубины души (Кузнецов 1). In fairness I have to say that I used also to be teased, not very often, it's true, but it deeply offended me (1b).