История ада
Средневековые представления о мире ином разительно отличаются от античных представлений об Аиде Или Тартаре. Не менее существенно расходились они и с древ-негерманскими и скандинавскими верованиями о загробном мире (Хель - мрачная обитель умерших, и Вальхалла - чертоги Одина, в которые он собирал павших в бою героев, готовых в будущем принять участие под его водительством в битве против сил зла). В христианской религии (воспринявшей элементы древнеиудейского ветхозаветного учения) утверждается идея П.его М.а как места, где души умерших получат награды или наказания за прожитую жизнь. Переход душ и человека после смерти в П.ий М. связан со Страшным судом над ней. В П.ем М.е христианства царит вечность, а не время, и тем не менее у него есть своя история. Сдвиги в представлениях средневековых людей о П.ем М.е были обусловлены переменами в религиозной жизни и культуре.
О средневековом восприятии П.его М.а принято судить преимущественно по «Божественной комедии». Данте рисует грандиозную картину тройственно устроенного мира иного, замкнутые и пропорциональные части которого — ад, чистилище и рай - четко очерчены и внутренне расчленены. Древнеримский поэт Вергилий проводит флорентийца по аду и чистилищу, а на пороге рая Данте встречает его рано умершая возлюбленная Беатриче — воплощение небесной чистоты и любви. Поэт развертывает впечатляющие сцены мучений грешников и блаженства божьих избранников; эти фигуры жизненно правдивы и убедительны. Однако построение Данте — плод фантазии ученого и поэта, вольно распоряжающегося своими богословскими познаниями. Впитав в себя квинтэссенцию современной ему теологии, он создает насквозь субъективную картину П.его М.а. Встречая Данте на улицах Флоренции, его сограждане вглядывались в лицо поэта, желая увидеть следы адского пламени: ведь он живьем побывал в аду! Обитатели ада, повстречавшись с Данте, сразу распознавали в нем чужака; в противоположность им он отбрасывал тень. Его душа не расставалась с телом, тогда как, согласно христианской религии, путь на тот свет был открыт только для тех, кто умер.К тому же, он был допущен не только в ад и чистилище, но и в рай, и прошел его вплоть до райской Розы.
Мало этого, интерпретация пространства П.его М.а в «Божественной комедии» тоже необычна для средневековья. Если обратиться к многочисленным рассказам о посещениях П.его М.а душами временно умерших, то пространство ада (infernum), по которому они блуждали в своих видениях (visiones), записанных в VI—XIII вв., предстанет перед нами в совершенно ином виде. Это пространство не гомогенно, не организовано в единое целое, оно как бы «лоскутно», состоит из разрозненных «мест», и душа визионера перемещается из одного «места» в другое по пути, который никак не обозначен. Это пространство мифа и героического эпоса, галлюцинации и сна, бесформенное и трудно предста-вимое. Визионер лишен возможности охватить его целиком, ибо единство ему явно не присуще. Топография П.его М.а видений совершенно не ясна. Посетитель П.его М.а странствует по аду и чистилищу, но не допускается в рай (paradis): он останавливается пред окружающей рай стеною, из-за которой доносятся ангельские песнопения; он созерцает лучезарное сияние и обоняет ароматы райского сада, но проникнуть в него ему не дано. Рай вообще неописуем человеческими словами. Он доступен одним только божьим избранникам, святым. Поэтому авторы видений сосредоточивают свое внимание преимущественно на аде, тем более, что именно он, согласно средневековым верованиям, уготован большинству умерших. В одном видении некий визионер узрел два пути, ведущие в П.ий М.: по одному пути шествовали души убитого в тот день архиепископа Кентерберийского Фомы Бекета и двух других святых, и этот путь вел в рай; другой путь был буквально забит толпами осужденных грешников, направлявшихся в ад.
В противоположность раю, места мучений осужденных грешников темны и хаотичны. В них царит мрак, кое-где освещаемый адским пламенем. В нем суетятся бесы, неустанно и безжалостно истязающие свои жертвы. Главная мука грешников, наряду с тем, что они лишены возможности лицезреть Господа, заключается в контрасте огня и льда, невыносимого жара и столь же нестерпимого холода, которым они попеременно подвергаются. Сцены адских мук, описываемые в видениях, наглядно изображены в картинах Иеронима Босха и Питера Брейгеля Старшего.
Разительные противоречия между образом П.его М.а, который переходит из одного видения в другое, и картиной царства мертвых, созданной Данте, - это противоречия между фольклорной, народной культурной традицией, с одной стороны, и культурной традицией образованных, с другой. Среди визионеров, рассказы которых записаны в visiones, преобладали люди простые - крестьяне и крестьянки, рыцари, рядовые монахи и священники. Их мистический опыт питался как богословием, так и фольклором. В записях видений этот опыт лишен фольклорной непосредственности; он уже прошел, в той или иной мере, «редактирование» и цензуру церковного автора. Рассказ о видении английского крестьянина Турчилла (нач. XIII в.) открывается сообщением о том, как этот «неотесанный простец», душа которого возвратилась в тело после странствий по П.е-му М.у, не в состоянии был связно и последовательно поведать окружающим о пережитом в обители мертвых; но после бесед с приходским священником повествование Турчилла сделалось более вразумительным, т.е. отвечающим канонам жанра. Монах из Мон-те-Кассино, ознакомившись с записью видения, которое он имел в детстве, выразил протест: настоятель монастыря, записавший это его видение, весьма вольно обошелся с его признаниями. На страницах видений народная фантазия и религиозно-мистические откровения встречаются с элементами богословского учения, сплавляясь с ним подобно тому, как это происходило в скульптурных сценах Страшного суда на западных порталах романских и готических соборов. Иногда в средневековой литературе можно встретить противоположные высказывания. Так, герой «Окассена и Николет» заявляет, что предпочитает ад раю: ведь в раю царят благостные скука и монотонность, тогда как в аду он надеется повстречать галантных и доблестных рыцарей и прелестных дам. Но эти шутливые заявления едва ли можно принимать всерьез, и они не могли отменить того неизбывного ужаса перед вечными муками, которые, как тогда верили, ожидают подавляющее большинство грешников. Согласно апокрифу, Христос посетил ад и вывел из него часть жертв дьявола, однако эта легенда получила большее признание в православии, нежели в католицизме.
«История ада» отнюдь не завершается теми преобразованиями, которые привнесла в нее «Божественная комедия». В последний период средневековья ад утрачивает свою расплывчатость и приобретает новые черты. Если раньше верили в то, что ад находится непосредственно под поверхностью земли, например, в жерлах вулканов, то теперь точно вычисляется число миллионов миль, отделяющих геенну от мира живых. Считают возможным определить размеры ада. Ряд авторов мыслят себе его в виде куба, со стороной в одну милю. Полагают, что в этом пространстве могут уместиться тела «тысяч миллионов» людей, существовавших от сотворения мира и вплоть до Страшного суда. Эти бесчисленные трупы будут плотно спрессованы, «подобно сардинам в бочке», и главное мучение навеки осужденных грешников заключается уже не в пытках, которым их некогда подвергали бесы (нечистая сила как бы уходит на задний план или вообще игнорируется), — сами осужденные выступают мучителями друг друга. Адские муки заключаются в том, что грешники, лишенные возможности лицезреть Господа, обречены на вечные терзания слуха, зрения, обоняния и осязательных ощущений. Этот мотив не нов, мы встречаем его уже в «Светильнике» (Elucidarium) Гонория Августодунского (нач. XII в.), но в XVI—XVII вв. он приобретает новый смысл. Невыносимые миазмы зловонных отравленных потоков, адский шум и скрежет зубовный, непроглядная абсолютная тьма дополняются непрекращающимся теснейшим соприкосновением вечно разлагающихся и смердящих тел. Еще на картине Иерони-ма Босха можно видеть птицеподобное адское чудище, которое непрестанно поглощает грешников и извергает их через задний проход с тем, чтобы эта мука тотчас же возобновилась (сцена, наглядно иллюстрирующая один из мотивов «Видения Тнугдала»). Теперь же, на заре Нового времени, весь ад целиком преобразуется фантазией проповедников и других авторов в чудовищную клоаку.
Возможно, мысль П.Кампорезы отом, что этот образ был навеян созерцанием городских кожевенных, салоперерабатывающих и других предприятий, сточных канав и отхожих мест, не лишена оснований, но, думается, дело не только в этом. BXVI-XVIIBB. в аристократической и бюргерской среде начинает развиваться феномен, сделавшийся впоследствии известным под названием privacy, описанный Н.Элиасом как стремление индивида обособить себя, свою личность, уединиться; возрастает индивидуальное самосознание, границы между индивидами и их телами делаются более ощутимыми и осознанными. По-видимому, ад мыслится теперь как противоположность privacy, как абсолютное отрицание всякой возможности для индивида остаться наедине с самим собой, избежать физических контактов с другими телами. «Ад - это другие» (Ж.-П.Сартр).
Души в П.ем М.е лишены земных человеческих чувств: пребывающие в раю родители, дети и иные родственники радуются, созерцая муки своих ближних, брошенных в геенну огненную, а страдания последних еще более усугубляются при виде небесных радостей, которыми наслаждаются божьи избранники. Этот мотив тоже восходит к средневековью, но и он приобретает новый смысл в процессе возрастающей индивидуализации личности. Авторы Нового времени утверждают, что и сам Господь радуется мукам грешников в аду: в проповеди этого периода Бог утрачивает милосердие и любовь, приобретая черты гневного и безжалостного Судии.
В то же время возникает новый взгляд на локализацию ада. Прежде религиозная фантазия низводила его в глубины Земли. В нач. XVIII в. была высказана идея о том, что ад не может находиться в недрах нашей планеты, так как там не хватило бы ни топлива, ни кислорода для поддержания огня, потребного для поджаривания «тысяч миллионов» грешников (взгляд, логичный в свете пробивающего себе дорогу естественно-научного подхода). Поэтому, заключают теологи и проповедники, ад расположен... на Солнце, а кометы суть не что иное, как средства транспортировки грешников.
Затем ад и рай (они взаимно соотнесены и немыслимы один без другого) начинают утрачивать былое значение в системе религиозных представлений, чему отчасти способствовал протестантизм, выдвигающий на первый план внутреннее душевное сокрушение грешника.
«Рождение чистилища»
Но возвратимся к собственно средневековью. Одной из предпосылок новой и оригинальной интерпретации П.его М.а у Данте было глубокое преобразование его топографии, произошедшее незадолго до сочинения «Божественной комедии». В раннее средневековье он делился на ад и рай. С кон. XII — нач. XIII вв. эта дихотомическая структура сменяется структурой троичной: между адом и раем появляется чистилище, особое место, где души умерших очищаются от грехов и приуготовляются ко вступлению в рай. В отличие от ада и рая, чистилище расположено не в вечности, а во времени; вместе с ним оно и завершит свое существование. В чистилище души грешников испытывают те же муки, что и в аду, но страдания ведут к очищению душ, открывая им возможность перехода в рай.
Догмат о чистилище был принят папством веер. XIII в. и послужил одним из поводов для раскола между католической и православной церквями (православная церковь учение о чистилище отвергает). Как объяснить эту революцию в понимании структуры П.его М.а католиками? Ж. Ле Гофф рассматривает вопрос о «рождении чистилища» в широком социально-культурном контексте. Накопление новых знаний, более глубокое освоение времени и пространства, возникновение «арифметической ментальности» в среде городского населения, рост денежного обращения в период зрелого средневековья приводили к перестройке взглядов на мир у части городского населения и связанных с ним теологов. Термин purgatorium (чистилище) впервые появляется в трудах парижских богословов в 70-х или 80-х гг. XII в. Таким образом, по мысли Ле Гоффа, перемены в концепции П.его М.а были в конечном счете обусловлены развитием городов и ростом самосознания городского населения. Ле Гофф, в частности, подчеркивает потребность в идее чистилища у купцов и особенно ростовщиков, профессия которых до этого безоговорочно осуждалась церковью как греховная и безусловно влекущая за собой вечное проклятие. Теперь же, по его мнению, у денежных людей возникает некоторая надежда на спасение.
Однако это объяснение появления чистилища на карте П.его М.а встречается с некоторыми трудностями. Во-первых, проклятья продолжали изливаться на головы ростовщиков с не меньшей интенсивностью и в последующие столетия: церковь оставалась непримиримой в этом.отношении. Во-вторых, хотя существительное purgatorium действительно, по-видимому, появляется впервые лишь в текстах кон. XII в., выражение ignis purgatorius («очистительный огонь») - более древнее. В видениях раннего средневековья встречаются упоминания таких частей ада, которые, в сущности, выполняли функции чистилища. Следовательно, его «предчувствие» существовало в религиозном сознании задолго до того, как теологи решились сформулировать учение о чистилище. (Как показал А. Бернстейн, уже в ветхозаветной литературе геенна огненная включала в себя такие области, которые можно было бы истолковать как своего рода чистилище). То был еще смутный образ чистилища как места, в котором грешнику оставлялась какая-то надежда на конечное спасение. Но в таком случае нет оснований связывать оформление новой концепции П.его М.а с укреплением городского мировоззрения. Перемены в религиозных представлениях едва ли правомерно напрямую выводить из сдвигов в социальной жизни; эти перемены скорее обусловливались развитием ментальностей, в данном случае - надежд и страхов, владевших массами верующих. Тем не менее между смутным образом места в аду, в котором душа грешника может очиститься, с одной стороны, и четко формулируемым доктри-нальным тезисом о чистилище как самостоятельном регионе П.его М.а, с другой, - огромное различие. Церкви, по-видимому, пришлось после многовековых колебаний пойти навстречу чаяниям верующих. Эта революция в интерпретации мира иного имела огромные последствия. Принятие догмата о чистилище открывало перед церковью и верующими многообразные возможности для воздействия на участь душ умерших. Заупокойные мессы и молитвы, подчас нагнетаемые в огромных количествах, приобретение индульгенций, помощь бедным - заступникам перед Господом и другие «добрые дела» могли сократить срок пребывания души грешника в чистилище и открыть ему врата рая.
Двумирность
Распространено мнение о двумирности средневекового сознания: мир живых противостоит миру мертвых. Первый подчиняется течению времени, второй принадлежит вечности. Земная социальная иерархия отрицается в П.ем М.е или выступает в перевернутом виде. «Светильник» Гонория Августодун-ского утверждает, что спасутся от божьей кары преимущественно крестьяне, добывающие хлеб насущный в поте лица своего, тогда как рыцари, творящие разбой, и купцы и ремесленники, которые прибегают к обману, осуждены на погибель. Скульптурные рельефы со сценами Страшного суда изображают королей, епископов и ростовщиков, увлекаемых демонами в ад. Благоденствующие на земле погибнут в П.ем М.е, простецы же сохраняют шансы на спасение. Загробный мир кажется вывернутым наизнанку миром земным.
Вместе с тем социальное устройство общества уподобляется небесной иерархии. В толковании некоторых церковных авторов средневековья, девяти хорам ангельским, как они были обрисованы в трактате Псевдо-Дионисия Ареопагита (ок. 500 г.), соответствуют сословия и профессиональные группы человеческого общества.
В видениях П.его M.a различия между вечностью и временем подчас замутнены, так что и на том свете сохраняется церковное время. Умершие подчас продолжают вести себя подобно живым. Два соседа-крестьянина, повествует exemplum, долго враждовавшие между собой при жизни, умерли одновременно и оказались в одной могиле, где их тела продолжали непрерывно пинать и колотить друг друга. Земные страсти не оставляют многих обитателей П.его М.а, с которыми повстречался Данте.
Между обоими мирами, по тогдашним верованиям, при всей их противоположности, существовало постоянное интенсивное общение. Из П.его М.а могла поступать корреспонденция. Самозванные пророки и сектанты нередко утверждали, будто обладают письмами, упавшими с неба. Священники одного диоцеза, гласила молва, получили послание от чертей, которые благодарили их за то, что вследствие их «забот» о душах прихожан те оказались в аду.
Как мы видели, отдельные лица, умирая лишь на короткий срок, попадали в П.ий М. и странствовали в его пределах. Но имело место и движение в обратном направлении: покойники на время возвращались в мир живых для улаживания своих дел, либо с тем, чтобы известить близких о собственной участи в П.ем М.е. Мысль о возвращающихся мертвецах существовала и в дохристианскую и в христианскую эпохи. В исландской «Саге о людях с Песчаного Берега» содержится рассказ о том, как покойники, вернувшись в свой дом, тревожили его обитателей, причиняли им всяческие неприятности и даже вызывали смерть некоторых из них. Жителям хутора пришлось созвать судебное собрание и вчинить «живым мертвецам» иск по всей форме. Судебным решением «живые мертвецы» были обязаны оставить усадьбу; покидая ее, они выражали свое неудовольствие, облекая его в аллитерированные формулы. После их изгнания христианский священник освятил оскверненный ими дом. Мертвец, согласно средневековым представлениям, мог быть субъектом права, стороной в судебном процессе, и ему вчиняли иск как живому. Лица, умершие «дурной смертью» (казненные, самоубийцы), считались опасными для живых; их надлежало перезахоронить или расчленить их трупы, с тем чтобы предотвратить их вредоносное воздействие. По народным поверьям, распространенным в Южной Франции в нач. XIV в., души или двойники умерших, прежде чем окончательно удалиться в П.ий М., подолгу бродят вокруг деревни. На протяжении длительного периода кладбища располагались внутри населенных пунктов, и эта близость мертвых и живых воспринималась как нечто естественное. Среди могил занимались торговлей, кладбища были местами народных сборищ. Человек принадлежал к своему церковному приходу как при жизни, так и после смерти, и поэтому погребение старались осуществить в той местности, где покойный проживал.
С внедрением понятия чистилища общение между обоими мирами еще более интенсифицировалось. Умножение числа заупокойных месс (за душу умершего аристократа или богатого горожанина во многих случаях до нескольких тысяч) могло способствовать извлечению грешника из чистилища, а раздача богатств облегчала участь души усопшего. Распространяется торговля индульгенциями. Живые как бы обрели возможность воздействовать на П.ий М. Средневековое христианство концентрировалось на культе мертвых. Огромные материальные средства и духовные усилия направлялись на поддержание коммуникаций с загробным миром. В центре внимания христианина была забота о спасении души, иными словами, забота о мире ином.
Двумирность средневекового сознания представляется относительной; с не меньшим основанием можно говорить о противоречивом единстве двойственно расчлененного средневекового мира.
Литература: Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1993; Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981; он же. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М., 1990; Base he t J .Les justices de l'Au-delà. Les représentations de l'Enfer en France et en Italie (XIIe-XVe siècles). Roma, 1993; Веrnstein A. E. Thinking about Hell // The Wilson Quarterly. Vol. 10, № 3, 1986; Idem. The Formation of Hell. Death and Retribution in the Ancient and Early Christian Worlds. L., 1993; Camporesi P. The Fear of Hell. Images of Damnation and Salvation in Early Modern Europe. Cambridge, 1990; Dinzelbacher P. Vision und Visionsliteratur im Mittelalter. Stuttgart, 1981; Le Goff J. La naissance du Purgatoire. P., 1981.
А. Я. Гуревич