Значение слова "СЕМЕЙСТВО ЯСТРЕБИНЫЕ" найдено в 2 источниках
СЕМЕЙСТВО ЯСТРЕБИНЫЕ
найдено в "Жизни животных"
Птицы, принадлежащие к этому семейству, характеризуются совершенно оперенными плюснами, достигающими длины среднего пальца, кругловатыми или яйцевидными, почти вертикально расположенными в восковице ноздрями и хвостом, равным половине длине крыла. Они распространены по всем частям света, за исключением Южной Америки.
Самый крупный и самый сильный из семейства ястребиных - беркут (Aquila chrysaetus). Это наиболее креп ко сложенная птица из всех ближайших родичей, ловчая птица среднеазиатских кочевых наездников, герой различных сказаний, оригинал для гербов, эмблема силы и могущества. Длина беркута достигает 80-95 см, размах его крыльев 2 м и более, длина крыльев 58-64 см, хвоста 31-36 см. Первые измерения соответствуют величине самцов, вторые - более крупных самок. У старой птицы затылок, исключая заднюю часть шеи, ржаво-буро-желтый, все остальное оперение белое, на конце весьма равномерного темно-бурого цвета; хвост белый, покрыт черными пятнами или перевязями, на конце черный. Штаны бурые, нижние кроющие перья хвоста белые. В молодом оперении, которое повсюду светлее, светло-бурый цвет распространен до темени и боков шеи; крылья снабжены большим белым зеркалом; хвост серо-белый; штаны очень светлые, часто тоже белые. Вышесказанное относится к наиболее часто встречающейся окраске, и необходимо добавить, что оперение этих орлов необыкновенно склонно к вариациям в цвете.
Беркут живет в высоких горных поясах и чрезвычайно обширных лесах Европы и Азии, но при случае, по Гейглину, долетает до северо-восточной Африки. Этот орел распространен по южной Европе, северной Африке, Скандинавии, по всей России, где она покрыта лесами или скалами, от Урала до Китая и от лесного пояса Сибири до Гималайских гор, по Малой Азии, северной Персии. В западной Европе, во Франции и Бельгии он встречается гораздо реже, чем на востоке и юге; в Великобритании появляется лишь как кочевая птица*; в Швейцарии он, правда, не совсем редок, однако и не часто встречается.
На юге России представляет собою обычное, а в горах Средней Азии ежедневное явление.
Не избегая крупных лесов, этот орел предпочитает селиться все-таки в высоких горах, охотнее всего на недоступных скалах. Раз избранной местности орлиная чета придерживается особенно настойчиво. Даже зимой не покидает ее, если находит достаточно дичи, за это время аккуратно посещает свое гнездо, словно желая заявить на него свои права. Одни только молодые орлы совершают перелеты или кочевки; они-то главным образом и попадают под выстрелы. Для достижения зрелости, в полном смысле этого слова, орлу нужно много, может быть, 6-10 лет и больше**.
До этого времени он летает по всему белому свету, пролетая, быть может, гораздо большие расстояния, чем мы думаем. Оседлым беркут становится лишь тогда, когда он спарится и задумает устроить собственное гнездо. Но и тогда район его жительства еще очень обширен, что вызвано значительными требованиями к пище этой птицы.
Беркуты, сообща промышляя добычу, сообща и съедают ее. Однако трапеза отнюдь не всегда проходит мирно. Лакомый кусочек способен породить ссору между самыми нежными супругами. Охота продолжается приблизительно до полудня; после этого хищники возвращаются к гнезду и выбирают себе укромный уголок для отдыха. Обыкновенно это случается тогда, когда лов был удачен. Беркут сидит тогда долгое время на одном месте с набитым зобом и растрепанным оперением, предаваясь отдыху и пищеварению, обращая, однако, внимание на свою безопасность. Отдохнув, беркут обыкновенно летит на водопой. Утверждают, что для него достаточно уже крови убитой им жертвы, однако каждый пленный орел доказывает противоположное. Он пьет много и, кроме того, нуждается в воде для купанья. При теплой погоде редкий день проходит, чтобы он не делал этого. Утолив жажду и вычистившись, беркут еще раз вылетает на добычу. К вечеру он обыкновенно забавляется, играя в воздухе; с наступлением сумерек осторожно, без малейшего крика, прилетает на место ночлега, которое выбирается птицами всегда с чрезвычайной осторожностью. Такова, в коротких словах, ежедневная жизнь этой птицы.
Только сидя и на лету беркут красив и величествен, походка же его беспомощна и неловка до смешного. Чтобы взлететь с ровной поверхности земли, он, ковыляя, сначала делает пробежку, потом медленно и мощно взмахивает крыльями. Достигнув известной высоты, парит часто целых четверть часа, не делая крыльями ни одного взмаха. На лету, подобно грифам, он распластывает свои крылья настолько, что концы отдельных маховых перьев уже не соприкасаются между собой, тогда как хвостовые перья всегда прикрывают друг друга.
Вид летящего беркута, благодаря ровно срезанному хвосту, представляет собою нечто столь своеобразное, что его никогда нельзя смешать с грифом. Кружащийся в далекой выси хищник, завидев добычу, сначала опускается по спиральной линии, чтобы лучше нацелиться; затем вдруг складывает свои крылья и со свистом стремглав несется на землю в косом направлении, выставив вперед когти прямо на намеченную добычу, и бьет ее обеими лапами. Если добыча не тяжела, он сейчас же вонзает в нее свои когти; если же последняя может нанести ему какой-либо вред, он никогда не забывает нанести ей удар лапой по голове, чтобы одновременно и ослепить, и обезоружить. Мой отец часто видел приемы охоты беркутов, которые и изложил в превосходном описании; поэтому я приведу это описание, хотя только в виде выдержек. "При схватывании добычи, - говорит отец, - он так сильно бьет когтями, что слышен звук удара и видно, как мощно сжимаются пальцы. Обыкновенно он схватывает так, что пальцы одной лапы вонзаются в голову... Когти другой ноги глубоко впились в грудь жертвы. Чтобы держаться в равновесии, беркут широко раскрыл крылья и вместе с хвостом пользовался ими как подпоркой. При этом глаза налились кровью и казались больше обыкновенного, все перья на теле прилегли плотно, клюв раскрыт, язык высунут. В нем была заметна не только чрезвычайная ярость, но и необычное напряжение силы. Жертвы очень скоро расстаются с жизнью под могучими когтями хищника, так как они не способны оказывать ему сопротивление".
Однако он нападает даже на острозубых лисиц. "Горе бедной кумушке Патрикеевне, - совершенно правильно рассказывает Гиртаннер, - у которой не удалась ночная охота и которая, желая промыслить что-нибудь на обед, крадется к беззаботно играющему выводку каменных куропаток, тогда как за ней ужо следит крутящаяся пара орлов! Горе, если, увлекшись охотой, лиса слишком сосредоточила свое внимание на намеченной добыче! Быстро прижав крылья к телу, с широко раскрытыми когтями, царь птиц стрелой и со свистом летит на нее. В то же мгновение он бьет неосторожную плутовку в оскаленную мордочку и таким образом делает безвредными ее острые зубы. Другой лапой он вцепляется в тело своей жертвы, наседает на нее всей силой, удерживаясь при этом в равновесии взмахами крыльев, и затем жестоко начинает разрывать свою жертву, прежде чем она расстанется с жизнью".
Сознание собственной силы увлекает беркута иногда до того, что он решается даже нападать на властителя земли. То, что он налетал на маленьких детей и, если мог, уносил их с собой, вовсе не принадлежит к числу басен*; известны даже факты, что он бросался на взрослых людей, не будучи вынужден к тому обороной или защитой своего гнезда.
По этому поводу Нордман рассказывает одну забавную историю. "Голодная и безумно смелая птица кинулась в середине села на большую пасшуюся свинью, громкие крики которой привлекли внимание поселян. Прибежавший крестьянин прогнал орла, который с большой неохотой оставил свою тяжелую добычу и, слетев с жирной спины свиньи, бросился на кота и с этой ношей уселся на заборе. Раненая свинья и окровавленный кот начали ужасный концерт. Крестьянину теперь хотелось освободить и кота, но он не решался подойти без всякого оружия к свирепой птице, почему и поспешил домой за заряженным ружьем. Но орел бросил кота, налетел на крестьянина и вцепился в него когтями; дуэт тогда превратился в трио: попавшийся врасплох крестьянин, жирная свинья и старый кот кричали вместе о помощи. Прибежали другие крестьяне, схватили орла руками и отнесли связанного злодея к одному моему приятелю".
Слишком долго перечислять здесь всех животных, за которыми орел охотится. Среди европейских птиц от него не страдают лишь хищные, ласточки и быстрокрылые певчие птицы, а из млекопитающих, не считая крупных хищников, только большие парно- и непарнокопытные. То, что он не отказывается от мелких животных, считается точно установленным на основании долговременных наблюдений. "Упоминаемое Плинием сказание, - замечает граф фон Мюле, - что Эсхил был убит черепахой, брошенной орлом на его плешивую голову, отнюдь не лишено достоверности. Очень часто случается, что беркут схватывает какую-нибудь наземную черепаху, поднимается с ней на воздух, роняет ее на скалу и повторяет это до тех пор, пока не расколотит ее, после чего он усаживается возле нее и принимается за еду".
Многие животные, которые находят защиту от орла, прячась от него, делаются все-таки его добычей, так как он охотится за ними так долго, что, утомленные, они предаются в его власть. Так, он до тех пор наводит ужас на водоплавающих птиц, ищущих спасения от него в нырянии, пока те от усталости более нырять не могут; тогда орел и хватает их без затруднения. Он не отказывается попользоваться и на чужой счет, допускает вместо себя поработать других хищников, например сапсанов, и заставляет их только что захваченную ими добычу отдать ему. Иногда даже он уносит убитую охотником дичь на глазах у него.
Пойманную, убитую или, по крайней мере, полузадушенную добычу орел, перед тем как есть, сначала поверхностно ощипывает; окончив это, он ест ее с головы. У более крупных птиц он оставляет только клюв. После головы съедает шею, затем уже остальное тело. Кишки не трогает, все же остальное, что только может разгрызть, съедает и переваривает. Так как он, подобно ястребам и благородным соколам, глотает только маленькие куски, то, чтобы съесть половину вороны, тратит около 20 минут. Ест он с большою осторожностью, время от времени озирается и прислушивается. При малейшем шуме сосредоточивается, долго всматривается в то место, откуда донесся шум, и только тогда принимается за еду вновь, когда все успокоится. После еды очень тщательно вычищает клюв. Волосы и шерсть, кажется, для него необходимы: они, по-видимому, нужны ему для прочищения желудка. После полного переваривания пищи шерсть сбивается в клубки, которые орел и отрыгивает в виде погадок, обыкновенно каждые 5-8 дней. Если не давать ему перьев и волос, он проглатывает сено и солому. Кости, охотно глотаемые им, совершенно перевариваются в его желудке.
Беркут начинает гнездиться рано, обыкновенно уже в середине или конце марта. Гнездо вьет в горах преимущественно в больших, сверху прикрытых нишах или на широких карнизах утесов; в обширных лесах он устраивает гнездо на верхушечных ветвях высочайших деревьев. Гнездо, устроенное на дереве, обыкновенно состоит из массивного фундамента из крепких сучьев, которые орел или подбирает с земли или срывает с деревьев, налетая с большой высоты прямо на сухие сучья и в то же мгновение схватывая их лапами. Более тонкие ветви служат наружной обкладкой, прутья и мох - внутренней подстилкой плоского гнездового ложа. Такое гнездо имеет в поперечнике 1,30-2 м с гнездовым ложем в 70-80 см, однако с годами, употребляемое в дело долгое время, оно растет если не в объеме, то в вышину, и поэтому представляет собой поистине массивную постройку. При устройстве гнезда в нише утеса орел меньше заботится о солидности основания. Правда, он и сюда обыкновенно натаскивает большие сучки для складывания из них нижней опоры, после чего продолжает верхнюю постройку вышеописанным же образом; при случае, впрочем, довольствуется более мелкими прутьями.
Яйца беркута сравнительно невелики, круглые, окружены грубой скорлупой и имеют беловатый или серовато-зеленый основной фон, неравномерно покрытый более крупными и более мелкими сероватыми и буроватыми пятнами и точками, часто сливающимися между собой. В гнезде находят 2-3 яйца, но редко более двух птенцов, часто же только одного. Самка насиживает яйца приблизительно пять недель.
Вылупившиеся из яиц птенцы, появляющиеся на свет обыкновенно уже в первых днях мая, бывают покрыты, как и у других хищных птиц, густым серовато-белым шерстистым пухом. Они растут довольно медленно и получают способность летать или немного ранее середины июля, или большею частью в конце этого месяца. Вначале они почти неподвижно сидят на своих плюснах, и о жизни их свидетельствует только изредка ворочающиеся головы. Позднее они временами приподнимаются, возятся много в своем оперении, так как вырастающие перья производят неприятный зуд, время от времени расправляют как бы обрубленные крылья и, двигая ими, делают некоторый намек на попытки летать. Наконец приподнимаются на пальцах, подбегают и отбегают от края гнезда, с любопытством смотрят в неизмеримую глубину или на виднеющихся в голубой выси родителей, пока не научатся вылетать из гнезда и прилетать к нему обратно. Оба родителя обращаются с птенцами с чрезвычайной нежностью. И в особенности орлица тщательно заботится об удовлетворении всех их нужд. Пока они еще малы, она почти не оставляет гнезда, садится на них, чтобы согреть. Вместе с самцом орлица натаскивает обильную добычу, чтобы птенцы не терпели в ней никакого недостатка. В самом раннем возрасте птенцы получают корм, предварительно размягченный в зобу матери; впоследствии она разрывает для них пойманную добычу. Наконец оба родителя начинают носить в гнездо цельную добычу и предоставляют птенцам есть, как они желают, чтобы постепенно приучить их к самостоятельности.
Пока детки маленькие, родители не улетают далеко от гнезда, по крайней мере, самки; напротив, позднее, в зависимости от успешного подрастания птенцов, они улетают на более долгое время и на более отдаленное расстояние; и, наконец, если они достаточно запасли пищи для своих птенцов, то часто пропадают на целый день. Насколько велико число жертв, нужных для поддержания жизни двух молодых орлят, видно из одного сообщения Бехштейна, по словам которого, около одного орлиного гнезда найдены были остатки 40 зайцев и 300 уток. Быть может цифры эти и преувеличены, но все же орлиная чета довольно-таки пагубно распоряжается среди окрестных животных, причем нужно понимать слово "окрестность" в обширном значении его; так, наблюдались случаи, когда орел таскал цапель из-за 20-30 километров. В одном гнезде, к которому 2 июля 1877 года был спущен на веревке охотник Рагг, лежали: еще не загнившая, на три четверти съеденная молодая серна, остатки одной лисы, сурка и не менее пяти зайцев.
Охота на орлов в большинстве случаев возможна только для хорошего ходока по горам и искусного стрелка. В большинстве же случаев орлы даже в ранней молодости, еще издали выказывают необыкновенную осторожность и пугливость. С возрастом недоверчивость орла настолько же увеличивается, насколько развивается в нем понятливость. Он также отличает безвредного человека от охотника, например, без всяких опасений занимается своим грабежом вблизи пастухов, но уже издали летит прочь от вооруженного человека, обыкновенно же относится недоверчиво ко всякому непривычному явлению, почему чаще всего вовремя удаляется от всякой угрожающей ему опасности.
Воспитанные смолоду орлы вскоре становятся ручными и доверчивыми; они так привыкают к хозяину, что скучают по нему, если его нет долгое время, встречают радостными криками, когда он возвращается, и никогда не делают ему вреда. Доверять им, однако, следует так же мало, как и другим хищным птицам. Особенно нужно остерегаться держать в узком помещении и без строгого призора нескольких орлят. У них еще не развито достаточно сообразительности, и они просто по одному только непониманию нападают друг на друга. Один из них после долгой битвы берет верх над другим и начинает совершенно невозмутимо есть побежденного. У старых птиц можно меньше опасаться таких инцидентов и, если помещение их достаточно обширно, к ним можно посадить и более мелких хищных птиц, ловкость которых спасала бы их в случае чего от хищнических наклонностей орлов.
В пище беркуты мало требовательны. Всякое мясо им но вкусу, а шерсть и перья, по крайней мере, не принадлежат к их необходимым потребностям. При всяких условиях жизни они требуют много чистой воды для питья вволю и еще, скорее, для купанья. Орлы очень чистоплотны, не терпят никакой грязи ни на своем оперении, ни на клюве, почему беспрестанно чистятся. При относительно удовлетворительном уходе они выживают в неволе много лет. "В Императорском дворце в Вене, - рассказывает Фитцингер, - по старому обычаю правителей дома Габсбургов несколько столетий подряд содержались в неволе живые орлы, пользовавшиеся самым заботливым уходом. Один прожил гам с 1615 по 1719 год*.
В Шенбрунне в 1809 году околел один орел того же вида, который провел в неволе почти полных 80 лет".
Паллас, а после него Эверсман первые сообщили нам, что башкиры и другие центральноазиатские народы употребляют беркутов для охоты. Во время нашего путешествия по Сибири и Туркестану я сам видел этих огромных ловчих птиц, а от киргизов, которые отдавали этим птицам особое предпочтение, узнал все нижеследующее о приемах этой охоты и дрессировки орлов. Все киргизские охотники, пользующиеся беркутами как ловчими птицами, вынимают их из гнезд возможно более юными и воспитывают с большою заботливостью. Молодой орел кормится на руке и из рук сокольничего, чтобы птица привыкла к нему с раннего детства; позднее, когда орленок еще совершенно не оперится, после каждой еды на голову ему заботливо надевают колпак. Какую-либо особенную дрессировку киргиз не считает нужной и скорее довольствуется приучением птицы к руке и призыву; наследственная привычка дополняет недостающее. Когда орел научится хорошо летать, охотник выезжает с ним в степь, чтобы его сначала натравливать на слабую дичь, именно на байбаков и сусликов. Тяжелая птица, сидящая на руке, одетой в толстую перчатку, скоро утомляет охотника, и он кладет руку на луку седла или на особую подставку, упирающуюся в стремя. Благодаря искусству киргизов пробираться верхом по самым плохим дорогам, верховой сокольничий взбирается всегда на какое-нибудь возвышенное место, откуда открывается большой кругозор. Так он, завидев подходящую дичь, снимает с головы птицы колпак и бросает ее в воздух. Вначале орел выказывает себя довольно неловким, но вскоре приобретает необходимую ловкость, чтобы настичь степного сурка прежде, чем тот достигнет своего жилища. Когда птица поймет свое назначение, ее начинают натравливать на лисиц. Последних охотники вспугивают из их нор, преследуют на лошади и стараются гнать так, чтобы они прошли поблизости от сокольничего, который в нужный момент и бросает им вслед ловчую птицу. Орел поднимается, описывает сначала один или два круга, затем по косому направлению несется на лису и вонзает свои когти в заднюю часть ее тела. Лиса сейчас же изворачивается, чтобы нанести противнику смертельный укус; однако беркут ловит момент и схватывает лису за морду, стараясь по возможности вонзить когти в глаза. Лиса и тут старается спасти свою шкуру и препятствует второму или третьему нападению орла, внезапно бросаясь вместе с орлом на землю и поворачиваясь на спину. Но в ту минуту, когда лиса хочет перевернуться, орел разжимает свои лапы, поднимается на воздух и снова как грозная туча несется над бедной плутовкой, готовый еще раз вонзить свои ужасные когти в голову животного. Такие нападения, сменяемые угрожающим полетом, утомляют лису скорее, чем можно было бы ожидать, и она, наконец, почти не оказывает сопротивления держащей ее птице. В это время подъезжают ободряющие орла ликующим гиканьем охотники и прекращают страдания лисы ловким ударом палицы.
Когда орел достаточно ознакомится с травлей лисиц, сокольничий начинает травить его на волков, которые, как и лисицы, предварительно выгоняются на чистое поле. Не всякий орел решается нападать на этого несравненно сильнейшего хищника, но ловчая птица, хорошо натасканная на лисиц, исполняет это отлично, хотя всегда с большою осторожностью; при этом орел поступает таким же образом, как при вышеописанной травле лисицы. Причинить серьезные повреждения, как это часто бывает с лисицами, волку орел не в состоянии; но едущие вслед охотники во время подобной охоты более чем когда-либо стараются подоспеть к птице вовремя, почему волка, схваченного орлом, обыкновенно можно считать погибшим.
Орла, который бьет страшного волка и без дальнейшей подготовки травит другую дичь, киргиз не продаст ни за какие деньги; ловчая птица, удовлетворяющая более скромным требованиям, в глазах такого охотника стоит двух-трех кобылиц. Одновременно с двумя орлами охотиться нельзя, так как они возбуждаются соревнованием, бросаются друг на друга и бьются не на живот, а на смерть.
Гораздо обыкновеннее применяется в дело орлиное оперение, нежели живой орел. Среди тирольцев и верхнебаварцев некоторые части орлиного оперения употребляются как дорогое украшение. Выше всего ценится так называемый орлиный пух - нижние кроющие перья хвоста, за которые охотно платят 4-10 марок; после него особенно ценятся когти. Очень часто носят на серебряных часовых цепочках клыки благородного оленя, клыки лисицы, когти ястреба или филина, но высшее украшение для такой цепочки орлиные когти. Особенное предпочтение отдается заднему когтю, меньше ценится передний коготь, наконец, дешевле всего слабый коготь самого маленького пальца. У китайцев голова и лапы беркутов служат врачебными амулетами, а маховые перья употребляются на веера и на оперение стрел. У бурят также высоко ценятся маховые и рулевые перья орлов, а монголы приносят их в жертву богам.
Весьма интересно, что среди индейцев Америки господствует то же воззрение. "Они охотно вынимают из гнезд, - говорит принц фон Вид, - взрослого орленка, которого выращивают, а потом пользуются его хвостовыми перьями, которые у них весьма высоко ценятся: одно перо продается за целый доллар. У всех индейских племен Северной Америки перья служат знаками их геройских подвигов, и у большинства такое перо означает одного убитого врага. Орлиное перо, выкрашенное киноварью в красный цвет и с укрепленными на его конце погремушками гремучей змеи, имеет в глазах индейцев большое значение, а именно: оно обозначает в высшей степени заслуженный подвиг в деле конокрадства. Далее индейцы украшают орлиными перьями свои перистые шапки, прикрепляя перья перпендикулярно в ряд на красную суконную тесьму; на верху же устраивается шапочка из мелких перьев. Когда такая шапка надета, красные тесьмы с гребневидными, перпендикулярно стоящими орлиными перьями ниспадают на спине до земли. Индейцы-манданы зовут это украшение, надеваемое в большие праздники, "махеси-акуб-нашка", причем его могут носить только отличившиеся бойцы; такое украшение к тому же и дорого, и обладатель его поменяется им только на лошадь. Я должен только заметить здесь, что на большинстве идеализированных картин художника Котлина. изображающих охоту на бизонов, индейцы нарисованы с подобными украшениями. Это совершенно неверно. Индеец, как на охоту, так и на войну, идет без всякого украшения; только талисман свой он никогда не забывает. Большие перистые гребни носятся, правда, известными предводителями в большом сражении или во время битвы, причем только в редких случаях, на охоте же никогда. Точно так же индейцы прикрепляют часто орлиные перья к своему оружию или же носят их в волосах; крылья же служат им веерами".
Другой крупный орел - могильник (Aquila heliаса) значительно менее беркута: длина его достигает только 80-86 см, размах крыльев 1,9-2,2 м, длина крыла 60-63, хвоста 27-29 см; таким образом, самка этого вида не вполне достигает размеров самца беркута.
Область распространения могильника очень обширна, она простирается от Венгрии до Китая. Этого орла правильнее назвать степной птицей, хотя он не избегает лесов на равнинах и в невысоких горах. Как в Европе, так и в Азии, он с наступлением зимы оставляет свое местопребывание, как и другие перелетные птицы, и снова появляется лишь тогда, когда земля освободится от снега, редко ранее последних чисел марта.
Область, в которой могильник живет во время вывода птенцов, может быть гораздо разнообразнее, чем у беркута. В степи, по моим наблюдениям, он селится, главным образом, в местах распространения сусликов, по крайней мере, во время нашего последнего путешествия по Сибири я всегда находил эту гордую птицу в большом числе лишь там, где было много сусликов. Поведение его совершенно отличается от поведения беркута в том отношении, что там, где он может рассчитывать на равнодушие жителей страны, а, быть может, видит и защиту с их стороны, он гнездится в непосредственной близости селений и даже в самих селениях.
Некоторые орнитологи утверждают, что могильник по благородству, мужеству и хищности заметно уступает беркуту; однако это воззрение может быть справедливо лишь отчасти. Принимая во внимание менее значительные размеры могильника, можно сказать, что он ведет себя более или менее сходно с беркутом. В посадке и в полете я не мог найти значительных различий между ним и его более крупным родичем. Совершенно верно, что он чаще охотится за более мелкой дичью, чем беркут, и я считаю вероятным, что в степях, где обыкновенный суслик доставляет ему столь обильную и удобную пищу, он редко нападает на животных, могущих защищаться, а может быть и никогда не нападает на них; но я вполне убежден, что, побуждаемый голодом, он станет действовать так же храбро, как и любой другой представитель того же семейства. Как показывают различные наблюдения, могильник охотится за всякой дичью, соразмерной его величине, которую он рассчитывает догнать и одолеть, от зайца или байбака до мыши и от полувзрослого павлина до воробья.
Большое гнездо могильника, похожее в главных чертах на гнездо беркута, устраивается на деревьях всюду, где они есть, безразлично, какой бы высоты они ни были, в степи, напротив, на земле, а в горах в нишах или на карнизе крутой скалы.
Вероятно, каждая пара могильников ежегодно выводит птенцов в одном и том же гнезде, по крайней мере, пока ее не тревожить. Замечают, что пара занимает гнездо тотчас по возвращении весной и храбро защищает его против всех птиц, которые хотят завладеть им или лишь приближаются к нему. В течение всего времени вывода птенцов самец, по словам Фармана, постоянно на страже, то делая красивые круги над гнездом, то сидя поблизости от него на соседнем дереве; он слетает при малейшем намеке на опасность и предостерегает самку грубым, каркающим криком, после чего последняя оставляет гнездо и начинает описывать круги вместе с самцом. Если приближается другой могильник или вообще хищная птица, то самец тотчас загораживает дорогу и бьется с ним не на жизнь, а на смерть.
Внимание Фармана было однажды привлечено громким карканьем и хриплым криком двух птиц этого вида, между которыми происходил один из таких серьезных поединков на высоте около 100 м над землей. Битва продолжалась, по крайней мере, минут 20. Она началась с того, что оба бойца описывали на известном расстоянии круги один вокруг другого; затем то один, то другой переходил к нападению, причем со всех сил бросался на противника. Тот очень ловко уклонялся от удара и нападал в свою очередь.
Могильник (Aquila heliaca)
Битва продолжалась, таким образом, долгое время. Затем орлы разлетелись на некоторое расстояние, один вдруг обернулся и снова с величайшей яростью бросился на ненавистного врага, который теперь с громким криком тоже пустил в дело свое оружие. Клюв, когти и крылья — все было в действии, оба орла двигались так быстро и сильно, что наблюдатель мог видеть лишь кружащуюся в воздухе, перепутанную массу перьев, не поддающуюся никакому описанию. Наконец, оба так крепко вцепились когтями друг в друга, что не могли более действовать крыльями и, кувыркаясь, сваливались метров на 30 или 40 вниз, после чего высвободили свои когти и снова разделились на короткое время. Этим окончилась первая схватка. Вторая началась таким же образом, как первая, причем время от времени одна из птиц делала притворное нападение на другую. Но скоро они переменили прием боя, и каждая старалась, описывая тесные круги вокруг другой, подняться выше противника; наконец, это действительно удалось одному из орлов, и он мог всею тяжестью устремиться вниз. Могильник, подвергшийся нападению, мгновенно перевернулся на спину и встретил врага вытянутыми вперед лапами. Оба снова вцепились друг в друга, кружась, спустились вниз более чем на 100 м и, почти достигнув земли, снова разъединились. Битва продолжалась с такой же яростью, пока одному из них не удалось, наконец, схватить своего храброго противника после сильного удара на высоте около 100 м над землей. Тот мужественно встретил врага, вонзил ему в тело когти, и теперь оба тяжело свалились на землю на расстоянии 10 м от наблюдателя. Фарман соскочил с лошади, чтобы поймать благородных бойцов, но они выпустили друг друга и улетели в разные стороны. Лужи крови на земле достаточно показывали, как серьезна была битва.
В первых числах апреля, в России на месяц позднее, кладка, состоящая из двух, самое большее из трех яиц, бывает обыкновенно закончена. Яйца, представляющие заметные различия по величине, форме и цвету, обыкновенно меньше, чем яйца беркута; они длиной 70-82 мм, толщиною 54-60 мм и на белом фоне разрисованы разбросанными по всему яйцу довольно частыми фиолетово-зелеными, бледными красными или светло-бурыми точками и пятнами, но могут быть и без пятен. Самке достается по обыкновению главная часть труда вывода птенцов; но и самец принимает в этом участие, чтобы дать своей подруге возможность принести себе добычу по собственному выбору. Иногда оба родителя одновременно оставляют гнездо на долгое время, хотя в нем еще яйца*.
Возвращаясь, они всегда приближаются к гнезду осторожно, не кружатся над ним, а быстро прилетают и, не останавливаясь, тотчас бросаются в гнездо. Птенцы, которые вылупливаются из яйца после высиживания, длящегося около месяца**, в Венгрии в первых числах мая, подобно родичам, одеты густым, белым пухом.
Выкармливаются обоими родителями так, как было описано выше относительно беркута, и становятся способными к лету приблизительно около половины июля, а в северной области распространения могильника соответственно позднее.
Могильники, вынутые из гнезда молодыми, становятся столь же ручными и их можно также дрессировать для охоты, но, как единогласно уверяют киргизы и монголы, они далеко не оказывают таких услуг, как беркут.
Из больших орлов в Германии более распространен малый подорлик (Aqitila pomarina). Он значительно меньше беркута и могильника. Длина его равна от 65 до 70 см, размах крыльев 168-185, длина крыла 48-52, а хвоста 24-26 см. Преобладающую окраску составляет очень равномерный слабо блестящий кофейно-бурый цвет, который весной и летом бледнеет до тусклого земляного бурого и на шее становится несколько светлее. Радужная оболочка глаз желтая с отдельными бурыми точками, а у самки золотисто-желтая с красными точками на нижней стороне глаза; восковица желтая; клюв на конце черный; неоперенные части ног желтые. Молодые птицы всегда заметно темнее старых.
В настоящее время достоверно известно, что малый подорлик населяет, кроме северной Германии, лишь Польшу, западную Россию, Венгрию, европейскую часть Турции и Грецию. Посещает во время перелета западную Германию, Францию, Швейцарию и Италию, может быть, и северо-восточную Африку, иной раз залетает также в Голландию, Великобританию и Швецию; но его совершенно нет уже в Испании.
Подорлик любит влажные и болотистые местности, а потому селится преимущественно в лесах по речным долинам и в лиственных лесах.
Малый подорлик (Aquila pomarina)
По своему нраву он не так привлекателен, как его родичи. Это самый робкий и безобидный из орлов, которых я знаю. Характер его смирный, гораздо более похож на характер сарыча, чем орла; уже его внешний вид, его взгляд выдают это. Сидя, он имеет неблагородный вид, на лету же выказывает себя настоящим орлом. Он тоже поднимается высоко в воздух и парит, особенно в хорошую погоду, по целым часам, описывая великолепные круги. Голос его далеко раздающийся крик. Хорошее настроение он выражает приятными звуками, которые Науман сравнивает с тихим звоном колокольчика.
Пища подорлика состоит из мелких позвоночных. У нас его любимую пищу составляют лягушки, а может быть и другие земноводные, пресмыкающиеся и мелкие грызуны. При всяких обстоятельствах лягушки остаются его главной пищей, и этим достаточно объясняется, почему он встречается чаще или реже или вовсе отсутствует в той или другой области. Гомейер нашел в его желудке также остатки щуки, из чего можно заключить, по крайней мере, то, что он ест рыб, когда может овладеть ими, мертвыми или живыми - этот вопрос я оставляю открытым. Гораздо чаще он охотится за пресмыкающимися: ящерицами, ужами, а может быть и гадюками. Птицей, приносящей вред высшим животным, он становится лишь к концу периода размножения. Его можно видеть сидящим на отдельно стоящих деревьях, на камнях или столбах и подстерегающим добычу. Заметив что-нибудь, он быстро спускается на землю и старается схватить замеченное животное. В случае нужды даже делает быстрые прыжки вслед за ним или быстро идет большими шагами, как ворона; насколько мне известно, так не поступает никакой другой орел. Бросается ли он на водяных птиц, как не раз утверждали, я не могу сказать; но я могу уверить, что и он отнимает у сапсана добычу. На падаль подорлик опускается очень охотно.
Малый подорлик больше держится леса и, как кажется, посещает безлесные местности лишь в том случае, если принужден к этому. В лесу он предпочитает определенные места; для устройства гнезда выбирает, как сообщил мне Гомейер, место поблизости от маленькой лесной поляны, чтобы по возможности беспрепятственно сквозь ветви слететь с гнезда. Если лес холмистый, то гнездо обыкновенно находится на высоте, но всегда расположено так, чтобы орел, слетев, мог скоро попасть на открытое место, не встречая препятствия со стороны чащи ветвей. Он редко гнездится в очень маленьких лесах и, напротив, очень охотно в рощах, окруженных со всех сторон лугами, так как здесь он может заниматься охотой самым удобным образом. Для гнезда он выбирает старые толстые деревья. Дубы и буки, по-видимому, предпочитает другим деревьям. Хвойными он довольствуется весьма редко; гораздо чаще можно найти гнездо на березе или ольхе. Сам он строит гнездо лишь в крайнем случае, а отыскивает себе подходящее гнездо сарыча или ястреба; охотно высиживает поочередно в двух гнездах, один год в одном, другой в другом. До кладки яиц всегда натаскивает в гнездо несколько хворостин, а во время вывода птенцов, подобно другим орлам, неизменно украшает гнездо зелеными ветвями для того, чтобы закрывать ими себя или птенцов или же чтобы иметь возможность держать гнездо в чистоте. Благодаря новым ветвям гнездо, в котором постоянно живут подорлики, вырастает с годами до значительной высоты. В первых числах мая, а в виде исключения уже в конце апреля, самка кладет в течение трех или четырех дней два яйца, из которых обыкновенно и состоит кладка. Одно яйцо можно найти в гнезде лишь в том случае, если данной паре помешали; три яйца принадлежат к числу величайших редкостей. Обе птицы принимают участие в высиживании, сидят на яйцах чрезвычайно усердно, необыкновенно любят свое потомство и редко выказывают страх при виде человека, если не подвергались ранее многократным преследованиям.
Спугнутый с гнезда высиживающий подорлик обыкновенно очень скоро возвращается назад. Если подходить к месту высиживания, то он медленно поднимается на гнезде и часто долго смотрит на человека, прежде чем решится слететь. Иногда он сидит так крепко, что оставляет гнездо лишь после того, как несколько раз захлопают в ладоши. Если же он слетает, то всегда странным образом. Именно, бросается сначала вниз, своеобразно качаясь из стороны в сторону, пока не будет в состоянии распустить крылья. Описав несколько кругов над вершинами деревьев, он возвращается обратно на небольшое расстояние от гнезда, садится на ближайшее дерево и начинает жалобно кричать. Если у него похитить яйца, то он обыкновенно оставляет гнездо, но не во всех случаях. Выклюнувшимся птенцам оба родителя приносят столько пищи, сколько могут, и теперь еще земноводные и пресмыкающиеся составляют главную пищу и родителей, и детенышей. По словам Мехленбурга, часто можно видеть, как старики приносят в гнездо больших змей.
Подорлики, воспитанные смолоду, становятся настолько же ручными, как и любая другая хищная птица. И даже подорлики, пойманные взрослыми, скоро привыкают к неволе.
Помимо более сильных хищных птиц, которые овладевают его гнездом, паразитов, живущих на его коже и во внутренностях, воронов и ворон, которые с криком преследуют его, этот орел не имеет врагов среди животных. Но, к сожалению, у него много врагов среди стрелков и собирателей яиц, и последние принадлежат к числу самых злейших, самых безжалостных. Я никогда не стану отрицать пользы научно составленной, богатой коллекции яиц, но тот вред, который причиняет безрассудный собиратель птицам, гораздо больше той пользы, которую его рвение может иметь для орнитологии. Так как гнездо подорлика легко найти, то он и подвергается злейшим преследованиям со стороны этих грабителей, и из многих лесов он уже буквально прогнан. К огорчению всех тех, кому эта большая, безобидная и почти безвредная хищная птица доставляла радость и удовольствие.
Охота за подорликами не особенно трудна; он становится осторожным и пугливым лишь в том случае, если испытал многократные преследования. Из винтовки его убивают без труда; обыкновенно при некоторой осмотрительности можно к нему подойти и с дробовиком. Я полагаю, следует как можно меньше преследовать его, так как из всего, что я мог узнать, сделал заключение, что он приносит гораздо больше пользы, чем вреда. Быть может, подорлик иногда и схватывает взрослого зайца или серую куропатку, но этот незначительный вред он более чем заглаживает своей охотой на мышей.
Орел-карлик (Hieraaetus pennatus), быть может, самая привлекательная птица во всем роде. Длина самца равна 47 см, размах крыльев 113, длина крыла 36, длина хвоста 19 см. Самка длиннее на 4 см и имеет на 8 см больший размах крыльев, чем самец.
Орел карлик (Hieraatus pennatus)
Орел-карлик распространен по большой части юго-западной и юго-восточной Европы и Азии.
Подобно другим перелетным птицам, он собирается на удобных пролетных путях, например, около Босфора и в долине Нила, в настоящие стаи; напротив, прибыв на зимние квартиры, стаи до некоторой степени снова разбиваются. Это я наблюдал, по крайней мере, в Египте и в центральной Африке. И там, и тут я часто встречал эту птицу. В конце марта 1852 года я встретил столь многочисленные перелетные стаи, что в три дня смог убить около 20 штук.
Орел-карлик - настоящий благородный орел по нраву и характеру. Он отличается от своих более крупных родичей, по-моему, двумя особенностями: большей ловкостью и меньшей осторожностью. Полет его быстр, силен и легок, подолгу бывает парящим и при нападении на добычу он быстр, как стрела. Гебель, который многократно имел случай наблюдать этого орла, говорит: "Карликовый орел, играя, охотится лишь короткое время днем, беспокоит каждую пролетающую мимо более крупную хищную птицу, живет в вечной вражде с балобаном; вражда эта ведет к ежеминутным битвам высоко в воздухе, причем обе ловкие птицы исполняют всевозможные фокусы при полете и доставляют наблюдателю высокое наслаждение". Эти слова я считаю справедливыми, так как и меня появление этого орла всегда приводило в восторг. Для собственного увеселения он крайне привлекательным образом долгое время кружит над одним местом и любит подниматься на значительную высоту; на охоте, напротив, парит довольно низко над землею и, по наблюдениям графа Лацара, нередко трепещет на месте, как пустельга. Садясь на деревья, он редко выбирает высочайшие вершины, а по большей части опускается на нижние ветви. Здесь он сидит прямо, часто долгое время не двигая ни одним членом, но обращает внимание на все, что происходит около него, а больше всего смотрит на возможную добычу. Самцы и самки держатся всегда вместе, даже во время перелета. Я никогда не видел в Африке одинокого карликового орла; всегда держались вместе пары или целые общества. Этой постоянной взаимной привязанности птиц одной пары соответствует и поведение этих птиц у гнезда.
Голос орла-карлика бывает различен. Во время спаривания и вывода птенцов его голос состоит всегда из звучного крика, который повторяется по несколько раз, смотря по обстоятельствам, под влиянием страха или радости. Но коль скоро дело вывода птенцов окончено, и родители начинают водить птенцов с собою и приучать к охоте, крик орла изменяется. Особенно крик птенцов звучит настолько глухо, что в нем едва ли можно узнать чистый звук, издаваемый этими птицами весной.
Орел - очень энергичный хищник; мелкие птицы составляют главный предмет его охоты. Граф Лацар указывает, что он питается стренатками*, жаворонками, щеврицами**, вьюрками, перепелками и куропатками; граф Водзицкий указывает кроме того на скворцов и синиц; я находил в его зобе остатки горлиц.
Кроме своей любимой дичи карликовый орел охотится и за мелкими млекопитающими, именно за мышами, и Гебель находил зобы исследованных им экземпляров наполненными ими; точно так же он не пренебрегает и пресмыкающимися; в Испании, по наблюдениям моего брата, очковая ящерица составляет даже существенную часть его пищи. Вероятно, карликовый орел нисколько не уступает ястребу и с одинаковою ловкостью ловит птиц и на лету, и сидящих. "На одном болоте, - рассказывает граф Водзицкий, - большие стаи скворцов занимались отыскиванием пищи и, по-видимому, приманили карликового орла из соседнего леса. Он кружил, делая прекрасные повороты, над скворцами, которые поминутно взлетали и снова садились. Эта игра наскучила орлу, и он пожелал принудить их взлететь, чтобы скорее добыть себе завтрак. С быстротою молнии он бросился по прямой линяй вниз на скворцов. Испуганная стая старалась скрыться в деревьях, под которыми я отдыхал. Несмотря на незначительное расстояние и на то, что птицы подлетали к ивам, орлу удалось схватить одну из них. Когда орел спускался вниз, его неимоверно быстрый полет производил громкий шум. После удачного лова хищник взлетел на ближайший сарай, уселся на крыше, не обращая внимания на охотников и собак, долгое время с большою осторожностью осматривался вокруг и затем начал ощипывать скворца. Это приготовление обеда продолжалось более четверти часа, и когда я затем застрелил орла, скворец был так прекрасно ощипан, как будто бы его приготовлял самый лучший повар". Охотнее всего карликовый орел охотится в лесу, где ловит добычу почти таким же способом, как ястреб. В Египте ему доставляют обильную добычу пальмовые леса, и здесь он ревностно охотится главным образом за горлицами; только в сапсане они имеют, быть может, еще более страшного врага, чем в этом ловком орле. Его хищнические способности вполне признают хищные паразиты; подобно сапсану, и карликовый орел подвергается ревностным преследованиям коршунов, как только достанет добычу, и он тоже принужден оставлять ее иногда этим наглым попрошайкам.
По отношению к филину карликовый орел обнаруживает смертельную ненависть. "Я хотел, - пишет мне граф Лацар, - застрелить подорлика, выставил поэтому своего филина на выкошенном лугу и спрятался в ожидании за кучу сена. Я увидел тогда маленькую бурую хищную птицу, которая подлетела с такою поспешностью, что я едва успел схватить ружье. Карликовый орел, которого я скоро признал в этой хищной птице, бросился со всех сил на филина. Раздался выстрел, но птица благополучно улетела. Однако она не удалилась, а поднялась лишь на высоту около 150 м и более получаса описывала круги над филином. Наконец орел снова бросился вниз и приблизился на расстояние выстрела; но мной овладела охотничья лихорадка; я выстрелил и промахнулся опять. Когда орел удалился после этого, я потерял всякую надежду, но через 10 минут он снова возвратился, снова стал кружить и в третий раз бросился вниз. На этот раз я убил его".
Охота за орлом-карликом, как можно видеть из сказанного, представляет мало трудностей. Верная привязанность птиц одной пары часто становится гибельной для обоих; я почти всегда мог убивать этих птиц парами. Можно ли ловить карликового орла в капканы так же, как других родичей его, я не могу сказать.
Карликовые орлы, взятые из гнезда молодыми, становятся, при надлежащем уходе, такими же ручными, как и другие орлы.
В Испании карликового орла иногда своеобразно дрессируют. Какая-то изобрета- тельная голова напала на мысль пользоваться птицами для гадания о счастье. Для этой цели человек становится на бойком месте с ящиком, в котором сидят разные хищные птицы, и приглашает прохожих дозволить птицам выбрать для них счастливый номер лотереи. Соколы, а между ними и наш карликовый орел, приучены брать клювом билеты из кучи, которую фокусник держит перед ними, и таким образом выбирают их. По-видимому, держатся того мнения, что, благодаря такому приему, счастье в буквальном смысле слова приносится с неба.
Ястребиный орел (Hieraaetus fasciatus). Стройное тело, относительно короткие крылья, очень длинный хвост, длинные ноги, оперенные до пальцев, высокая плюсна и большие, сильные лапы с длинными, слабо согнутыми когтями и, наконец, вытянутый в длину, но все же сильный клюв служат отличительными признаками ястребиного орла. Длина его равна 70 см, размах крыльев 145, длина крыла 45, а хвоста 26 см. Самка на 8 см длиннее и, по крайней мере, на 10 см больше в размахе крыльев.
Ястребиный орел населяет в довольно большом числе экземпляров южную Францию, Испанию, Португалию, южную Италию, Грецию и Турцию, северо-западную Африку, а также, вероятно, Туркестан и всю Индию, от Гималайских гор до крайнего юга. В Греции и южной Италии он не редок, в Испании и Алжире это самый обыкновенный орел. Место- пребыванием его служат здесь горы, лишенные леса, с крутыми скалистыми склонами. В Индии живет преимущественно в холмистых местностях, поросших джунглями.
Он не совершает перелетов, но во время спаривания кочует и часто собирается при этом в общества, состоящие из довольно большого числа экземпляров. Мой брат Рейнгольд видел раз, как 20 этих орлов пролетали над королевским увеселительным садом около Мадрида. На месте гнездовья, однако, пара этих орлов не терпит около себя другой пары или вообще другой хищной птицы.
Ястребиный орел (Hieraaetus fasciatus)
Ястребиный орел чрезвычайно ловкая, мужественная, смелая, дерзкая, даже наглая птица, которая по нраву сходна с ястребом, но во многих отношениях превосходит его по силе и ловкости. Полет его более похож на полет благородного сокола, чем на полет орла, и такому впечатлению существенно способствует стройное сложение птицы. Он, правда, описывает и круги по-орлиному, но летает, делая гораздо более быстрые удары крыльями, и потому подвигается вперед гораздо скорее, чем все остальные известные мне представители этого семейства. Только сидя он держится менее благородно, чем остальные орлы, именно, нагнувшись вперед; однако и он часто держится очень прямо. Взгляд его не только живой, но сверкающий. Ярость и дикость светятся в его глазах, и поведение орла не противоречит этому впечатлению. Он соединяет быстроту сокола с ловкостью перепелятника, мужество орла с кровожадностью ястреба, не боится никакой другой птицы и нападает на каждую, которая приближается к нему, или для того, чтобы прогнать ее, или для того, чтобы овладеть ею. Мой брат видел, как он бешено дрался с ягнятником; Крюпер рассказывал, как он с ожесточением бросался на орлана, крайне опасного противника, а также и на грифов; я убедился, что он преследует серого грифа и беркута. Вероятно, он дерется со всякой хищной птицей.
Охотится он, как я полагаю, за многими животными, как и беркут. Темминк, впервые описавший его, говорит, что он нападает на водяных птиц; однако ястребиный орел вовсе не довольствуется только этой охотой. В Испании это самый страшный враг домашних кур: он уносит их на глазах у людей и преследует с таким упорством, что буквально истребляет всех кур некоторых уединенных крестьянских дворов. Не менее ревностно преследует он и голубей. Млекопитающим, величиной до зайца, угрожает постоянно. "Однажды, - рассказывает Тачановский, - поблизости от лежащего среди пустыни леса мы увидели, как самка бросилась на зайца, умертвила его одним ударом и не позволила подоспевшему самцу принять участие в этой добыче. Другой раз во время охоты с соколами на вихляя мы заметили, что сокола не хотели бросаться на добычу. Причиной этого было то, что вдруг с высоты спустился ястребиный орел и тотчас убил эту дрофу". В Индии он, по словам Жердона, охотится за зайцами, джунглевыми курами, цаплями, утками и другими водяными птицами, по словам индусов, также за клювачами, по уверениям туземных соколятников, далее за их ручными или дрессированными соколами. Жердон видел сам, как ястребиный орел бросался последовательно на зайца, джунглевого петуха и павлина, но тщетно, так как густота джунглей делала безуспешными его нападения. Одна пара орлов регулярно посещала одно село, чтобы ловить в нем кур. Эллиот уверяет, что он видел, как два ястребиных орла почти одолели павлина, по крайней мере, сбили его на землю.
Все животные, которых преследует ястребиный орел, хорошо знают, как он страшен, и стараются поэтому избежать встречи с хищником. "Когда я, - рассказывает Пауис, - хорошо спрятавшись в ситнике на берегах озер в Албании, подстерегал уток и водяных курочек, то часто замечал, какое впечатление производило появление ястребиного орла. Все водяные птицы едва обращали внимание на камышовых луней, которые парили над ними, и едва поднимали головы, когда показывался подорлик. Но лишь только появлялся ястребиный орел, водяные курочки бежали к ситнику, утки, вытянув горизонтально шеи, распластывались на воде, и со всех сторон раздавались крики предостережения и страха, пока страшный хищник не пролетал мимо. Я видел два раза, как эти орлы бросались на птиц, которых я ранил, но никогда не мог выстрелить в них".
Гнездо часто помещается в углублениях на крутых склонах скал, в местах, по возможности безопасных*.
Обе птицы высиживают поочередно и часто сидят одновременно на гнезде. Яйца они поворачивают клювом, от этого и происходят царапины, которые можно видеть на яйцах, долго подвергавшихся насиживанию. Следует предположить, что ястребиные орлы защищают своих птенцов с таким же мужеством, какое они обнаруживают вообще; но на человека, угрожающего их потомству, они все же, кажется, не нападают.
Жердон думает, что этого орла можно было бы легко дрессировать для охоты за антилопами, зайцами, дрофами и тому подобной крупной дичью. Вероятно, он прав.
Зимняк (Buteo lagopus) живет в северных странах, а особенно в тундре**.
Клюв его мал и узок, сильно согнут и снабжен длинным крючком; большие крылья, в которых третье или четвертое маховое перо длиннее других, достигают в сложенном положении конца длинного закругленного хвоста. Оперение рыхлое, в области зоба превращенное в щетинки; перья большие и длинные, а те, которые покрывают голову и затылок - средней длины и закруглены. Необыкновенно разнообразная окраска представляет смесь белого, желтовато-белого, красно-серого, буро-черного и бурого цветов. Длина равна 65 см, размах крыльев около 150, длина крыла 45, длина хвоста 24 см.
Хотя и говорят, что зимняк гнездился в различных частях Германии, тем не менее, Германия лежит вне пределов области, где он выводит птенцов. Областью этой надо считать тундру. Доказано, что эта птица гнездится в северной части Великобритании, именно в Шотландии, вероятно, лишь в тех местах, которые похожи на тундру*.
В Европе его встречают летом чаще всего в Скандинавии и северной России; в Сибири мы наблюдали его лишь у северного края пояса лесов, а гораздо чаще в настоящей тундре. В Северной Америке, где он тоже встречается, без сомнения, замечается то же самое. Даже там, где он гнездится южнее, он отыскивает для жительства такие места, которые сходны с тундрой или, строго говоря, представляют тундру.
Зимняк (Buteo lagopus)
Из северной России он посещает южные части страны или направляется в области, прилежащие к Черному морю; из Сибири перекочевывает до степей Туркестана. В Туркмении Вальтер неоднократно наблюдал его в значительном числе в течение марта в высокогорном ущелье.
Опытный наблюдатель может отличить зимняка от его туземных родичей особенно на лету. Благодаря более длинным крыльям с черными пятнами на сочленении и бросающемуся в глаза рисунку хвоста, общий вид его на лету достаточно отличает его от сарыча. Движения обеих птиц тоже различны, так как зимняк, ударяя крыльями, опускает их ниже и после каждых двух или трех ударов пролетает обыкновенно некоторое расстояние паря. Помимо этого, оба вида так мало различаются по своей жизни зимой, что можно без колебания относить к одному из них то, что случается наблюдать над другим. Гораздо скорее и определеннее можно указать на различия в летней жизни обеих столь родственных между собою птиц. Проезжая по тундре, наверное, заметишь уже в первые часы путешествия, а по крайней мере в первые дни, пару зимняков, которые или описывают круги высоко в небе или, подобно сарычам, парят низко над землею, время от времени трепеща крыльями, пролетают некоторое расстояние и снова останавливаются, чтобы высмотреть пеструшку. Если посетить тундру в последние дни июля, то такая птица, наверное, заметив человека, подлетит к нему и громким криком будет выражать свой страх, чтобы он не тронул гнезда. Дело в том, что около этого времени из 4-5 яиц, которые едва можно отличить от яиц нашего сарыча, уже вылупились птенцы и сидят на гнезде в пушистом пуховом наряде, ожидая родителей. Гнездо находится в тундре на таком месте, где до него можно добраться без затруднений. Правда, зимняк никогда не упустит случая воспользоваться деревьями или удобными впадинами скал. Но в большинстве случаев не может сделать этого потому, что во многих местах той своеобразной области, где он выводит птенцов, есть достаточно пищи, но нет деревьев или скал, а потому зимняк вынужден устраивать гнездо прямо на земле. Для постройки его употребляются исключительно тонкие ломкие ветви. Дело в том, что птице стоит немалого труда достать себе даже и такие. Пролетая большие пространства, зимняк лишь кое-где находит случайно отломанную ветку карликовой березы, а в самом благоприятном случае вырванный куст этого дерева или сухую ветку лиственницы, которую может употребить в дело. Понятно поэтому, что он довольствуется самыми незначительными ветвями и употребляет при постройке основания гнезда даже такие, которые не толще, чем переплетенные между собой ветви верхушки карликовой березы, на которых находятся гнездо. Тяжесть гнезда тем не менее настолько значительна, что гибкие, упругие ветви карликовой березы, которые сгибаются даже под тяжестью птицы, прижимаются к земле, как бы сливаются с самим гнездом и таким образом, строго говоря, образуют нижнюю часть его. Если зимняк найдет оленью шерсть или другие мягкие вещества для выстилки гнезда, то приносит и их, если же не найдет, то довольствуется тем, что выстилает очень плоское углубление гнезда, а иногда и нижнюю часть его очень тонкими ветвями и отдельными стеблями ситника*.
В северной Скандинавии он кладет яйца, по наблюдениям Уоллея, между половиной мая и концом июня, в тундре западной Сибири, по-видимому, тоже не позднее. В конце и начале августа мы находили в различных гнездах птенцов в пуховом наряде.
Животное, которое привязывает зимняка к тундре, - пеструшка** и другие грызуны.
Благодаря чрезвычайному обилию этих животных, птица в течение самого важного времени ее жизни никогда не терпит нужды. Пеструшек она ловит без труда, сколько хочет и сколько ей нужно. Ими зимняк питается сам и кормит своих птенцов. Он не пренебрегает и другими животными тундры. Может быть опасным и зайцам, когда подрастающие птенцы более обыкновенного побуждают его хищничать. Это можно заключить из тех наблюдений, которые мы собрали относительно канюка во время зимнего пребывания его у нас в Германии. Правда и здесь мыши, обыкновенные и земляные полевки, составляют его главную пищу. Замечательный случай произошел однажды, когда я отправился на охоту с одним знакомым после того, как выпал первый снег. Сделал выстрел по куропаткам, от которого одна из них упала на расстоянии приблизительно 300 шагов. На нее тотчас уселся зимняк, но на него не менее быстро бросился другой, и оба вцепились друг в друга когтями. Прежде, чем мы успели подъехать к ним рысью, между ними сидел уже третий.
При глубоком снеге, когда мыши показываются редко, эта птица становится особенно опасной для серых куропаток. Тем не менее, зимняк принадлежит к птицам преимущественно полезным, хотя и могут встретиться случаи, когда настоятельно необходимо избавиться от него. Я охотно заявляю о своем согласии с последними словами.
Обыкновенный канюк (Buteo bateo). Отличается маленьким, узким, сильным, согнутым клювом, неопределенными плюснами, относительно короткими лапами, широкими крыльями, в которых маховые перья от третьего до пятого равной длины между собой и длиннее остальных, и коротким, прямо усеченным хвостом, которы й покры вается сложен н ы м и крыльями. Достигает длины в 50-56 см при размахе крыльев в 120-125 см; длина крыла равна 38^Ю, длина хвоста 26 см. О цвете его трудно сказать что-нибудь общее, так как окраска канюка чрезвычайно разнообразна и редко можно видеть двух, окрашенных одинаково. У некоторых равномерная черно-бурая окраска с поперечными полосами на хвосте. У других верхняя сторона, грудь и голени бурого цвета, а остальные части светлые буро-серые с поперечными пятнами. Третьи светло-бурого цвета с продольными черточками до самого хвоста; четвертые желтовато-белого цвета с темными маховыми и хвостовыми перьями, с пятнами на груди, с поперечными полосами на рулевых перьях и т.д. Глаза в молодости серо-бурые, позднее красновато-бурые, в старости серые; восковица желтого цвета; ноги светло-желтые; клюв у основания голубоватый, на конце черноватый.
Опытный наблюдатель узнает канюка с первого взгляда, все равно, сидит ли он или летает. Обыкновенно он сидит съежившись, с мало прилегающими перьями, охотно на одной ноге, согнув другую и спрятав ее в перья. Камень, земляной бугор или дерево, которое он выбрал для отдыха, служат ему сторожевыми пунктами, с которых он обозревает свою область. Летает он медленно, но легко, почти без шума и пролетает большие пространства паря. Во время охоты сарыч часто долгое время трепещет над одним местом, чтобы самым тщательным образом осмотреть его или чтобы хорошенько присмотреться к замеченному животному. Нападая, он падает на землю, плотно прижав крылья к телу, расправляет их внизу, пролетает еще некоторое расстояние над землею и затем хватает свою добычу, широко расставив лапы. При обыкновенной охоте он редко поднимается на значительную высоту, но весной, и именно во время спаривания, поднимается вверх необыкновенно высоко и проделывает при этом фокусы, которые от него нельзя было бы и ожидать. "Там, где он гнездится, - совершенно верно говорит Альтум, - он составляет истинное украшение местности. Великолепное зрелище представляет пара канюков в ясные весенние дни или позднее, когда они носятся над лесом, описывая чрезвычайно красивые круги. Их громкое и звучное "хиэх" еще увеличивает приятное оживление. После того, как они проделают свои летательные фокусы, один из них складывает крылья и с громким свистом падает в лес; за ним тотчас следует другой".
Обыкновенный канюк (Buteо buteo)
Голос канюка похож на мяуканье кошки. Из чувств выше всего стоит зрение; но и слух его остр, осязание тонко, вкус также замечен, а обоняние, быть может, развито более, чем мы думаем. Душевные способности, по-видимому, хорошо развиты: канюк, живущий на свободе или находящийся в неволе, довольно часто обнаруживают большую смышленость и хитрость.
В конце апреля или начале мая канюк селится на своем старом гнезде или строит новое. Он выбирает для этого удобное дерево в лиственных или хвойных лесах и возводит по возможности близко от ствола, на развилине ветвей или в удобной развилине толстых сучьев почти всегда большую постройку, которая увеличивается с годами в объеме, если он не предпочтет воспользоваться гнездом ворона или вороны, которое покажется ему удобным. По большей части он бывает строителем не только для себя, но и для многих других хищных птиц нашего отечества. Гнездо в диаметре около 60, самое большее 80 см. Снаружи оно состоит из более толстых ветвей, которые становятся обыкновенно все тоньше и тоньше и, наконец, выбираются с большой тщательностью, так что плоское углубление гнезда оказывается выложенным нежными зелеными прутиками. Иногда канюк выстилает гнездо также мхом, шерстью животных и другими мягкими веществами. Кладку составляют 3-4 яйца, которые на зеленовато-белом фоне испещрены светло- бурыми пятнами. Самка высиживает, по-видимому, одна, а птенцы выкармливаются обоими родителями сообща.
С канюком происходит приблизительно то же, что и с лисицей. Каждый его проступок замечается неблагосклонными взорами, а полезная деятельность оценивается слишком низко. В глазах всех охотников это самая вредная хищная птица, и потому он подвергается ожесточенным преследованиям.
Верно, канюк ловит мышей, крыс, кротов, хомяков, змей, лягушек, насекомых, дождевых червей, а также молодых зайцев. Или добивает старых, больных, особенно раненых, и питается их мясом. Верно и то, что он иногда ловит куропаток, возможно, достаточно ловок, чтобы ловить даже летом и осенью здоровых тетерок или фазанов. Далее доказано, что он приносит своим птенцам, кроме только что названных родов дичи, вьюрков, жаворонков, черных дроздов и других молодых птиц, которыми может овладеть; нельзя отвергать, наконец, что он, подобно луням, поедает яйца уток, а может быть и других охотничьих птиц. Но главная пища канюка состоит, тем не менее, из мышей всех видов, крыс, хомяков, сусликов, лягушек, сверчков и других насекомых. Следовательно, он питается животными, которые или приносят нам самый чувствительный вред или, как лягушки, существуют в таком множестве, что истребление нескольких из них не имеет значения. Блазиус вынул остатки 30 мышей из желудка одного канюка, Мартин вскрывал сотни этих хищных птиц, переданных ему для набивания, и во всех зобах находил лишь мышей. Возможно, что мнение Ленца, будто бы канюк, поедая по 30 мышей в день, ежегодно должен истреблять около 10000 этих вредных грызунов, неверно, подобно всем теоретическим вычислениям в этом роде. Но, как бы то ни было, верно то, что канюк приносит больше пользы, поедая мышей, чем вреда, нападая на некоторые виды дичи.
Нельзя при этом забывать и то, что эта хищная птица, как и все родичи ее, более или менее приспосабливается к обстоятельствам, а следовательно, в местности, богатой дичью, чаще нападает на дичь, чем в местности, бедной дичью, где ловля ее требует от канюка гораздо больше труда, чем добывание обычной пищи.
Эта птица, о которой часто так несправедливо судят и на которую так клевещут, - один из самых ревностных истребителей гадюк. Ленц произвел самые обширные опыты, чтобы удостовериться в этом, и чрезвычайно прославляет эту птицу. Чтобы оценить по достоинству опасность битв канюка с гадюками надо знать, что он может пострадать от яда гадюк и даже умереть от коварного пресмыкающегося, если бывает укушен в часть тела, обильную кровью. Правда, редко случается, чтобы хищная птица не вышла победительницей из битвы; но некоторые, наверное, погибают в битве с гадюками.
В Европе живет змееяд (Circaetus gallicus). Длина его равна 70 см, размах крыльев 180, длина крыла 56, длина хвоста 30 см. Острые перья головы и задней части шеи матово-бурые со светлой каймой. Перья спины, плеч и мелкие кроющие перья крыла темно-бурые с более светлыми краями. Маховые перья черно-бурые с тонкой светло-бурой каемкой, белым краем и черными поперечными полосками. Хвостовые перья темно-бурые с широкими белыми концами и тремя широкими черными поперечными полосками. Лоб, горло и щеки беловатого цвета с узкими бурыми черточками; зоб и верхняя часть груди яркого светло-бурого цвета; остальная нижняя сторона белая с редкими светло-бурыми поперечными пятнами. Кружок из пуха окружает большие глаза; направленные вперед щетинки покрывают уздечку. Глаза желтые, клюв голубовато-черный, восковица и ноги светло-голубые. Молодые птицы мало отличаются от старых.
Змееяд (Circaetus gallicus)
Эту бросающуюся в глаза и легко различимую хищную птицу смешивали, вероятно, прежде со светлыми канюками, пока не начали обращать на нее внимание. У нас это летняя птица, которая прилетает в начале мая и снова оставляет нас в сентябре, чтобы провести зиму в средней Африке и южной Азии с живущими там представителями того же вида. Змееяд селится в больших, уединенных лесах и ведет здесь, насколько известно до сих пор, поистине тихую жизнь или, по крайней мере, бывает мало заметен. В Индии, где он тоже выводит птенцов, он живет мене, в лесах и джунглях, чем на открытых равнинах, безразлично, сухи ли они или влажны. В северной Африке его можно видеть главным образом зимой, часто обществами по 6-12 штук; он охотно держится на скалах у воды, но еще охотнее в степи, иногда на расстоянии многих километров от воды. В северо-западной Африке его находили гнездящимся.
Образ жизни и поведение, нравы и привычки змееяда несравненно более напоминают нашего канюка, чем какого-нибудь орла. По моим наблюдениям, это спокойная, ленивая, капризная и сварливая птица, которая, по-видимому, обращает внимание лишь на дичь, за которой охотится, и на других змееядов, более удачливых на охоте. У гнезда он по всем данным боязлив и осторожен и не любит кричать; в Африке от него едва ли можно услышать хоть один звук, и он оказывается там одной из самых неосторожных хищных птиц. Усевшись на дерево, змееяд таращит свои большие глаза на приближающегося охотника и думает о чем угодно, но только не о том, чтобы улететь. Однако его можно видеть сидящим на дереве лишь к вечеру и в самые ранние утренние часы; в течение всего остального дня он медленно и не торопясь занимается своей охотой. Он парит, описывая круги, над равнинами, обещающими добычу, или неподвижно сидит около воды, подстерегая дичь. На лету часто трепещет крыльями на месте, как его родичи; при нападении медленно опускается вниз и движется еще некоторое время над землей с помощью нескольких ударов крыльями, пока не бросится, наконец, на землю, широко расставив лапы, чтобы схватить намеченное животное. Во время охоты он часто входит в воду и идет вброд по мелкому месту и затем вдруг хватает добычу, вытянув лапу. В полуденное время змееяд посещает песчаные отмели около вод, чтобы напиться, прыгает здесь, как ворон, перелетает с места на место и затем медленно удаляется. В самую сильную жару, в полдень, садится на дерево и сидит по целым часам, по-видимому, без движения, выпрямившись, как человек. Для ночлега он охотно избирает одиноко стоящие деревья, которые позволяют видеть далеко кругом; но и здесь без колебания позволяет человеку подойти.
Змееяд заслуживает свое название, так как он охотится преимущественно за этими пресмыкающимися. Но не довольствуется только ими, а ловит также ящериц и лягушек, преследует рыб и охотится, по Жердону, даже на крыс, мелких птиц, раков, больших насекомых и многоножек. Однако пресмыкающиеся и земноводные, во всяком случае, составляют его любимую дичь. При нападении он действует так рассудительно, что даже самая опасная змея мало может повредить ему или даже не может ничего поделать, причем это искусство охоты кажется прирожденным. "Мой змееяд, воспитанный смолоду в неволе, - пишет Мехленбург Ленцу, - с быстротой молнии бросается на всякую змею, как бы ни была она велика и бешена, хватает ее одной лапой тотчас позади головы, а другой за спину с громким криком и ударяя крыльями; своим клювом он перекусывает сухожилия и связки позади головы, и животное лежит, неспособное к сопротивлению, в его лапах. Через несколько минут он приступает к еде, причем глотает змею, которая еще сильно извивается, головой вперед и при каждом глотке раскусывает ей спинной хребет. Раз утром он за несколько часов съел три большие змеи, из которых одна была более 1 м длиной и очень толста. Он никогда не разрывает змею, чтобы глотать ее кусками; чешую потом выплевывает в виде комков. Змей он предпочитает всякой другой пище. Я приносил ему одновременно живых змей, крыс, птиц и лягушек, но он, не обращая внимания на животных, находившихся ближе, бросался на змей. Эллиот упоминает, что видел одного змееяда, который был крепко обвит змеей, но так крепко держал ее за голову, что все усилия ядовитого животного были тщетны. Вообще его ловкость и густое оперение представляют единственную защиту от яда змей; самому змееяду яд вовсе не безвреден, как думали прежде.
Гнездо, которое постоянно находится на высоких лиственных или хвойных деревьях, но на различной высоте над землею, а в исключительных случаях и на скалах, строится в начале мая, или же птицы в это время пользуются старым гнездом; дело в том, что пара возвращается много лет сряду на одно и то же место для вывода птенцов, даже если у нее отнимут яйца. Само гнездо не больше, чем у нашего канюка, и состоит из сухих, не особенно толстых ветвей, а его плоское углубление выложено такими же ветвями. Подобно другим хищным птицам, змееяды выстилают углубление гнезда зелеными листьями и прикрепляют к нему зеленые ветви для защиты от солнца. Говорили, что самка кладет два яйца, но всегда находят лишь одно и именно в первых числах мая, скоро после того, как птицы явятся на гнездо. Яйцо продолговато-круглое, относительно большое, с тонкой и шероховатой скорлупою голубовато-белого цвета.
Спариванию часто предшествуют, по словам Тристрама, воздушные игры. Самец и самка гоняются друг за другом с громким криком, поднимаются в воздух, описывают на значительной высоте над землею узкие круги и затем вдруг снова бросаются вниз, самка на гнездо, а самец поблизости от него на то место, где он отдыхает и сторожит. Обе птицы высиживают, по Мехленбургу, в течение 28 дней* и обе принимают участие в воспитании и выкармливании птенцов.
В случае опасности озабоченная мать переносит своего птенца на другое гнездо: это, совершенно независимо друг от друга, наблюдали граф Водзицкий и охотники принца фон Вид.
В Африке живет одна из самых замечательных птиц - орел-скоморох (Terathopius ecaudatus). Цвет и рисунок оперения так же бросаются в глаза, как и его фигура. Прекрасный матово-черный цвет, покрывающий голову, шею, заднюю часть спины и всю нижнюю сторону, резко отделяется от светлой каштаново-бурой верхней части спины, так же окрашенного хвоста, несколько более светлой нижней части спины и широкой полосы на крыльях. Глаза прекрасного бурого цвета с золотистым блеском, клюв у основания красно-желтый, на конце голубоватого цвета; восковица бледно-кораллово-красная. Молодые птицы темно-бурого цвета. Длина самки равна 58 м, размах крыльев 183, длина крыла 58, а хвоста лишь 13 см; самец меньше самки.
Орел-скоморох широко распространен по Африке; его нет лишь на севере, а от Сенегала до берега южной части Красного моря и оттуда до южной оконечности Африки встречается всюду. Он любит горы, но не связан с ними; я полагаю даже, что в настоящей степи он обыкновеннее, чем в гористых странах. На высочайших горах Абиссинии Гейглин не замечал его, но постоянно наблюдал на всех скалистых горных массивах, которые поднимаются над равнинами Судана, а также вдоль низменностей и болот Белого Нила. Его видишь очень часто, но редко имеешь возможность ближе познакомиться с ним. Обыкновенно случается видеть его летающим.
Орел-скоморох (Terafhopius ecaudatus)
Он летит высоко в воздухе, всегда вне выстрела и осматривает сверху большие пространства. Гейглин узнал, что уже с наступлением дня он покидает высокие деревья, на которых проводил ночь, и, беспрерывно летая, кружит по своей области; я не видал его в движении так рано и лишь в виде исключения наблюдал, что он описывал круги. Напротив, я почти всегда замечал, что он летит по прямому направлению, не останавливаясь иначе, как затем, чтобы проделать один из своих летательных фокусов или если заметит добычу. Левальян говорит, что их всегда встречают парами; я должен сказать противоположное: по моим наблюдениям, они всегда показываются поодиночке. Пара живет, по-видимому, в очень обширной области и кроме времени вывода птенцов редко держится вместе, а обыкновенно порознь.
Даже самый неопытный наблюдатель легко узнает орла-скомороха. Его вид настолько бросается в глаза, что дал повод к разным басням. Спика самым серьезным образом уверяли туземцы восточной Африки, что тень этой птицы гибельна; напротив, в некоторых частях Африки на скомороха смотрят с известным благоговением, так как считают его целителем среди птиц, который приносит коренья, обладающие чудесными целебными свойствами. Абиссинцы называют эту птицу "небесной обезьяной".
Каждое из этих названий и каждая басня, сочиненная про скомороха, основываются на виде и поведении животного. Прежде всего, его полет удивителен, как ни у какой другой птицы. Мое прежнее описание этого движения было сочтено одним моим ученым другом слишком поэтическим; но я и теперь могу повторить его. Этой хищной птице недаром дали название скомороха: она плавает, вертится, играет, летает, как будто бы для того, чтобы развлечься, а не для отыскивания пищи. Уже Левальян упоминает, что орел-скоморох иногда вдруг падает на некоторое расстояние вниз и так сильно складывает крылья, что кажется, будто бы он сломал крыло и должен упасть на землю; я видел, как он делал настоящие прыжки по воздуху. Надлежащим образом описать полет скомороха нельзя: он единственный в своем роде. Часто он высоко поднимает крылья, несколько минут не двигается, а затем так сильно ударяет ими, что слышен своеобразный, далеко раздающийся шум. Лишь на лету эта птица выказывает всю свою красоту; сидя, она кажется более странной, чем привлекательной. Особенно удивительный вид имеет, когда сидит на дереве. Скоморох нахохливается так, что кажется комком перьев, поднимает перья на голове и шее и поворачивает голову то вверх, то вниз, совершенно как филин. Если он заметил что-нибудь такое, что возбудило его внимание, то принимает особые позы: он расширяет тогда крылья и сопровождает это еще более сильными движениями головы, чем обыкновенно.
Из его чувств бесспорно выше всего стоит зрение, на что достаточно указывают уже его большие глаза; но и слух развит хорошо, а осязание также заметно. Относительно остальных чувств я не имею данных для суждения. Лишь крайне редко можно слышать голос скомороха, которого держат в неволе: обыкновенно это тихое "ква-ква", реже более громкое "какк-какк" или резкое "кау"; на лету же он нередко издает "хи-хи-хи" или "хиа-хиа", звучащее как голос канюка.
Левальян говорит, что скоморох нападает на молодых газелей, ягнят и больных овец; Гейглин убедился, что он опасен мелким млекопитающим. Я сам никогда не наблюдал, чтобы он нападал на крупных млекопитающих. Добыча его состоит из самых различных пресмыкающихся, а именно змей и ящериц; часто можно видеть, как он носит первых по воздуху. Не кружа предварительно и не трепеща на месте, как канюк, он вдруг останавливается в своем быстром полете и, как падающий камень, со свистом бросается вниз на замеченную змею. Он убивает без различия мелких, крупных, ядовитых и безвредных змей.
На этом основана сказка, о которой я упоминал выше: арабы принимают змей, поднятых птицей на воздух, за целебные коренья. Если зажигают в степи траву, то скоморох охотится, поднимаясь или опускаясь вдоль линии огня, и часто пролетает сквозь густые облака дыма над самым пламенем, чтобы схватить одно из пресмыкающихся, убегающих от него.
Левальян говорит, что скоморох гнездится на высоких деревьях и кладет 3-4 белых яйца. Время вывода птенцов совпадает с началом сухого времени года, так как в это время птице легче охотиться, чем весной, когда роскошный ковер травы скрывает пресмыкающихся.
В последние годы часто привозили в Европу живых скоморохов, и они встречаются в каждом крупном зоологическом саду. Однако и теперь на этих птиц есть большой спрос, а за птиц, достигших окончательного цвета, особенно хорошо платят. Действительно, едва ли какая-нибудь другая хищная птица так привлекает зрителя, как великолепно окрашенный и, кроме того, бросающийся в глаза своим поведением скоморох.
Одними из широко распространенных и очень характерных птиц, описываемого нами семейства являются орланы. Крупные, в большинстве случаев даже очень большие хищные птицы с крепким и длинным клювом, который у восковицы мало приподнят, а впереди ее к концу загнут вниз; с толстыми, только наполовину оперенными плюснами, сильными, раздельными пальцами, длинными, острыми и очень кривыми когтями; большими крыльями, какими отличаются все парящие птицы; третье маховое перо длиннее остальных; когда крылья сложены, то они почти доходят до конца не очень длинного, широкого и более или менее закругленного хвоста. Оперение орланов обильное. Перья головы и затылка не особенно длинны, но с заостренными кончиками. Основной цвет оперения более или менее темный, яркий или тусклый серый; хвост обыкновенно белый; голова также часто бывает белой.
По берегам всех морей, омывающих Европу, часто встречается орлан-белохвост (Haliaeetus albieilla). Смотря по местности, величина и окраска его сильно варьируют. В длину он имеет 85-90 см, размах крыльев почти 2,5 м, длина крыла 65-70 см, а длина хвоста 30-32 см.
Область распространения орлана-белохвоста и беркута почти совпадают. Эта могучая птица водится во всей Европе; достоверно известно, что она выводит птенцов в Германии, кроме того в Шотландии, Скандинавии, Венгрии, Турции, Греции, Италии, Египте*.
Орлан-белохвост (Haliaeetus albicilla)
Наконец, в северной и южной России, на востоке ее всей северной и средней Сибири. Вальтер часто встречал орлана-белохвоста близ восточного побережья Каспийского моря, а в марте месяце также несколько раз на Амударье. На севере я встречал его по берегам Оби всюду, где они лесисты, но раз также среди тундры к северу от Урала. Достоверно известно, что он водится в Исландии, на Шпицбергене, Новой Земле и в Гренландии**.
На Амуре и в северном Китае он встречается часто, так как область его распространения простирается даже и на Японские острова.
Нельзя также не упомянуть в этом сочинении о североамериканском белоголовом орлане (Haliaeetas leticocephalus) не только потому, что он заменяет в Америке наш европейский вид, но главным образом ввиду того, что он неоднократно залетал в Европу и, как говорят, был даже убит в Германии. Он меньше орлана-белохвоста. Имеет в длину от 72-85 см, размах крыльев 190-211, длина крыла 52-57, длина хвоста 27-30 см. У старых птиц окраска оперения туловища однообразная темно-бурая, причем каждое отдельное перо снабжено более светлой каемкой, голова же, верхняя часть шеи и хвост ослепительно белого цвета, маховые перья черные; глаза, восковица, клюв и ноги окрашены несколько светлее, чем у его европейского родича. У молодых птиц оперение почти сплошь черно-бурое.
Образ жизни и характер всех известных мне больших орланов чрезвычайно сходны: это ленивые, но сильные, выносливые и упрямые хищные птицы и притом принадлежащие к числу самых опасных хищников. Приступая к характеристике этого рода, считаю уместным начать с поэтического описания белоголового орлана, данного Одюбоном.
Белоголовый орлан (Haliaeetus leucocephalus)
"Чтобы получить понятие об этой птице, перенеситесь на берега Миссисипи в то время, когда приближение зимы пригоняет сюда из северных местностей миллионы водяных птиц, ищущих на юге более мягкого климата. На берегу этой широкой реки вы увидите орла, величественно сидящего на самой верхушке высочайшего дерева; своими сверкающими глазами он осматривает всю окрестность и внимательно прислушивается ко всякому звуку, издалека достигающему его чуткого уха. Время от времени он обращает свои взоры на землю, и от них не ускользнет даже совершенно бесшумно крадущийся молодой олень. Самец уселся на дерево, находящееся на противоположном берегу реки, и иногда среди тишины и спокойствия раздается его крик: это он перекликается со своей самкой. Она тогда раскрывает свои широкие крылья, наклоняет ниже туловище и отвечает на крик звуками, напоминающими хохот сумасшедшего; затем она тотчас принимает прежнее положение и снова наступает полная тишина".
"Разные виды уток - шилохвосты, свиязи, кряквы - быстро проплывают мимо вниз по течению реки, но орлан не нападает на них. Но в тот же момент слышится издали дикий, напоминающий звук грубы. крик приближающегося лебедя. Над рекой раздается зов самки орлана, предупреждающей об этом самца. Он вдруг встряхивается и клювом приглаживает свои перья. Вот уже показалась белоснежная птица; ее длинная шея вытянута, она озирается кругом, чтобы вовремя заметить приближение какого-нибудь врага. Длинные крылья, по-видимому, с трудом поддерживают тяжелое туловище, и потому птица все время машет ими; ноги, приспособленные для плавания, помогают также изменять направление полета. Намеченная орланом добыча приближается. В то самое мгновение, когда лебедь пролетает мимо пары опасных хищников, орлан-самец поднимается с вселяющим ужас криком, который для лебедя более страшен, чем даже звук ружейного выстрела. Теперь настал тот момент, когда орлан проявляет всю свою силу. Он скользит по воздуху, подобно падучей звезде, и с быстротой молнии устремляется на дрожащую жертву, которая в смертельном страхе и отчаянии употребляет все свое искусство, чтобы на лету увернуться от жестокого врага, угрожающего ей смертью. Лебедь поднимается, меняет направление полета и охотно бросился бы в реку, если бы орлан не был знаком со всеми его уловками и не заставлял бы его все время держаться на высоте. Наконец лебедь теряет надежду на спасение, страх одолевает его, и он падает духом, видя смелость и быстроту противника. Еще одна отчаянная попытка спастись - и орлан вонзает свои когти под крылья жертвы и с непреодолимой силой заставляет ее спуститься вместе с ним на ближайший берег".
"Теперь мы можем убедиться в жестокости этого опаснейшего врага пернатых. Выпрямившись над издыхающей под ним жертвой, он сжимает свои сильные лапы и вонзает острые когти глубоко в сердце умирающей птицы. Он шумно проявляет свою радость в то время, как его жертва судорожно вздрагивает под ним. Самка все время наблюдала за всяким движением самца и если она не поспешила к нему на помощь, то только потому, что чувствовала, у самца совершенно достаточно силы и храбрости. Теперь же она спускается к нему, они вместе переворачивают несчастного лебедя грудью кверху и принимаются за еду". Только поэт, каковым был Одюбон, может так живо описать нападение орлана на его беззащитную добычу. Одюбон передал в своем описании то, что действительно видел: краски нарисованной им картины вполне соответствуют действительности. К сожалению, я не могу далее цитировать этого автора, не растягивая чересчур своего описания; мне следует попытаться передать все то, что еще известно еще о нашем орлане, как можно более кратко*.
Все орланы вполне заслуженно называются морскими орлами. Они преимущественно береговые птицы, по крайней мере, только в исключительных случаях они удаляются на значительные расстояния от воды. Внутри материков старые орланы встречаются почти только по берегам больших рек и озер, молодых же, напротив, часто можно бывает видеть и очень далеко от моря. С того времени, когда они начинают летать и вплоть до периода спаривания, т.е. в течение нескольких лет, молодые орланы странствуют по всему белому свету, летая, куда глаза глядят. И во время таких путешествий появляются в самых центральных частях материков, следуя вверх по течению больших или, по крайней мере, значительных рек. Большею частью орланов не замечают во время этих путешествий, так как они обыкновенно летят на очень большой высоте.
Старые орланы гораздо реже решаются отправиться на кочевку, во-первых, потому, что они неохотно покидают свое постоянное местожительство, а во-вторых, потому, что они более опытны в своем хищническом ремесле, чем молодые. Они даже не всегда переселяются из России или других северных, лежащих вдали от моря местностей. А просто перелетают зимой ближе к населенным местам и живут вблизи их, голодая и жадно высматривая, нельзя ли чем-нибудь поживиться, пока не раздобудут или какую-нибудь падаль, или собаку, кошку, поросенка, козленка, курицу, тетерева, гуся, утку. Впрочем, как бы далеко ни странствовал орлан, он только в крайнем случае удаляется от воды. Они не избегают степей, а в южной России даже решаются строить там гнезда, но поселяются непременно близ реки.
За исключением периода размножения, орланы живут большею частью обществами, походя в этом скорее на грифов, чем на орлов. Удобно расположенный лес или скала служат местом собрания или ночлега; среди лета они охотно ночуют на небольших островах, особенно на шхерах, часто также они проводят ночь в лесу близ берега, а иногда даже и далеко от воды. В таком случае они помещаются всегда на одном из нижних сучков вершины высокого дерева, так что густая листва почти совершенно закрывает их. Если в окрестности орлан может иметь обильную добычу, то он возвращается на такое место ночлега с таким же постоянством, как и в свое гнездо. Он прилетает поздно на ночлег и рано утром, еще до восхода солнца, отправляется осматривать тот район, в котором охотится. Если он скоро найдет добычу, то наедается еще до полудня и затем несколько часов отдыхает, вычистив сначала свой клюв и напившись воды; при этом он роется клювом в оперении, иногда также немного поспит, а в послеобеденное время отправляется вторично на охоту, с которой возвращается уже прямо на ночлег.
Подобно беркуту, орлан охотится за всякой дичью, с которой может справиться, и при всяком удобном случае пускает в дело свои неоперенные лапы, чрезвычайно облегчающие ему рыбную ловлю. Ежу, несмотря на его иглы, точно так же, как и лисице с ее острыми зубами, трудно спастись от этого хищника; дикому гусю его осторожность помогает не больше, чем ныряющим птицам их уменье скрываться под водой. Близ берега моря он преследует различных морских птиц, особенно уток и гагар, а также рыб и морских млекопитающих. К смелости и уверенности в своей силе у этого хищника присоединяется еще удивительная настойчивость. Гомейер видел, как орлан несколько раз сряду бросался на лисицу, которая, как известно, умеет постоять за себя. Этот же натуралист слышал от очевидцев, к рассказу которых можно отнестись с полным доверием, что в другом подобном случае одному орлану чуть было не удалось убить выслеженную им лисицу, беспрестанно нападая на нее, ловко уклоняясь от ее опасных зубов и никаким образом не дозволяя ей укрыться в соседнем лесу. Что стада мелкого скота сильно терпят от этого орла, достаточно известно; не подлежит также сомнению, что он нападает на детей.*
Нордман рассказывает даже, что в Лапландии орлан бросился на одного лысого рыбака, другой орлан утащил из рыбацкой лодки только что пойманную щуку, пока сидевший тут же рыбак приводил в порядок сеть.
На птичьих горах севера орлана можно бывает встретить постоянно, и здесь он преспокойно вытаскивает птиц из их гнезд. Гагар он настигает на лету, молодых тюленей уносит на глазах матерей, а рыб преследует глубоко под водой. Иногда, впрочем, эти попытки ему не удаются. Киттлиц слышал от камчадалов, что иногда дельфин, на которого бросается орлан, утаскивает его с собой в воду, где он и погибает. Ленц же рассказывает следующее: "Орлан носился над Гавелем и заметил осетра, на которого он тотчас же и бросился; но смелый хищник слишком понадеялся на свою силу: осетр оказался для него чересчур тяжелым, и он не мог вытащить свою добычу из воды. Но в то же время и рыба была не в силах утащить орла с собой вглубь. Осетр, как стрела, несся над самой поверхностью воды; на нем сидел орел с распростертыми крыльями, так что оба они напоминали корабль, идущий под парусами. Несколько человек, заметив это странное зрелище, сели в лодку и поймали осетра вместе с орланом, который так глубоко вонзил когти в рыбу, что уж не мог вытащить их".
В степях южной России орлану часто приходится довольствоваться самой жалкой дичью. Когда он охотится вдали от реки, то, по словам Нордмана, главную добычу его составляют маленькие степные млекопитающие и птицы. Сидя на верстовых столбах или на холмах, насыпанных для обозначения дороги, зимой часто в непосредственной близости от людских жилищ, он подкарауливает сусликов и ящериц; умеет также изловить цокора, схватывая его как раз в тот момент, когда он, роясь, приподнимает верхний слой земли. Орланы любят падаль, пожалуй, не меньше чем грифы, даже близ моря значительную часть их пищи составляет мертвая рыба, выброшенная морем; внутри материков они никогда не упускают случая поживиться найденной падалью.
По физическим способностям все орланы стоят ниже орлов. По земле они движутся, может быть, проворнее последних и, как уже было сказано, умеют до известной степени управляться на воде; но полету их недостает той ловкости и изящества, которыми отличается полет всех благородных орлов. На лету они выглядят иначе: их короткая шея и короткий, сильно закругленный хвост при очень длинных, но довольно узких и почти всюду имеющих одинаковую ширину крыльях, настолько характерны, что их трудно принять за кого-нибудь из благородных родичей. Кроме того, они более тяжело машут крыльями и полет их более медленный, хотя все же летят очень скоро, даже и тогда, когда, совсем не шевеля крыльями, парят, описывая в воздухе круги или скользя по прямому направлению. Зато они превосходят благородных орлов в одном отношении, а именно в искусстве, с которым они управляются на воде; уменьем этим обладают только немногие хищные птицы. Орлан ныряет, бросаясь в воду с высоты, и в этом отношении он может поспорить с любой чайкой или крачкой. По сообщению одного прекрасного наблюдателя, шведского натуралиста Нильсона, иногда орлан, чтобы отдохнуть, прямо-таки опускается на поверхность моря, совершенно подобно плавающей птице, и остается на воде более или менее долго, смотря по желанию. Когда он хочет взлететь, то простирает крылья почти вертикально и одним ударом их поднимается с воды. Органы чувств развиты у него почти так же хорошо, как и у орлов.
В марте для орланов наступает период размножения. Весьма вероятно, что и у них самка часто всю жизнь остается верной одному и тому же самцу, но последнему при приближении всякого другого самца приходится вступить с ним в серьезный бой, и в случае неблагоприятного исхода он может лишиться подруги.
Расположение гнезда зависит от местных условий. Везде, где крутые утесы омываются непосредственно морем, орлан отыскивает подходящее место. Там, где берег моря или большой реки порос лесом, он выбирает для постройки гнезда всякое дерево; если вблизи водного бассейна, изобилующего рыбой, нет ни одного высокого дерева, он довольствуется часто совсем жалкими кустами, которые едва могут вынести тяжесть постройки, и даже камышами.
Всего чаще он гнездится на соснах, а, кроме того, также на буках и дубах. Гнездо представляет огромную постройку, имеющую 1,5-2 м в поперечнике и 30-100 см и даже более в вышину; оно служит одной и той же паре много лет подряд, а от ежегодных починок становится все более и более высоким. Основание сложено из сучьев, толщиною в руку, а верхняя часть гнезда из более тонких ветвей. Очень пологое дно покрыто нежными ветками и выстлано сухой травой, лишаями, мхом и т.п.
В конце марта, редко раньше или немного позже в гнезде можно найти всю кладку, состоящую из двух или трех сравнительно небольших яиц, имеющих только 67-73 мм в длину, 53-57 мм в толщину; яйца эти довольно разнообразны. Скорлупа у них толстая, грубая и крупнозернистая, окраска различная; встречаются и совершенно белые без всяких пятен, и такие, у которых по белому фону рассеяны более или менее многочисленные красноватые, коричневые и темно-бурые пятна. Мне известно, что самец помогает самке высиживать; для отдыха в это время он всегда избирает в некотором отдалении от гнезда скалу или высохший сук, с которых открывается вид на всю окрестность; при малейшей тревоге он тотчас же спешит отсюда на помощь самке. Для вылупившихся птенцов обе птицы таскают множество пищи; они охотятся с тем большим рвением и смелостью, чем больше подрастают их птенцы, и мало-помалу гнездо их обращается в настоящую бойню, где можно найти остатки всевозможных животных в особенности рыб я водяных птиц. Как только они завладеют добычей, направляются прямо к гнезду и при этом, по наблюдениям графа Бамбелли, одного из членов нашего охотничьего общества в Венгрии, пролетают расстояние в 4-5 км так быстро, что приносят своим птенцам еще живых, бьющихся рыб. Если птенец выпадет из гнезда, что нередко случается, и при этом не убьется, то родители продолжают кормить его внизу, как будто с ним ничего не случилось. Если убьют самку, то самец один кормит птенцов. При благоприятных обстоятельствах птенцы уже через 10-14 недель бывают в состоянии покидать гнездо, но после вылета еще часто возвращаются в него. Только к осени они совсем покидают родителей.
В клетке орлан держит себя сначала крайне беспокойно, нападает даже на сторожа, но вскоре он приручается и относится тогда к людям вполне дружелюбно. Поэтому заведующие зоо- логическими садами любят орланов и дорожат ими. При более или менее удовлетворительном уходе орланы переносят неволю так же долго, как и другие родственные им виды. Случаи, что орланы проживали в клетке до 40 лет, не составляют редкости. Относительно тех, которые так долго прожили в неволе, известно, что они только на 10-м или 12-м году приобретают окраску старых птиц, или, что также иногда случается, несут яйца.
В Африке водится самый красивый орлан-крикун (Haliaeetus vocifer). Последний является вообще одним из самых красивых представителей семейства ястребиных и настоящим украшением тех местностей, в которых он обитает. У взрослых птиц голова, шея, затылок, верхняя часть груди и хвост ослепительно-белого цвета, маховые перья голубовато-черные, край крыльев и вся нижняя сторона тела - великолепного красно-бурого цвета; кольцо вокруг глаз, восковица и лапы светло-желтые, клюв, как сверху, так и снизу синевато-черный. Длина этой птицы 68-72 см, длина крыла 50 и длина хвоста 15 см.
Орлан-крикун впервые был открыт Левальяном в южной Африке; позже другие натуралисты встретили его также в западной и во внутренней части северо-восточной Африки. Пара орланов, сидящих на дереве, обвитом лианами и нависшем над зеркальной поверхностью воды, представляет чудную картину, и, как ни избалован глаз наблюдателя в этих местах, изобилующих роскош но окрашенными птицами, эта картина всегда приводит его в восторг.
Образом жизни и характером орлан-крикун вполне походит на своих родичей. Он всегда живет парами, только после периода размножения иногда эти орланы, может быть, собираются временно в общества с более крупными родичами. Каждая пара избирает себе участок, имеющий около 3 км в диаметре. Здесь в утренние часы орланы летают взад и вперед, высматривая добычу; в полдень поднимаются высоко в воздух, чтобы поиграть, кружатся с полчаса и более и время от времени звонко кричат, так что их бывает слышно на далеком расстоянии. "Голосовые средства орлана-крикуна, - говорит Швейнфурт, который, по-видимому, особенно увлекается этими птицами, - замечательны; в этом отношении он не имеет себе подобных в царстве пернатых. Крик его всегда раздается неожиданно и распространяется далеко по гладкой поверхности реки; то он напоминает голоса испуганных женщин, то кажется, что спрятавшаяся где-нибудь толпа шалунов- мальчиков вдруг выскочила с шумом и гамом. Обман слуха бывает настолько полный, что я, например, всегда оглядывался с удивлением, чтобы открыть виновника этого крика, хотя в течение нескольких лет очень часто имел случай наблюдать орланов-крикунов. Этот крик составляет, по-видимому, наиболее существенную их особенность. Когда орлан кричит на лету, то движения его становятся чрезвычайно беспокойными; так и ожидаешь, что он сейчас перекувырнется в воздухе".
Орлан-крикун (Haliaeetus vocifer)
"Когда эти орлы, - пишет Пехуэль-Леше, - во время заката солнца летят в вышине над широко расстилающейся поверхностью воды, они иногда вдруг начинают выделывать на лету удивительные штуки: кружатся, предаваясь какому-то дикому веселью, и при этом сильно вздрагивают и встряхиваются, словно охваченные судорогами. Затем, через известный промежуток времени, слышится их крик, который у них сопровождается такими странными упражнениями". После обеда и под вечер парочка отдыхает на верхушке дерева или на каком-нибудь плавающем стволе, и обе птицы сидят так целыми часами друг возле друга. Всякое новое явление орланы обыкновенно встречают криком; при этом один из них закидывает голову далеко назад, подобно другим орланам, поднимает веерообразно распущенный хвост кверху между крыльями и из груди его с силой вырывается громкий звучный крик. У каждой пары есть свое любимое место отдыха, и если удастся открыть его, то можно быть уверенным, что ежедневно в известный час встретишь там орланов. Для ночлега они выбирают более густой лес, где их убаюкивают свои и криком живущие там попугаи.
Пища орлана-крикуна состоит из рыбы и падали На рыбу он бросается с большой высоты, ныряет за ней глубоко в воду и затем снова поднимается, тяжело махая крыльями. За падалью или опускается на землю, заметив ее здесь, или вытаскивает ее из воды, если она плывет вниз по реке. Гартман узнал в Судане от туземцев, что орлан также вытаскивает из воды большие раковины и разбивает их на скалах.
Я видел однажды, как орлан-крикун преследовал цаплю; другой раз он съел подстреленного нами коршуна. Но все-таки я не думаю, чтобы орлан постоянно охотился за высшими позвоночными, как утверждает Левальян, нашедший кости газели в числе других остатков от его обеда. "Мы ни разу не видали, - говорит Пехуэль-Леше, — чтобы орлан-крикун преследовал птиц или млекопитающих; они и не боятся этого орла". Зато с другими хищными птицами у орлана-крикуна далеко не мирные отношения; особенно яростно он нападает на грифов и, благодаря своей ловкости, обыкновенно остается победителем. Он не терпит конкурентов по своему ремеслу. Однажды Гейглин видел, как орлан-крикун с криком бросился на другую хищную птицу и отнял у нее рыбу. Ливингстон не раз был свидетелем того, как орланы мучили пеликанов до тех пор, пока последние не извергали из своего мешка пойманных ими рыб и не уступали их своим мучителям.
В неволе орланы-крикуны держат себя совершенно так же, как и остальная их родня. Они скоро приручаются и встречают тогда хозяина звонким криком. Насколько можно судить по имеющимся наблюдениям, они легко переносят наш суровый климат. В зоологических садах пленные орланы-крикуны живут из года в год на открытом воздухе.
Пальмовый гриф, или грифовый орлан (Gypohierax angolensis), о котором здесь идет речь, внешним видом и осанкой гораздо более похож на стервятника. Клюв у него сильный, хотя длинный и очень узкий. Верхняя половина его слегка дугообразно изогнута, коротка и оканчивается тупым крючком на краях нет зубцов; нижняя половина большая и приблизительно на одну треть менее высокая, чем верхняя. Восковица прикладывает половину клюва; ноздри имеют вид широких щелей, расположенных несколько косо в продольном направлении. Уздечка голая, ноги слабые. Пальцы сравнительно короткие, вооруженные не особенно большими кривыми когтями. Крылья длинные и острые. Оперение взрослой птицы все белое, за исключением черных кончиков больших маховых перьев, малых маховых перьев, плечевых перьев и широкой черной полосы. У молодых птиц однообразное темно-бурое оперение и бурые глаза. Только на третьем или четвертом году молодые птицы вполне приобретают окраску взрослых. В длину он имеет 60 см, длина крыла 40, а хвоста 20 см.
Пальмовый гриф, или грифовый орлан (Gypphierax angqlensis)
Относительно образа жизни этой птицы, известной уже в течение целого столетия, мы только в последнее время получили сведения от Рейхенова. Преимущественно на основании его наблюдений нами и составлено последующее описание. "Пальмовый гриф часто встречается под тропиками в западной Африке. В восточной же был убит до сих пор только один экземпляр на острове Пемба, к северу от Занзибара. На западном побережье, внутри указанных нами пределов, он принадлежит к числу наиболее обыкновенных хищных птиц. По Золотому берегу вплоть до Габона я встречал его повсюду, где только имелись подходящие условия для его существования. Питаясь преимущественно рыбой, он может жить только вблизи воды, на морском берегу или около рек; на плохо орошаемых возвышенностях и горах он представляет такую же редкость, как и наш орлан-белохвост внутри европейского материка. Наиболее удобное местожительство представляют для этого орлана болотистые пространства, тянущиеся вдоль рек, особенно там, где воды больших западноафриканских рек несут с собой громадное количество ила, мутящего море на протяжении многих миль и образующего часто обширные дельты. Эти болотистые местности главным образом покрыты зарослями мангровых деревьев, и только местами, украшенные пальмами и колючими панданусами, пересекаются узкими речными рукавами, которые очень редко посещаются человеком; здесь-то обыкновенно и устраивают свои жилища пальмовые грифы. Они представляют здесь настолько обыкновенное явление, что могут быть отнесены к числу птиц, наиболее характерных для пустынных болотистых местностей. Их можно видеть сидящими в одиночку или парами на верхушке дерева и отдыхающими после еды или играющими высоко в воздухе, причем они то описывают круги, то несутся над самой поверхностью воды, высматривая добычу. Сидящий пальмовый гриф держится довольно прямо; его длинный клюв и голая передняя часть головы делают его настолько похожим на королевского грифа, что его узнаешь только тогда, когда он поднимется. Особенностями своего образа жизни он напоминает нашего орлана-белохвоста, только все движения его более медленны. На лету он также имеет более всего сходства с орланом-белохвостом. Подобно белохвосту, он тоже иногда, играя, бросается вниз с большой высоты и затем, спокойно паря, снова поднимается в вышину. Впрочем, у него манера охотиться иная, чем у орлана-белохвоста; в этом отношении он скорее напоминает коршунов. Охотясь, он низко несется над поверхностью воды и, заметив рыбу, спускается довольно медленно по дугообразной линии, чтобы схватить ее на поверхности. Я никогда не видал, чтобы этот гриф бросался круто, завидев добычу. Кроме рыбы он, по-видимому, питается моллюсками, которые во множестве находятся на болотистых берегах устьев рек. Впрочем, возможно, что иногда нападает на млекопитающих и птиц. Не раз мне случалось видеть его преследующим серых попугаев, которые улетали от него с явными признаками страха и громким криком. Сначала я скорее склонен был смотреть на эти преследования, как на игру, но ввиду интересного наблюдения Ушера, видевшего, как пальмовый гриф бросился на молодую козу, должно предположить, что он преследует попугаев с враждебными намерениями. Но я считаю невероятным, чтобы пальмовый гриф ел косточки плодов пальм, как утверждает Пэль*.
Удивительна молчаливость этой птицы. Хотя я в течение полугода мог почти ежедневно наблюдать ее в низменностях Камеруна, я ни разу не слышал от нее ни одного звука.
Гнездо я всегда находил на одном из самых высоких деревьев того района, в котором жила пара этих птиц. На время периода размножения пальмовые грифы часто покидают устья рек и летят вверх по течению туда, где растут гигантские хлопчатники и баобабы, на которых удобнее строить гнездо, чем на низких мангровых деревьях. Гнездом, устраиваемым на верхушке или на вилообразно расходящихся сучьях упомянутых нами деревьев, птицы пользуются несколько лет подряд, и потому оно достигает значительных размеров. Кладка состоит, по-видимому, только из двух яиц. К сожалению, я не мог вполне убедиться в этом; мне ни разу не удалось достать яйца из гнезда, хотя самые гнезда я видал несколько раз; но они всегда находились на совершенно недоступных для меня местах. Что негры умеют, тем не менее, добираться до этих гнезд, доказывают нередко привозимые в Европу живыми молодые грифы".
Во многих отношениях значительно расходятся с этим рассказом сообщения Пехуэль-Леше. "Эта коренастая птица или отдыхает в ленивой позе на суке дерева, растущего на берегу или среди саванны, или, реже, кругами носится по воздуху на сравнительно небольшой высоте и медленно парит над берегом моря или над водами, прорезывающими материк. По дороге этот гриф схватывает крабов, раковины, следующих за приливом рыб и подобную легко добываемую мясную пищу. Никогда мы не видали, чтобы он бросался стремглав с высоты на свою добычу или долго преследовал какое-нибудь животное. Я также ни разу не замечал, чтобы какая-нибудь птица или млекопитающее выказывали страх перед ним. Он схватывает только то, что случайно попадется ему по пути и, как на свободе, так и в неволе, охотно питается плодами масличной пальмы. Когда мы охотились за водяными птицами, не раз случалось, что после удачного выстрела какой-нибудь находившийся поблизости пальмовый гриф преспокойно подлетал и уносил подстреленную птицу, несмотря на наш крик и угрожающие жесты. Один старый гриф в течение нескольких недель ежедневно появлялся утром около нашего жилища как раз, когда мы стреляли для обеда зеленых голубей, постоянно пролетавших мимо нас в одно и то же время. Он садился на баобаб и терпеливо дожидался, пока мы уйдем, чтобы тогда подобрать то, что оставалось от нашей добычи".
"Мы можем назвать пальмовых грифов вполне безвредными или даже полезными птицами; туземцы также не сообщили нам ничего, что говорило бы не в их пользу. Поэтому их никто не преследует. Местами, конечно, за ними охотятся из-за мяса, которое приобретает приятный вкус, может быть, вследствие того, что они отчасти питаются плодами масляной пальмы. У негров племени Кру, этих западно-африканских странствующих мастеров, мясо их считается даже одним из самых лакомых блюд".
Осоед (Pernis apivorus) достигает 59-62 см в длину; размах его крыльев 135-140, длина крыла 40, длина хвоста 23 см. Оперение подвержено разнообразным изменениям; но, по наблюдениям Берендса, особенности окраски сохраняются в течение нескольких поколений, так что птенцы двух родителей одинакового цвета наследуют их окраску. Иногда оперение бывает однообразного бурого цвета, только на хвосте три больших и несколько маленьких коричневых полос, да голова у самца серо-голубая; часто также верхняя сторона туловища бывает бурой, а нижняя более или менее испещрена белыми пятнами или скорее белая с бурыми поперечными пятнами и с черными стержневыми полосками. Молодые птицы обыкновенно коричневые или желто-бурые; перья на голове у них светлее, а стержни более темные. Кроме указанных видоизменений окраски, существует и мною других. Глаза у осоеда бывает всяких оттенков, начиная от серебристо-белого до золотисто-желтого; клюв черный, восковица золотисто-желтая, ноги лимонно-желтые.
Осоед (Perm's apivorus)
Вся Европа, за исключением самых северных стран, может считаться отечеством осоедов. Начиная от средней Скандинавии и Финляндии, они водятся решительно повсеместно, но всюду, разве только за исключением восточной России, встречаются поодиночке и только местами. На низменностях он попадается чаще, чем в горных местностях: вообще на высоте более чем на 1000 м над уровнем моря он, по-видимому, не встречается; кроме того, присутствие или отсутствие осоедов в какой-нибудь местности зависит от характера леса. Исключительно хвойных лесов осоед избегает или, по крайней мере, там, где может выбирать, предпочитает лиственные. По словам Альтума, он охотнее поселяется в буковых лесах, чем в дубовых.
"Осоед, - говорит Науман, - совсем неблагородная и трусливая птица; по этому качеству он превосходит всех наших хищных птиц. Главные черты его характера - добродушие, трусливость и вместе с тем глубокое упрямство. Он пуглив, летает медленно, тяжело и обыкновенно низко над землей; на лету он лениво, а при поворотах и довольно неловко машет крыльями, по временам парит и в таком случае кажется менее неповоротливым; вообще полет его более тихий и медленный, чем у других его родичей. Прибавлю еще, что, когда он летит, его легко отличить от канюка, часто встречающегося в Германии. Осоед кажется значительно больше вытянутым в длину и хотя он своей фигурой на лету напоминает трезубец, его всегда можно отличить по его более длинным крыльям и хвосту. В период любви он также выделывает разные фокусы.
"Во всем поведении осоеда, - продолжает Науман, - проявляется величайшая лень. Целыми часами он сидит на одном месте, обыкновенно на межевом камне или на уединенно стоящем дереве, высматривая добычу. Вопреки обыкновению других хищных птиц, довольно свободно двигается по земле и часто на ходу преследует насекомых. Когда идет по земле, подняв высоко голову и растопырив головные и затылочные перья, пожалуй, его можно было бы принять за небольшого орла, если бы его тотчас не выдавала походка, которой он напоминает скорее ворону. Крик его - торопливое, часто повторяющееся "ки-ки-ких", тянущееся иногда несколько минут сряду".
Осоед вполне заслуженно носит свое имя, так как пищу его главным образом составляют осы и другие перепончатокрылые. До тех насекомых, которые строят свои гнезда над землей, он добирается, вероятно, сбрасывая их жилища с ветвей, к которым они прикреплены, а живущих под землей он добывает, разрывая их подземные постройки. "Однажды я видел, - пишет мне Либе, - пару осоедов, которые были заняты тем, что на краю одного поля раскапывали шмелиное гнездо. Самка хватала лапами дерн и землю и вырывала кусок за куском, причем помогала иногда и клювом. Самец несколько раз на короткое время сменял свою подругу. Приблизительно через четверть часа они окончили свою работу".
Если эта птица откроет пчелиное или осиное гнездо, ее нелегко отогнать от него. "В одно июльское утро, - рассказывает Берендс, - крестьянин заметил осоеда, занятого раскапыванием осиного гнезда. Хотя его несколько раз спугивали, он вскоре снова появлялся и усердно принимался за прерванную работу. В полдень я его застрелил прежде, чем он успел раскопать гнездо. В его зобу и желудке я нашел только остатки жуков и ни малейшего следа ос, которые, однако, во время шестичасовой работы осоеда целыми сотнями кружились около него; он отгонял их от себя, встряхивая головой. Это явление возбудило мое внимание, и я очень обрадовался, когда вскоре после того мне удалось достать старую, легко раненую самку, и я получил возможность производить над ней опыты. Когда я предлагал ей осу, то она не только не ела ее, но даже отворачивалась; если же она и решалась схватить осу, то сейчас же и бросала ее. Сколько раз я ни повторял опыт, результат был один и тот же. Никогда я не мог заставить птицу съесть осу". Берендс, взгляд которого мы будем опровергать далее, замечает затем, что осоед, кроме ос и пчел, ест еще саранчу, жуков, гусениц, лягушек и ящериц. Остатки теплокровных животных Берендс находил в их желудке только изредка.
За исключением Берендса, все наблюдатели, рассматривавшие насекомых, находившихся в зобу и желудке осоеда, единогласно утверждают, что он непременно откусывает жало у всех перепончатокрылых, шершней, ос, шмелей и пчел, прежде нем проглотит их. По словам Наумана, он умеет так ловко ловить этих насекомых, что, когда он схватывает их, они располагаются у него в клюве сбоку в поперечном направлении. Быстро сжимая челюсти, осоед откусывает конец брюшка насекомого на расстоянии миллиметра от жала, так что откушенный кусок отпадает; он никогда не проглатывает жала, так как иначе оно могло бы нанести ему смертельную рану, вонзившись во рту или глотке. Над всеми насекомыми он производит эту операцию, и никогда в содержимом его желудка не находили ни одного жала. Во время охоты за осами и пчелами его достаточно защищают от укусов летающих вокруг него насекомых жесткое оперение и твердые щитки, покрывающие его лапы.
Тотчас после прилета на родину осоед принимается за постройку нового или за починку старого гнезда. Он строит его всего охотнее в лиственных лесах, граничащих с полями и лугами. Только в крайности он сам строит себе гнездо: гораздо охотнее пользуется готовым гнездом, в котором в предыдущем году жил сарыч или коршун, или даже старым вороньим гнездом, которое он чинит, обыкновенно употребляя для этого свежие зеленые прутья. Когда он решится сам строить себе гнездо, то принимается за дело в высшей степени неловко и небрежно. Постройка в таком случае выходит чрезвычайно плохая и состоит обыкновенно из нескольких слоев тонких прутьев, которые иногда бывают так неплотно наложены один на другой, что видны насквозь яйца, если смотреть на гнездо снизу.
Во время периода любви самцы и самки осоедов, подобно другим ястребиным птицам и особенно канюкам, играют друг с другом высоко в воздухе, и тогда, по словам Наумана, бывает очень интересно смотреть на эти игры, происходящие над тем местом, где находится гнездо осоедов. Парочка их, не шевеля крыльями, большими кругами взлетает на высоту, поднимаясь по спиральной линии. Самец постепенно отделяется от самки и залетает на еще большую высоту; затем отсюда он почти с вертикально поднятыми крыльями, как-то особенно быстро покачиваясь, спускается снова к самке, но тотчас опять кругами поднимается на большую высоту, чтобы еще раз спуститься к ней, затем снова взлетает на высоту; и так они играют друг с другом иногда в течение четверти часа.
Кладка состоит из двух яиц,* форма и цвет которых изменчивы; то они шарообразны, то яйцевидны.
Скорлупа у них более или менее блестящая, желто-белая или красно-бурая со светлыми или темными пятнами, цвет которых иногда всюду одинаков, иногда же на одной половине яйца темнее, чем на другой. По наблюдениям Саксэ, осоед несет яйца никак не раньше конца мая и притом второе яйцо через промежуток от трех до пяти дней после первого. "Самец и самка сидят на яйцах попеременно и кормят друг друга личинками ос и шмелей; личинки эти приносятся осоедами вместе с сотами, и часто в гнезде образуются большие запасы. Замечательно смелыми бывают осоеды, когда они сидят на яйцах. Шестого июня 1870 года я рассчитывал найти яйца в одном гнезде, которое перед тем много раз осматривал. Осоед сидел в нем; хвост его высовывался из гнезда. Я постучал палкой о дуб, но осоед не шевельнулся. Только после того, как я несколько раз принимался стучать, он сел на край гнезда, нахохлился, поднял перья на голове, злобно посмотрел на меня, встряхнулся и снова уселся на яйца. Только, когда я уже почти добрался до самого гнезда, осоед, нисколько не торопясь, пошел вдоль сука, на котором находилось гнездо, и затем уже полетел. Преследуемый воронами и разными небольшими птицами, он некоторое время летал вокруг дерева и затем снова опустился, шагах в 50 от меня. Оказалось, что яйца высиживались уже в течение 4-5 дней. Не раз со мной случалось, что осоед улетал из гнезда только тогда, когда я уже почти мог схватить его.
Сначала птенцы кормятся гусеницами, мухами и другими насекомыми; родители собирают эту пищу в глотку и выбрасывают потом птенцам. Позже они приносят птенцам целые соты, наполненные личинками, и осиные гнезда, а под конец даже молодых лягушек, птиц. Птенцы после того, как научатся летать, некоторое время еще ночуют в гнезде; потом они начинают кочевать, причем сначала держатся все вместе и, вероятно, все еще возвращаются на то место, где родились. Под руководством своих родителей они скоро научаются сами добывать себе пищу, но, несмотря на это, еще долго остаются в некоторой зависимости от них".
Во всех частях света распространены коршуны. Представители немногих установленных до сих пор видов чрезвычайно сходны между собою. Голова у них большая и круглая, туловище коренастое, клюв короткий, сравнительно высокий, сильно изогнутый в длинный крючок. Крылья очень длинные, так что, когда они сложены, то заходят дальше короткого хвоста, имеющего на конце небольшую выемку. Чрезвычайно густое оперение состоит из очень нежных, как бы рассученных шелковистых перьев, как у сов.
У чернокрылого дымчатого коршуна (Elamis caeruleus) верхняя сторона тела окрашена в красивый пепельно-серо-голубой цвет, лоб и нижняя сторона тела белые, кроющие перья крыльев и плечи черные. У молодых птиц верхняя сторона буровато-серая, а нижняя светло-желтая. Взрослый самец имеет 35 см в длину; размах крыльев 78, длина крыла 30, длина хвоста 14 см. Самка немного больше самца.
Уже в Сирии дымчатый коршун попадается нередко, а в Египте он принадлежит к числу довольно обыкновенных птиц. Начиная отсюда, распространен во всей Африке и южной Азии; нередко залетает также и в Европу, где его убивали не только в Испании, южной Италии, Греции, но не раз также и во Франции, Германии, Великобритании. Там, где коршун является постоянным жителем, а не гостем, как у нас в Европе, он поселяется всего охотнее в тех местностях, где леса чередуются с полями. По наблюдениям Жердона и других ученых, в Индии они водятся всюду, где по условиям местности могут найти достаточную для их пропитания добычу. Они живут всегда парами и не соединяются в общества с другими птицами того же вида, разве только летают вместе с птенцами, пока те требуют еще обучения. Впрочем, пары живут очень близко одна к другой, и благодаря этому иногда случается увидеть сразу в воздухе несколько пар.
По образу жизни дымчатый коршун имеет много общего, с одной стороны, с канюками, с другой - с совами. Он бывает особенно деятелен рано утром и вечером, летает также и в сумерки, когда другие хищные птицы уже отправляются на покой. Летит ли коршун или сидит на одном из своих излюбленных постов, его всегда легко бывает узнать. На лету он отличается от большинства других хищных птиц тем, что высоко держит крылья, так что концы маховых перьев находятся значительно выше туловища.
Чернокрылый дымчатый коршун (Elanus caeruleus)
Когда он сидит, его еще издалека легко узнать по ослепительной окраске, которая сверкает под лучами южного солнца. В Египте он имеет обыкновение отдыхать, сидя на журавлях колодцев, которыми крестьяне пользуются для орошения своих полей. В Нубии он выбирает те деревья, с которых всего лучше можно видеть всю окрестность. Заметив добычу или почувствовав голод, дымчатый коршун слетает с дерева и, почти не шевеля крыльями, парит на умеренной высоте. Увидев бегущую по земле мышку или саранчу, он трепещется некоторое время на одном и том же месте, затем складывает крылья, устремляется вниз и, в случае удачи, относит добычу на свой наблюдательный пост, чтобы там съесть ее. Саранчу он поедает часто и на лету, но мышей всегда относит на дерево. На одном каком-нибудь большом поле может наловить достаточно добычи для того, чтобы насытиться. Главную, даже почти исключительную пищу его составляют мыши; саранчу он ест лишь между прочим. Конечно, не пренебрегает и птенцами, которых ему иногда случается находить в гнездах, а также, по словам Гейглина, и ящерицами, водящимися в пустыне. Он нападает даже на летучих мышей, за которыми охотятся, кроме него, еще только некоторые виды сов.
Дымчатый коршун не только красивая, но и приятная птица. В Египте она относится к человеку доверчиво и имеет для этого полное основание. Она без всякой боязни летает около работающих крестьян. К своей самке самец относится очень нежно. Безобидных птиц не трогает; сильных же хищных птиц преследует с громким криком. Голос его похож на голос нашего чеглока, но отдельные тоны более продолжительны; они почти свистящие и бывают слышны издалека.
В Америке живет миссисипский коршун (Ictinia mississipiensh). Он достигает 37 см в длину; размах крыльев 95 см, длина крыла 29, длина хвоста 13 см. Голова, шея, малые маховые перья и вся нижняя сторона тела чисто-свинцового цвета, причем следует заметить, что на лбу и на кончиках малых маховых перьев цвет этот переходит в серебристо-белый. Остальные части тела, за исключением черных уздечки и век, окрашены преимущественно в темный свинцово-серый цвет, переходящий на верхних покровных перьях крыльев и хвоста, а также на больших маховых и рулевых перьях в серо-черный. Глаза кроваво-красные, клюв черный, ноги карминно-красные.
Область распространения миссисипского коршуна простирается только на южные и юго-западные окраины североамериканских стран, омываемых Мексиканским заливом. Отдельные экземпляры залетали в южную Каролину и даже еще севернее, так что иногда здесь удавалось подстрелить их; но настоящая их родина Техас и Мексика.
"С наступлением весны, — рассказывает нам Одюбон, - миссисипский коршун появляется на берегах той величественной реки, имя которой он носит, и кочует вдоль нее, долетая до Мемфиса. В Луизиану он прилетает в половине апреля небольшими стаями, штук в 5 или 6, и поселяется в лесах по берегам рек. Вглубь страны не залетает. По-видимому, всего охотнее поселяется на недавно посаженных плантациях, находящихся поблизости воды. Полет миссисипского коршуна красивый и сильный; он неутомим и залетает на такую высоту, на которую может подняться еще только один вилохвостый коршун. Часто этот коршун парит в воздухе, совершенно не двигая крыльями, и описывает правильные круги. Также часто, сложив крылья, он вдруг, словно стрела, устремляется косо вниз и проносится над самыми ветвями, на которых заметил ящерицу или какое-нибудь насекомое; иногда случается видеть, как он, с изумительной ловкостью, летает вокруг верхушки или ствола дерева, намереваясь схватить добычу. Порою коршун летает зигзагами, как бы спасаясь от преследований опасного врага, а иногда кажется, что он кувыркается на лету, подобно голубю-турману.
Дальние путешествия совершает небольшими перелетами, обыкновенно сопровождаемый целой свитой ласточек. Иногда же парит на большой высоте среди ворон и грифов или в обществе вилохвостого коршуна. Грифа он охотно дразнит, пока этот трус не спустится на землю, чтобы прекратить неприятную для него игру. Преследуя крупное насекомое, пресмыкающееся или небольшого гада, коршун поворачивается боком, вытягивает лапы с широко раскрытыми пальцами и обыкновенно моментально схватывает добычу. По-видимому, он съедает ее на лету с не меньшим удовольствием и удобством, чем сидя на дереве. На землю он никогда не спускается, пока здоров. На млекопитающих никогда не нападает, хотя и любит преследовать лисицу, громко крича и бросаясь на нее; птиц также не трогает". По Риджваю, пища его главным образом состоит из разных цикад и кузнечиков, а отчасти также и из маленьких змей. Он не всегда схватывает добычу когтями, а пользуется для этого также и клювом.
Гнездо свое миссисипский коршун устраивает на верхних ветвях самых высоких деревьев, преимущественно на роскошных магнолиях и белых дубах, составляющих украшение всех южных штатов. Постройка эта бывает очень проста и похожа на гнездо вороны; она состоит из набросанных друг на друга ветвей, обложенных сверху испанским мхом, корой виноградных лоз и сухими листьями. Два или три кругловатых яйца разрисованы множеством темных шоколадно- бурых и черных пятен по зеленоватому фону. В длину они имеют 40 мм, а наибольший поперечник равняется 35 мм, так что они округлы и без всяких пятен. Обе птицы высиживают яйца и так любят своих птенцов, что храбро защищают их от всякого врага, даже от человека. Одюбон сообщает, что пара коршунов, гнездо которых он велел достать, несколько раз проносилась около самой головы негра, лазавшего за гнездом. Птенцы, как только научатся летать, становятся похожи на родителей и еще до зимнего перелета вполне приобретают оперение взрослых птиц.
Вилохвостый коршун (Elanoides forficatiis) - один из самых замечательных и, несмотря на простоту своей окраски, один из наиболее великолепных представителей птиц Южной и Средней Америки; он нередко залетал также и в Европу и потому причисляется также к птицам и этой части света. Туловище у него коренастое, шея короткая, голова небольшая, но сильно вытянута в длину. Клюв довольно длинный, но низкий, слегка загибающийся уже от основания и образующий крепкий крючок, края его прямые без зубцов и выемок, разрез рта очень глубокий. Ноги короткие и небольшие, но довольно крепкие; короткие пальцы вооружены сильно загнутыми, чрезвычайно острыми когтями. Крылья, похожие на крылья ласточки, очень длинны и слегка заострены; хвост необыкновенно развит и на конце снабжен такой глубокой выемкой, что крайние его перья более чем вдвое длиннее средних. У взрослых птиц все оперение белое, за исключением нижних шейных перьев, крыльев и хвоста, которые окрашены в черный цвет с металлическим зеленоватым отливом. Глаза кофейного цвета или темно-карие; клюв черный, восковица голубовато-серая, ноги светлого зеленовато-голубого цвета; когти светлого рогового цвета. Самец немного меньше самки, оперение его туловища более чистого белого цвета, а черный цвет крыльев более блестящий. Длина этой птицы 60 см, размах крыльев 130, длина крыла 40^5, длина крайних хвостовых перьев 30 см.
Вилохвостый коршун встречается во всей Южной Америке, начиная от южной Бразилии, и в южных окраинах Соединенных Штатов, местами он принадлежит к числу довольно распространенных птиц. По Одюбону, большие стаи вилохвостых коршунов появляются в начале апреля в штатах Луизиана и Миссисипи, где их причисляют к самым обыкновенным птицам; в сентябре они снова улетают отсюда. Оседлыми птицами они являются только на юге Северной Америки, в Техасе и Мексике, а также и в Бразилии.*
1— Миссисипский коршун (Ictinia mississipiensis) 2— Вилохвостый коршун (Elanoides forficatus)
Чрезвычайно редко можно видеть вилохвостых коршунов, летающих поодиночке или парами, обыкновенно они собираются многочисленными стаями и парят высоко в воздухе или сидят на деревьях; в таких случая бывает от 20 до 200 штук этих птиц. "Вилохвостый коршун, - говорит Одюбон, - чрезвычайно красив и неутомим на лету. Он движется по воздуху с такой легкостью и грацией, что всякий, кто сколько-нибудь любит наблюдать за птицами, придет в восторг от этого зрелища. Паря и описывая большие круги в воздухе, коршун то поднимается на неизмеримую высоту, направляя полет только при помощи своего вилообразного хвоста, то вдруг с быстротой молнии спускается вниз и затем снова поднимается, парит все дальше и дальше и скоро исчезает из виду. Иногда видишь, как стая кружится около дерева или быстро пролетает между его ветвями, почти касаясь его ствола, чтобы схватить каких-нибудь насекомых или маленьких ящериц. Движения этих птиц изумительно быстры и разнообразны. Глубокие дуги, описываемые ими, внезапные круги и зигзаги и необычайная легкость, с которой он разрезает воздух, должны привести в восторг каждого наблюдателя".
Пища вилохвостого коршуна состоит преимущественно, а иногда даже исключительно из насекомых. Одюбон и Риджвай сообщают, что он ест ящериц и змей, но почти все остальные наблюдатели утверждают, что он истребляет только насекомых. Охотится он за ними так же, как и ласточки, с той только разницей, что хватает свою добычу не клювом, а лапой. "Во время нашего путешествия по горам, - рассказывает Одюбон, - мы увидали целую стаю вилохвостых коршунов, летавших взад и вперед довольно низко над дорогой, по которой мы следовали. Некоторые из них парили на высоте едва 4 м над землей. Вся стая тесно держалась вместе и очень напоминала стаю наших касаток. Полет их был не быстр, но силен и ровен, крыльями они совсем не шевелили. Наше появление, по-видимому, нисколько не смутило коршунов; даже крик восторга, вырвавшийся у моего спутника, его знаки и жесты, от которых я тщетно старался его удержать, не встревожили их. Некоторые из них пролетали на расстоянии всего 4 или 5 м от нас и таким образом давали нам возможность хорошо рассмотреть все их движения. Время от времени какая-нибудь из птиц медленно и грациозно поворачивала или нагибала вниз голову и в то же время выдвигала вперед ногу, которая перед этим, судорожно сжавшись, что-то хватала; нога выдвигалась настолько далеко, что касалась закрытого до сих пор клюва. Но птица оставалась в этом положении только одно мгновение: она раскрывала клюв, проглатывала добычу и снова поднимала голову. Эти движения проделывала вся стая. Скоро мы поняли их причину: вилохвостые коршуны охотились за одним видом пчел, отличающимся великолепной окраской".
"При тихой и теплой погоде, - продолжает Одюбон, — вилохвостый коршун парит на неизмеримой выси, охотясь за большим насекомым, так называемым москитовым соколом, и выказывает при этом все свое искусство. Главную пищу этой птицы составляют саранча, гусеницы, маленькие змеи, ящерицы и лягушки. Проносясь низко над землей, он иногда вдруг останавливается на мгновение, не шевеля крыльями, спускается вниз, схватывает змею, уносит и растерзывает ее на лету".
Одюбон рассказывает об одном вилохвостом коршуне, которого он несколько дней держал в клетке. Коршун отказывался от всякой пищи и не давал кормить себя насильно. Взъерошив перья, со скучным видом все сидел на одном и том же месте; только если его хватали за крылья, старался защищаться когтями. Он умер от истощения.
Красный коршун (Mihas milvus). Это статная птица, имеющая 65-72 см в длину; размах ее крыльев 140-150 см, длина крыла 50, длина крайних хвостовых перьев 38 см. От своих европейских родичей и вообще от всех других коршунов красный коршун отличается более вилообразным хвостом, средние перья которого на целых 10 см короче крайних.
Все равнины Европы, начиная от южной Швеции до Испании и отсюда до Сибири,* служат родиной этих хищных птиц, которых Шиллер назвал "царями воздуха".
Внутри этой области распространения, очень обширной, красный коршун встречается далеко не всюду. Во время перелета они часто соединяются в большие стаи, штук в 50-200. Около Толедо мы наблюдали однажды среди зимы стаю коршунов, состоящую по крайней мере из 80 штук; все они жили очень дружно, днем охотились вместе, а ночью отправлялись ночевать в небольшой лесок на берегу Тахо. Летом в той же местности красные коршуны встречаются только парами и то не особенно часто. Во время своих периодических странствований они направляются через северо-западную Африку и долетают до островов Зеленого мыса. Большое количество их ежегодно дважды перелетает через Гибралтарский пролив.
В прежнее время красный коршун играл ту же роль, которая в настоящее время в Африке выпала на долю хохлатого коршуна. "Во времена Генриха VIII, - говорит Пеннант, - над британской столицей носилось много коршунов, которых привлекали разные отбросы, валявшиеся на улицах; эти птицы были до того смелы, что хватали свою добычу, не стесняясь ни шумом, ни большой толпой. Убивать их было запрещено". Богемец Шашек, посетивший Англию в 1471 году, замечает, что он нигде не видал такого множества красных коршунов, как в Лондоне, а Белой уверяет, что он не нашел никакой разницы между коршунами, живущими в Каире и Лондоне. В настоящее время обстоятельства изменились, и эта птица, принадлежавшая в Великобритании к числу самых обыкновенных, теперь совсем исчезла оттуда и только в Шотландии местами выводит птенцов*.
Красный коршун вовсе не величественная птица; он ленив, неповоротлив и отвратительно труслив. Летает медленно, но удивительно неутомимо. Тихо плывя по воздуху, он иногда в течение целой четверти часа ни разу не взмахнет крыльями и управляет полетом только при помощи своего широкого хвоста. Таким образом, коршун, по-видимому, без всякого усилия то поднимается на неизмеримую, почти недосягаемую для человеческого глаза, высоту, то проносится через большие пространства над самой землей. Сидящего на дереве красного коршуна можно узнать по тому, что он насколько возможно втягивает шею, так что голова кажется лежащей совсем между плечами, а также по тому, что хвост у него обыкновенно направлен не прямо вниз, а немного вперед. Поэтому, если смотреть на сидящего красного коршуна сбоку, то бросается в глаза угловатость линий его профиля.
Из чувств у красного коршуна, несомненно, всего лучше развито зрение; чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на его прекрасные глаза; но еще убедительнее доказывается: это поведением парящего на громадной высоте коршуна, если покажется где-нибудь животное, могущее служить ему добычей. По развитию умственных способностей красный коршун, конечно, не уступит ни одной из хищных птиц. Он, например, всегда умеет отличить охотника от простого крестьянина, избегает возвращаться в те местности, где один раз уже был напуган. В понятливости красного коршуна можно также убедиться, если застанешь ею поблизости от гнезда или если приходится наблюдать его в неволе. Крик коршуна довольно неприятный, протяжный, нечто среднее между смехом и блеянием. Его можно передать приблизительно слогами "гиги гиээ". Во время спаривания слышится также своеобразная трель. Красный коршун питается маленькими млекопитающими, птенцами, еще не умеющими летать, а также ящерицами, змеями, лягушками, жабами, кузнечиками, жуками и дождевыми червями. Кроме того, он ворует у крестьян цыплят, причиняет немало хлопот гусятникам, досаждает охотникам своими нападениями на молодых зайцев и куропаток. Несмотря на все эти грехи, красного коршуна едва ли можно причислить к вредным птицам. Если где-нибудь на полях начнут особенно сильно размножаться мыши, то туда является и красный коршун; он остается в таких местах иногда несколько недель и каждый день пирует на славу. Если принять в соображение, что красный коршун истребляет множество мышей и вредных насекомых, то нельзя не прийти к тому заключению, что ему можно простить убийство какого-нибудь зайчика или гусенка. Охотники считают неоспоримым, что он приносит большой вред, истребляя много дичи в лесных дачах, предназначаемых для охоты, и поэтому всякий из них считает нужным по мере возможности истреблять красных коршунов и их птенцов. Но на самом деле эти коршуны принадлежат к числу наиболее безвредных наших хищных птиц. Ловлей рыбы, которой он занимается довольно правильно и ради которой иногда не ленится пролетать расстояния в 25-30 км, он также приносит далеко не такой значительный вред, как обыкновенно думают. Помимо того, что ему только изредка удается схватить замеченную им рыбу*, он вообще направляет свои преследования больше против лягушек, чем против рыб.
Период размножения начинается вскоре после весеннего перелета. Красный коршун придерживается по возможности той же местности, в которой он провел предыдущее лето, но не всегда поселяется в своем прежнем гнезде. Если ему удастся найти незанятое воронье или соколиное гнездо, то он довольствуется им; если же не удастся, то сам строит себе новое. Избравши для житья какой-нибудь лес, самец и самка сначала долго летают над ним, играя друг с другом и выказывая при том все свое искусство; затем они выбирают какое-нибудь дерево, обыкновенно как можно более высокое, но иногда и совсем не подходящее, плохое, причем не обращают внимания на то, лиственное оно или хвойное. На верхних ветвях этого дерева или на одном из его больших боковых сучьев они начинают строить гнездо, имеющее около метра в поперечнике и по способу постройки не отличающееся существенно от гнезд канюков и других ястребиных птиц. Узнать его можно бывает благодаря тому, что красный коршун любит выстилать гнездо разными тряпками и бумагами, причем не всегда выбирает для этого самые чистые. Бывали случаи, что коршуны крали у прачки развешанные для просушивания занавески и выстилали ими свое гнездо.
Кладка состоит из 2-3, редко 4 яиц, которые очень похожи на яйца обыкновенного канюка, только немного крупнее их. Длина их равняется 59-62 мм, наибольший поперечник 45-47 мм. Скорлупа мелкозернистая, но матовая; основной цвет белый с легким зеленоватым оттенком; фон этот усеян пестрыми крапинками и грубыми черточками темного красно-бурого цвета. По-видимому, высиживает только самка; по крайней мере, пока она сидит, самец ревностно занимается добыванием для нее пищи. Приблизительно через 4 недели вылупливаются птенцы, и тогда оба супруга начинают таскать им пищу. Птенцы красных коршунов не менее прожорливы, чем птенцы других хищных птиц; благодаря этому их родители принуждены усиленно заниматься охотой, чтобы прокормить их, и в это время они иногда позволяют себе нападать на домашнюю птицу. Высиживающая самка очень упорно сидит на яйцах.
В некоторых местностях место красного коршуна занимает черный коршун (Milvus migrans), которого иногда смешивают с предыдущим; местами встречаются оба вида вместе. Черный коршун заметно меньше красного. Он имеет 55-58 см в длину, размах его крыльев равняется 136-145 см, длина крыла 44-47, длина хвоста 26-29 см; первые из приведенных нами цифр относятся к самцу, вторые - к самке. Оперение вообще темнее, чем у красного коршуна, так что названия, данные этим двум птицам, нельзя не признать удачными.
Весной, тотчас же по прибытии на свое летнее местопребывание, черный коршун отыскивает то место, где он жил в предыдущем году, и приступает к своим летним занятиям. Эрцгерцог Рудольф Австрийский доставил мне такое прекрасное и верное описание этой птицы, что всего лучше будет привести его здесь целиком, только местами добавляя его наблюдениями других исследователей. "В Венгрии черный коршун считается довольно обыкновенной птицей; в нижней Австрии я встречал его только в некоторых местностях, но в них он поселяется ежегодно. Любимым его местопребыванием бывают леса, особенно растущие по берегам больших рек или около болот. Высокие деревья нужны ему собственно только для витья гнезда и для ночлега. В течение дня он все время летает вдоль реки, над кустами или среди них. Все в нем приспособлено для жизни на ровной местности, изобилующей водой, поэтому он особенно любит наши придунайские луга. Тот, кто знаком с ним, конечно, не в состоянии и представить себе его среди местности холмистой или гористой. В таких местах его никогда не приходилось видеть; он не встречается ни на высоких горах, ни на лесистых предгорьях, ни на плоских возвышенностях, он избегает даже тех лесов, которые граничат с большими лугами и полями. В этом отношении его разборчивость доходит до того, что, например, на лугах, орошаемых Дунаем, он из множества живущих здесь хищников встречается всех чаще, а на расстоянии всего одной мили отсюда, на опушке Венского леса, его уже никогда не увидишь. Я имею возможность бывать очень часто в Венском лесу и ни разу еще не встречал там черного коршуна, красный же ежегодно прилетает сюда.
Черные коршуны - птицы общительные; раз они водятся в какой-нибудь местности, то встречаются в ней всегда в большом количестве.
Полет этой птицы чрезвычайно красив, особенно когда она, летая, играет над поверхностью больших рек, чем она занимается иногда в течение целой четверти часа и даже более; но только весной в период спаривания можно получить истинное понятие об ее искусстве. Возбужденная чувством любви, пара черных коршунов поднимается на большую высоту и парит здесь. Вдруг один из них, опустив совсем крылья, падает и опускается почти до самой поверхности воды, затем он некоторое время летит стрелой по кривой линии, быстро возвращается назад, трепещет на месте, подобно пустельге, и вообще производит удивительные эволюции, летая по всем направлениям.
1 - Черный коршун (Milvus migrans) 2 - Красный коршун (Milvus milvus)
Гнездо черного коршуна построено чрезвычайно просто. Коршуны строят его на нижней половине одного из самых высоких деревьев и обыкновенно в углу между стволом и одним из главных сучьев. Оно состоит из набросанных кое-как прутьев; обыкновенно уже издали виден высовывающийся из него раздвоенный хвост самки. В большинстве случаев черный коршун завладевает покинутыми гнездами цапель, вследствие чего гнезда коршунов и цапель трудно отличить одно от другого. Большинство гнезд черного коршуна я находил на тех островах, где жили цапли и бакланы; на тех же, где гнездились канюки, красные коршуны и более крупные представители ястребиных, я никогда не встречал черных коршунов во время периода размножения. Время высиживания подвержено значительным колебаниям. В половине апреля я находил гнезда, в которых самки уже ревностно высиживали яйца, а несколько других пар в то же время еще строили гнезда или даже только отыскивали подходящее место для их постройки. К середине мая в большинстве гнезд самки уже сидели на яйцах.
Тот, кому приходилось наблюдать черных коршунов, наверное, замечал, что они чрезвычайно любят общество болотных и водяных птиц, и дружба, в которой они живут с этими птицами, может служить доказательством безвредности коршунов. Однажды на берегу большого острова я нашел гнездо черных коршунов; в ста шагах от него все деревья были испещрены гнездами цапель, между которыми кое-где виднелись также гнезда пустельги и чеглока. Все обитатели этой колонии совершенно мирно пролетали друг возле друга, а коршун самец, играя, носился среди гнезд летающих цапель и бакланов. Одно из них было построено на высоте всего каких-нибудь 3 м над землей на толстом суку: над ним на том же дереве помещались 4 или 5 гнезд бакланов. Другое гнездо коршунов находилось на толстом дереве также низко над землей: на метр выше его помещалось гнездо цапель и в обоих этих гнездах самки сидели на яйцах, а самцы - коршун и цапля - сидели рядом на одном и том же сучке. Оба гнезда коршунов были построены на самых крайних из высоких деревьев острова, одно на краю болотистой части леса, другое на противоположном конце, на берегу широкого рукава Дуная. Рядом, на другом небольшом островке, находилось еще одно гнездо коршунов, а совсем близко от него, хотя по другую сторону узкого рукава реки, поселились канюк, балобан и несколько чеглоков; наконец, тут же находилось большое гнездо речной скопы, впрочем, покинутое в этом году. Я думаю, что черные коршуны поселяются рядом с цаплями и бакланами главным образом по той причине, что, будучи очень прожорливыми, они вместе с тем очень ленивы и не любят особенно трудиться над добыванием себе пищи. Всего охотнее они едят рыбу, и им легко утолить голод, живя по соседству с цаплями, так как последние часто роняют из своих гнезд больших рыб, чем и пользуются другие птицы. Правда, черный коршун сам довольно искусный рыболов, но он предпочитает попрошайничать и жить на чужой счет. Иногда он на лету пристает к большим водяным птицам и к речным скопам и отбивает у них добычу. Кроме рыб пищу его составляют чаще всего молодые зайцы, хомяки, суслики, мыши и в особенности лягушки. Для птичников он очень опасен, благодаря своему необыкновенному нахальству; он без всякого стеснения похищает цыплят и утят на глазах их родителей, и, в случае таких нападений, его можно отогнать только ружейными выстрелами. Однажды в одной деревне, расположенной среди долины на окраине луга, я наблюдал черного коршуна, который постоянно являлся сюда охотиться и летал приблизительно на высоте дымовых труб, высматривая добычу".
Относительно размножения черного коршуна могу еще прибавить, что он свое гнездо, подобно красному коршуну, всегда выстилает разными лохмотьями, старыми передниками, ночными кофтами или свалянной шерстью млекопитающих, паклей и тому подобными материалами, так что его жилище легко отличить от гнезда других живущих у нас птиц. По словам Блазиуса, не трудно бывает узнать, занято ли гнездо черными коршунами или уже покинуто ими, по тем тряпкам или клочкам пакли, которые часто прицепляются к краям гнезда или к соседним ветвям, когда птицы таскают их в гнездо. В конце апреля в гнезде обыкновенно уже находится вся кладка, состоящая из 3-4 яиц, поразительно сходных с яйцами красных коршунов; основная окраска их желтоватая или серовато-белая; благодаря испещряющим их бурым жилкам, они выглядят как бы мраморными; кроме того, они густо усеяны более мелкими пятнами. По-видимому, высиживает только самка. После трехнедельного высиживания* вылупливаются птенцы; они покрыты пуховым одеянием, основная окраска которого белая; начиная с затылка, оно имеет слабый ржавый оттенок, позади глаз находятся буроватые пятна, а вся верхняя сторона светлая серо-бурая.
Вначале родители кормят птенцов полупереваренными кусками мяса, лягушками и рыбами. Обыкновенно птенцы начинают вылетать из гнезда, когда хвост и крылья еще не приобрели тех размеров, которые они имеют у взрослых птиц, и тогда в дождливую погоду их нетрудно поймать на земле или на низких деревьях. Поздним летом семейство распадается, и каждый из его членов начинает жить особняком. К осени пары черных коршунов снова собираются сначала в небольшие общества, а потом в целые стаи и вместе предпринимают зимнее путешествие.
Черный коршун считается одной из самых вредных наших хищных птиц. Я не могу, однако, вполне присоединиться к этому мнению и скорее думаю, что в тех местностях, где водится много этих коршунов, причиняемый ими вред не особенно значителен. При беспристрастном сравнении вредных и полезных сторон его деятельности приходишь к заключению, что они приблизительно уравновешивают друг друга. Пищу его составляют главным образом мыши и лягушки, а также рыбы, которых он во время периода размножения подбирает преимущественно под гнездами цапель. Поэтому нельзя не признать, что причиняемый им вред весьма незначителен, и мне кажется, что за ним числится вовсе не так уж много грехов, как думают. Своим присутствием он очень оживляет местность, особенно в тех однообразных равнинах, в которых он обитает, и пейзаж очень выигрывает в красоте, когда среди неба виднеется парящий коршун.
Коршун-паразит (Milvus parasitus) имеет 52-55 см в длину, размах крыльев его равняется 132-136, длина крыла 43-45, а хвоста 20-22 см.
Область распространения обнимает всю Африку, за исключением области Атласских гор, кроме того, Мадагаскар, Сирию, Малую Азию. В северо-восточной Африке этот коршун является самой обыкновенной из хищных птиц; он принадлежит к числу типичных представителей фауны стран, орошаемых Нилом, и прибрежья Красного моря. Коршун-паразит - первая птица, которую встречаешь в Египте; его же видишь парящим над девственными лесами в области верхнего течения Нила. Он более чем какой-нибудь другой его родич питается за счет человека и живет с ним в большой дружбе, которая, впрочем, очень выгодна для коршуна, но для человека часто оказывается весьма нежелательной.
Коршун-паразит (Milvus parasitus)
Коршун-паразит - самая дерзкая и надоедливая из всех известных мне птиц. Попрошайничество - его ремесло; поэтому он охотнее всего живет в населенных местах, посещает ежедневно дворы и поселяется на пальмах, растущих в садах, или на верхушках минаретов. Он становится, наконец, докучливым и даже ненавистным, так как его видишь решительно повсюду. Ничто не ускользает от его зорких глаз; он внимательно следит за деятельностью людей и, благодаря своему близкому знакомству с ними, прекрасно понимает все их дела, так что в этом отношении с ним могут сравниться только очень немногие птицы и млекопитающие. Он непременно полетит вслед за овцой, которую ведут на бойню, но если пастух гонит овец с пастбища, остается совершенно равнодушным; когда рыбак возвращается с ловли, коршун летит ему навстречу, когда же тот отправляется на ловлю, не обращает на него никакого внимания. Он летает над баркой, в которой убивают какое-нибудь животное, или даже садится на нее. Кружится около повара, как только тот появляется на палубе стоящего или плывущего судна; он первый посещает лагерь, первый замечает всякую падаль От него нельзя достаточно далеко спрятать никакого куска мяса. С ловкостью у него соединяется необъяснимая дерзость, с жадностью - знакомство со всеми привычками человека. Плохо приходится неосторожному покупателю, который несет мясо на голове в корзине или в деревянной чашке, как это часто делают в Египте: деньги его, вероятно, пропадут даром. Мне самому пришлось однажды быть свидетелем того, как коршун-паразит схватил весивший более килограмма кусок мяса, который несли в корзине, и унес его целиком, несмотря на брань ограбленного им человека. В Абиссинии однажды наш повар разрезал на куски зайца на ящике, стоявшем посреди двора. Едва только он успел повернуть голову на чей-то зов, как один из кусков уже очутился в когтях подлетевшего коршуна, который и тут не упустил благоприятного момента. Он умеет воровать буквально из рук человека.
Коршун-паразит питается не только за счет людей; он следит также за деятельностью животных и птиц. Как только кто-нибудь схватит добычу, тут же его окружает толпа этих несносных коршунов; они с криком преследуют хищника, яростно бросаясь на него, и чем дольше продолжается эта охота, тем более увеличивается количество попрошаек. Тяжелая добыча, которую держит в своих лапах благородный хищник, мешает ему лететь с обычной быстротой, и он не может избавиться от нападающих на него сзади коршунов. Желая избавиться от них, он скоро бросает добычу и предоставляет коршунам драться из-за нее друг с другом, а сам возвращается на те места, где охотился, и отыскивает новую добычу. Грифам тоже ненавистны коршуны-паразиты. Они постоянно кружатся около пирующих грифов, смело пролетают среди них и умеют вовремя подхватить куски мяса, разбрасываемые грифами, и всегда с необычайной жадностью набрасываются на найденную добычу. Коршун-паразит редко сам охотится, хотя довольно ловок и очень искусно умеет ловить мелких домашних птиц, даже молодых голубей, а также мышей, пресмыкающихся и рыб, которых он особенно любит.
Коршунов-паразитов приходится обыкно- венно видеть летающими целыми стаями: парами они держатся только около своих гнезд. Над бойнями больших городов они носятся иногда стаями штук в 50-60.
Крик этой птицы начинается высоким звуком, который можно приблизительно передать слогом мхи", и оканчивается продолжительным, дрожащим "тэ-хэ-хэ-хэ". Относительно полета, характера и способностей мне здесь незачем распространяться: во всех этих отношениях коршун сходен с европейскими родичами.
Туземцы вполне заслуженно считают коршуна-паразита чрезвычайно дерзкой и несносной птицей; тем не менее они не преследуют его; думают, что и к нему должны применяться законы вежливости и гостеприимства, так что коршун может с полной безопасностью летать всюду, где ему вздумается. О его доверчивости существует немало интересных рассказов; образ коршуна встречается также и в некоторых сказках.
В Африке живет крупный и сильный боевой орел (Polemaetus hellicosus) - большая птица длиной 80-86 см, с крыльями длиной в 60-65 и хвостом в 31-34 см. Преобладающий цвет на верхней стороне пепельно-серо-бурый, на голове к нему примешивается черно-бурый. Беловатая полоса пробегам над глазами к задней части головы и теряется в коротком, широком хохле. Вся нижняя сторона белая с голубоватым налетом и почти без пятен. Глаза серо-бурые, восковица зеленовато-голубая, клюв черный, лапы свинцово-серые.
Первое описание боевого орла появилось в конце прошлого столетия в знаменитом сочинении Левальяна о птицах южной Африки. Позднее эту птицу нашли в западной и восточной Африке, и теперь я знаю, что большая хищная птица, которую я видел в абиссинских горах сидящей на высоком дереве, сильно выдававшемся над окружающей местностью, был орел.
Об образе жизни и поведении этого красивого хищника все еще нет более подробных наблюдений, чем те, которые сообщил Левальян, и потому я должен основываться на них в дальнейшем изложении.
Боевой орел выбирает для жилья одиноко стоящее дерево, так как он очень осторожен и любит видеть, что делается вокруг. Отсюда пара облетает обширную область, неизменно держась вместе; рядом они не терпят ни одной другой птицы того же вида и вообще никакой хищной птицы. Всякий другой хищник, который вторгнется в эту область, подвергается беспощадному нападению; хохлатые орлы бьются с ним изо всех сил и принуждают его обратиться в бегство. "Случается, - говорит Левальян, - собираются стаи грифов и воронов с намерением отнять у орла его добычу; однако одного взгляда хищника бывает достаточно, чтобы удержать эту ватагу паразитов".
Вероятно, боевой орел охотится главным образом в утренние и вечерние часы. Обыкновенно добыча его состоит из мелких антилоп и зайцев; но вообще он не щадит и многочисленные виды диких куриных птиц. Весь его характер показывает, что он настолько же опасный враг африканским животным, как наш беркут европейским. Во всей южной Африке кет хищной птицы, которая равнялась бы этому орлу по силе и кровожадности. Это неограниченный властелин в своей области; сила и смелость соединяются в нем, делая его страшным врагом всех беззащитных существ. Полет его легче и быстрее, чем у других орлов. Голос, как говорят, то резкий и пронзительный, то грубый и глухой.
Гнездо устраивает на вершинах высочайших деревьев и лишь в случае их недостатка на выступах скал недоступных горных обрывов; оно, в общем, похоже на гнездо других ортов, но как говорят, строится совершенно определенным образом из трех различных слоев. Первый слой состоит из толстых палок, второй - из более тонких ветвей, мха, сухих листьев, вереска и других мягких растительных веществ, встречающихся в окрестностях, и, наконец, третий - из тонких прутиков, который и образует лоток гнезда. Вся постройка имеет в диаметре от 1,5 до 2 м и так крепка, что человек совершенно безопасно может держаться на ней. Яиц два, около 8 см длиной; они почти шарообразны и чисто белого цвета. Пока самка высиживает, самец снабжает ее необходимым кормом, а позднее охотится и для всего семейства, но лишь до тех пор, пока птенцы еще очень малы; как только они подрастут, они нуждаются в таком большом количестве пищи, что старики едва могут добыть достаточное количество ее. Готтентоты уверяли Левальяна, что они два месяца питались едой, которую отнимали у двух молодых хохлатых орлов. До вылета птенцов на гнезде и вокруг него накапливаются кучи костей самых различных животных.
Левальян долгое время держал в неволе одного боевого орла и наблюдал, как он с жадностью бросался на предлагаемое мясо, проглатывал его фунтами и никогда не отказывался принимать пищу, даже если его зоб был уже полон. Исследователь упоминает далее, что этому хищнику по вкусу приходились всякие животные, он не пренебрегал даже предложенным ему трупом другого орла. Я на основании собственных наблюдений над птицами этого вида в неволе считаю это указание преувеличенным.
Приблизительно в тех же странах встречается родственный, но гораздо меньший хищник, который называется гребенчатый орел (Lophaetus occipitalis). Он плотного сложения, с длинными крыльями, коротким хвостом и высокими ногами; оперение его довольно одноцветно. Очень темный бурый цвет составляет основную окраску, брюхо темнее, грудь светлее.
Длина равна 50-52 см, размах крыльев 120-130, длина крыла 33-35, а хвоста 18-20 см.
Из африканских хохлатых орлов гребенчатый орел один из самых обыкновенных, если не самый распространенный из всех. В лесах области Нила он встречается довольно часто.
Гребенчатый орел (Lophaetus occipitalis)
Здесь его можно видеть спокойно сидящим на вершинах мимоз и крайне серьезно играющим своим хохлом. Он морщит лоб, наполовину закрывает глаза и поднимает свой хохол так, что он стоит вертикально, расставляет перья хохла также в стороны и нахохливает остальное оперение, потом снова прижимает хохол к затылку. Это важное занятие длится по получасу, причем он не делает никакого другого движения. В это время гребенчатый орел кажется воплощением лени и производит впечатление малодеятельной хищной птицы. Однако можно скоро узнать эту сонливую птицу и с другой стороны, стоит ей только заметить что-нибудь, за чем можно охотиться: мышку, полевую крысу, земляную белку, воркующего голубя. С быстротой молнии она слетает, делая короткие, быстрые удары крыльями, ловко пролетает, подобно нашему ястребу, через самый густой кустарник, ревностно преследует намеченную добычу и почти без промаха схватывает ее. По поведению и характеру гребенчатого орла можно сравнить с нашим ястребом. Он так же дерзок и хищен, как и тот, и является, безусловно, лучшим хищником леса.
О размножении гребенчатого орла я не делал самостоятельных наблюдений. Левальян говорит, что он устраивает гнездо на деревьях и выстилает его углубление перьями и шерстью. Самка кладет, как говорят, два почти круглых яйца, которые испещрены на бледном фоне красно-бурыми пятнами.
Гвианская гарпия (Morphmts guianensis). Длина птицы равна 70 см, размах крыльев 150-154, длина крыла 40-42, а хвоста 30 см. Замечательно рыхлое оперение, похожее на оперение сов, удлиняется на задней части головы в перистый хохол длиною в 15 см и изменяется с возрастом птицы.
Принц фон Вид, Шомбургк и Бурмейстер сообщают нам кое-что относительно местопребывания и образа жизни этой все еще мало известной птицы. Из этих данных следует, что гвианская гарпия распространена по большей части Южной Америки и держится в прибрежных лесах и в оазисах степей, а всего охотнее у берегов рек. Ее можно видеть в воздухе, делающей круги, я она может быть легко узнана по ослепительно-белому оперению, которое резко выделяется на темно-голубом небе. Птица отличается и своим громким криком. Для отдыха выбирает сухие вершины высоких деревьев, остается здесь, не двигаясь, целые часы и по временам поднимает свой красивый хохол. Охотится за млекопитающими и птицами. Принц фон Вид узнал от охотников, что эта птица особенно охотится за обезьянами. Гнездо строит, по Шомбургку, на не слишком высоких деревьях.
Гвианская гарпия (Morphnus guianensis)
Известное родство с только что описанной хищной птицей обнаруживает южно- американская гарпия (Harpyia harpyia). Тело ее крупное, голова большая, клюв необыкновенно высокий и крепкий, с сильно закругленной спинкой и заостренным краем, который образует изгиб под ноздрями и тупой зубец перед ними. Ноги толще, чем у других хищных птиц; лапы очень длинны и каждый из длинных пальцев вооружен еще чрезвычайно большим, толстым и сильно согнутым когтем. Крыло, которое в сложенном положении не достает до середины хвоста, коротко и закруглено, как и хвост. Оперение обильное и мягкое, почти как у сов; на затылке оно удлиняется в длинный и широкий хохол, который может подниматься. Голова и шея серого цвета. Удлиненные перья на затылке, вся спина, крылья, хвост, верхняя часть груди и бока тела шиферно-черного цвета. Хвостовые перья с тремя поперечными беловатыми полосками; нижняя часть груди и гузка белого цвета; остальная нижняя часть имеет черные крапины на белом фоне; голени на таком же фоне покрыты черными волнистыми полосками. Клюв и когти черного цвета, ноги желтые; глаза красно-желтые. Длина гарпии равняется 1 м, длина крыла 55 см, а хвоста 34 см. Бурмейстер приводит еще большие размеры. Средний палец длиной 8 см, задний 4 см; но последний снабжен когтем, который имеет в длину 8 см, если мерить по дуге, а коготь среднего пальца, измеренный таким же образом, равен 4 см.
Начиная от Мексики и до середины Бразилии и от Атлантического океана до Тихого, гарпия встречается, по-видимому, в каждом более или менее обширном лесу. В горах она населяет, однако, лишь более глубокие и более теплые долины; на высоты не поднимается. Там, где она встречается, это хорошо известная хищная птица, пользующаяся с незапамятных времен большим уважением, и о жизни которой издавна существуют различные басни. Уже первые путешественники, которые описывали Америку, а особенно ее животных, упоминают об этой птице, и каждый старается рассказать о ней совершенно невероятные вещи. Так, Фернандец рассказывает, что гарпия, которая будто бы почти такой величины, как овца, даже прирученная, нападает на человека по самому ничтожному поводу, постоянно дика и раздражительна, но тем не менее может быть полезной, так как ее легко дрессировать. Модуит уверяет, будто бы одного удара клюва гарпии достаточно, чтобы раздробить череп человека, в его описании проглядывает, что эта хищная птица очень часто пускает в дело свою силу. Только позднейшие наблюдатели д'Орбиньи, Чуди и Пурламак, которые подробно описывают жизнь гарпии, не дозволяют преувеличений. От них мы узнаем в кратких чертах следующее.
Гарпия населяет влажные, богатые водой леса Южной Америки и преимущественно берега рек; д'Орбиньи уверяет, что он никогда не видал гарпии внутри лесов, вдали от рек. Она встречается всюду, но нигде не попадается часто, вероятно, лишь потому, что ее перья с незапамятных времен составляют крайне ценное украшение индейцев, и поэтому ее сильно преследуют.
Южноамериканская гарпия (Harpuia harpyia)
Кроме времени спаривания, гарпию всегда наблюдают поодиночке, она как будто боится, что другая птица, даже из пары, помешает ей на охоте. Подобно ястребу, ее редко можно видеть на высоких деревьях, напротив, она сидит на нижних ветвях. Отсюда поднимается сначала вертикально вверх коротким, порывистым, но быстрым, как стрела, полетом, кружит несколько минут и, если ей посчастливится высмотреть добычу, с силой бросается вниз на нее. Говорят, что она вовсе не пуглива и очень близко подпускает к себе человека; однако это относится, вероятно, лишь к тем лесам, в которых она имеет мало случаев познакомиться со своим самым страшным, если не единственным врагом.
Насколько можно заключить из различных указаний, гарпия не пренебрегает никаким высшим позвоночным животным, если только оно не слишком сильно и велико. Некоторые наблюдатели склонны думать, что она нападает лишь на млекопитающих и именно, главным образом, на обезьян и ленивцев; но Чуди наблюдал, что она ревностно преследует также птиц. "Ни одной хищной птицы, - говорит он, - индейцы не боятся так, как гарпию. Ее величина, мужество и отвага действительно делают ее одним из самых опасных врагов. В лесах она находит обильную пищу среди птиц, но производит значительные опустошения и среди белок и обезьян. Если стадо последних, а особенно капуцинов, почует близость гарпии, то обезьяны поднимают жалобный крик, убегают по возможности все на одно дерево и стараются спрятаться в самой густой листве. Эти беспомощные животные могут противопоставить своим врагам лишь жалобные крики". Макузи уверял Шомбургка, что гарпия - величайший враг ревунов, что она уносит косуль, охотится также на ленивцев и кусками отрывает этих последних от ветви, к которой они прицепились. Что последнее указание очень нуждается в подтверждении, мне едва ли нужно упоминать.
Гнездо гарпии, по словам Шомбургка, находится на высочайших деревьях и, по словам индейцев, используется им в течение нескольких лет сряду. Верного описания их яиц я не знаю.
Д'Орбиньи рассказывает, что индейцы очень часто вынимают гарпию из гнезда, выкармливают и держат в неволе единственно затем, чтобы добывать драгоценные перья более легким способом, чем путем охоты за старыми птицами. Индеец, у которого есть живая гарпия, пользуется уважением со стороны других и поэтому очень счастлив. Кормить птицу и таскать ее во время странствования по лесам выпадает на долю женщин. Когда гарпии, содержащиеся в неволе, получат окончательную окраску, то начинается их мучение: два раза в год хозяин вырывает у каждой перья из хвоста и крыльев, чтобы украсить ими стрелы или сделать себе головной убор. Перья эти составляют важный предмет меновой торговли у индейцев, и некоторые племена, известные как искусные охотники за гарпиями получают за них все, что вообще ценит индеец. В Перу счастливому охотнику достается особенное вознаграждение. "Если индейцу посчастливится убить гарпию, - говорит Чуди, - то он идет с ней из хижины в хижину и собирает дань в виде яиц, кур, маиса и тому подобных вещей. У дикарей и европейцев на берегах Амазонки мясо, жир и помет этой птицы считаются, по словам Пурламака, драгоценными целебными средствами.
Ястреб-перепелятник (Aceipiter nisus) считается типичной птицей семейства ястребиных. Длина его равна 32 см, размах крыльев 64, длина крыла 20, длина хвоста 15 см. Значительно более крупная самка на 8-9 см длиннее и на 12-15 см больше в размахе крыльев. У старых птиц вся верхняя сторона черновато-пепельно-серая, нижняя сторона белая с ржаво-красными волнистыми линиями и ржаво-красными стрежневыми черточками; хвост с 5-6 черными поперечными полосками и белой каймой на конце. Клюв голубой, восковица желтая, радужная оболочка золотисто-желтая, ноги бледно-желтые.
В Европе перепелятник, по-видимому, водится везде, а также и в большей части Средней Азии он, вероятно, оседлая птица. Живет в лесах всякого рода, охотнее всего в рощах, которые находятся в гористых странах. Но вовсе не боится человека, напротив, охотно селится в непосредственной близости от деревень и городов. По крайней мере, он посещает их осенью и зимой, охотится даже в маленьких садах внутри больших городов, ежедневно появляется, если ему раз удалось достать здесь добычу, в определенные часы, и иногда не дает себе даже труда унести добычу, а поедает ее в укромном местечке в непосредственной близости от жилых построек.
"Перепелятник, - говорит мой отец, который очень подробно и точно описал его, - прячется большую часть дня и появляется лишь тогда, когда хочет охотиться. Несмотря на короткие крылья, он летает легко, быстро и очень ловко; ходит, напротив, подпрыгивая и неловко. Он боязлив перед человеком, но дерзок и бесстрашен по отношению к более крупным птицам. Бехштейн приписывает большую отвагу самцу, Науман - самке, но оба ошибаются: и самец, и самка одинаково храбры. Правда, самка сильнее и может с успехом выдержать битву, в которой самец был бы побежден. Мне пришлось однажды видеть замечательное зрелище перед окном. Самка перепелятника поймала воробья и унесла его за забор сада, едва в 10 шагах от моего жилища, чтобы съесть его там. Я заметил это из окна и не стал мешать. Когда перепелятник не управился еще и наполовину, прилетела ворона, чтобы отнять у него добычу. Перепелятник расправил крылья и закрыл ими свою добычу. Но после того, как ворона несколько раз бросилась на него, он взлетел, держа воробья в одной лапе, ловко повернулся на лету так, что спина его почти была обращена к земле, и так сильно схватил ворону свободной лапой за грудь, что она принуждена была улететь. Но и самец обнаруживает такую же дерзость, как и самка, и, подобно ей, появляется в деревнях".
Ястреб-перепелятник (Aceipiter nisus)
С дерзостью ястреб-перепелятник соединяет замечательное присутствие духа и хитрость. Если перепелятник возбужден находящейся поблизости добычей, он забывает все вокруг себя, не обращает внимания ни на людей, ни на собак и кошек. Схватывает и уносит намеченную добычу около самого наблюдателя, бросается со свистом над самой головою сидящего человека, так что почти задевает его крыльями, схватывает жертву без промаха и исчезает с нею, прежде чем успеешь хорошенько опомниться. У охотника, стреляющего мелких птиц, он нередко уносит подстреленную дичь. Тачановский даже уверяет: чтобы приманить перепелятника, достаточно сделать выстрел из ружья. Должен сказать, что и я часто видел после выстрела приближающегося перепелятника, но не считал возможным сделать такой вывод, как только что упомянутый автор.
Перепелятник - самый страшный враг мелких птиц, но вовсе не редко он отваживается нападать и на более крупных. От серой куропатки до королька ни одна птица, по-видимому, не защищена от его нападений; мелкими млекопитающими он тоже не пренебрегает. Смелость перепелятника иногда поистине беспримерна. Случалось наблюдать, что он нападал на домашних петухов, и не раз видели, как бросался на зайцев. Однако кажется, что он хотел лишь в шутку напугать этих боязливых животных.
"Мой отец, - пишет мне Рейхенов, - добыл раз на охоте серую куропатку, не употребляя в дело собаки, пороха и свинца. На расстоянии около 100 шагов поднялось стадо куропаток, и почти в то же время в середину тесно скучившейся стаи бросился перепелятник-самка. С куропаткой в лапах перепелятник направился на находившуюся неподалеку межу и прикончил здесь свою добычу. Мой отец спокойно подождал, пока перепелятник убил куропатку, и подкрался, прикрываясь склоном межи, на довольно близкое расстояние к тому месту, где должен был сидеть перепелятник, схватил камень и с криком бросил его в хищника; этим он так испугал перепелятника, что тот оставил куропатку и улетел. Я сам однажды в Вецларе помешал громким криком перепелятнику-самке схватить голубя, которого он уже догнал". У перепелятника, конечно, нет недостатка в мужестве и хищности для того, чтобы броситься на каждую дичь, которую он рассчитывает каким-нибудь образом одолеть: он отваживается нападать, по-видимому, бесцельно, даже на животных, могущих хорошо защищаться. "Я шел по своему лесу и следил за цаплей, которая спокойно пролетала над самыми деревьями. Вдруг из густых ветвей одного из последних деревьев бросился перепелятник, мгновенно схватил испуганную цаплю за шею, и оба со страшным криком упали вниз. Я подбежал тотчас к ним, но перепелятник заметил меня слишком рано, он испугался, выпустил цаплю, и обе птицы спокойно полетели в разные стороны. Я очень хотел знать, чем бы окончилась эта неравная битва, если бы я не помешал. Одолел бы маленький, безумно смелый хищник цаплю и действительно умертвил бы ее?" Если считать, что те перепелятники, которые бросаются на более крупных млекопитающих, хотят лишь напугать их, то все же надо думать, что на более мелких, величиной до белки, перепелятник нападает лишь затем, чтобы съесть их. Мюллер долгое время наблюдал, спрятавшись, за перепелятником, который повторял свои нападения на белку, причем она подвергалась смертельной опасности. Для мелких птиц, именно вьюрков, воробьев, синиц, скворцов и дроздов, перепелятник опасен тем, что захватывает их всегда врасплох и делает спасение почти невозможным, ловит так же хорошо летящих птиц, как и сидящих, и во время охоты даже летит вслед за вспугнутой добычей.
Все мелкие птицы знают и очень боятся своего страшнейшего врага. "Воробьев, - говорит Науман, - страх перед ним загоняет в мышиные норы, и все остальные птицы стараются спастись, как только могут". Некоторые поступают при этом с немалой сообразительностью. Они описывают тесные круги вокруг ветвей и стволов, причем перепелятник, несмотря на свою ловкость, не может так скоро следовать за ними; благодаря этому они немного опережают его и с быстротой молнии бросаются в густой кустарник. Другие при появлении хищника бросаются на землю, прижимаются к ней, лежат неподвижно и часто остаются незамеченными; короче, каждый изо всех сил старается спастись. Самые проворные из мелких птиц преследуют злодея с громким криком и тем самым обращают на него внимание других птиц, которые становятся осторожными. Особенно деревенские ласточки часто портят ему охоту, и он хорошо знает, сколько вреда они причиняют ему; если они приблизятся к нему, он взвивается в высоту, описывает, паря, несколько кругов и затем улетает к лесу, наверное, с сильной злобой в сердце на то, что докучливые птицы так быстры. При нападениях он нередко дает промах; но зато, если посчастливится, схватывает сразу и двух птиц. Пойманную добычу уносит в укромное место, вырывает у нее большие перья и затем, не торопясь, съедает ее. Кости, перья и волосы он выбрасывает обратно в виде погадок. Молодые птицы, еще не вылетевшие из гнезда, и которые выводятся на земле, принадлежат к любимой пище перепелятника, но он не щадит и яиц.
Голос перепелятника слышен редко, обыкновенно лишь у гнезда. Это быстро следующие друг за другом "ки-ки-ки" или медленное "кэк-кэк". Первый крик служит, по-видимому, предостережением.
Гнездо перепелятника находится в чащах или в молодых лесах, редко высоко над землей; оно, по возможности, хорошо скрыто и помещается, если можно, на хвойных деревьях близко от ствола. Он любит такие местности, где поле и лес чередуются между собой. Здесь он выбирает для постройки гнезда чащу или молодой лес, расположенный, по возможности, вблизи от полей или даже от деревень. Если перепелятник раз дал себе труд построить гнездо, то выводит в нем птенцов из года в год, а если у него похитить весной яйца, то кладет их два раза в один год. Между 10 мая и 20 июня в гнезде находят 3-5 не очень больших, довольно гладких яйца различной формы и цвета, с толстой скорлупой. Самка высиживает одна, сидит очень усердно и обнаруживает чрезвычайную любовь к яйцам, не оставляет их, даже если ее несколько раз потревожат, и старается всеми силами оборонять их при нападениях. Оба родителя в изобилии приносят птенцам пищу; однако лишь самка умеет надлежащим образом раздирать ее на куски. Наблюдали, что молодые перепелятники, у которых была убита мать, умирали от голода при обильной пище, так как отец не умел подготовить ее так, чтобы они могли ее есть. После вылета родители долго еще кормят птенцов, водят и учат их.
Более крупные благородные птицы без колебания съедают перепелятника, если могут овладеть им; более мелкие птицы проявляют свою ненависть, по крайней мере, тем, что преследуют его. Человек является врагом этого хищника всюду, где только познакомится с ним. У многих народов Азии перепелятник высоко ценится в качестве охотничьей птицы и поэтому имеет много друзей. "На южном Урале, - говорит Эверсман, - его употребляют для охоты больше, чем какого-либо из ястребов, но главным образом лишь для охоты на перепелов. Летом выкармливают птенцов, дрессируют их, употребляют осенью для охоты и затем отпускают на свободу. Их не стоит кормить в течение зимы, так как весной можно достать столько молодых, сколько нужно. Для охоты выкармливают только более крупных самок; мелких самцов отпускают на волю, так как они для охоты не годятся". Точно так же, как на Урале, перепелятников вынашивают и в Персии и Индии и употребляют с большим успехом. "Охота на воробьев, - замечает Сен-Джон, - одно из любимейших летних удовольствий в Персии, когда погода слишком жаркая для охоты, требующей напряжения. Мелкую добычу вспугивают главным образом около оросительных канав и бросают ястреба прежде, чем улетающие птицы достигнут безопасного убежища. Перепелятник редко дает промах и преследует воробьев с таким рвением даже в мышиных норках и других убежищах, что часто бывает трудно вытащить его оттуда обратно, и таким образом случается терять ценных ловчих птиц. Хороший перепелятник ловит 15-20 воробьев в час. Его понятливость удивительна. Уже через неделю после поимки перепелятника можно употреблять для охоты, правда, привязав к длинному шнуру. Достаточно заняться им несколько дней, чтобы настолько приручить его, что он и без веревки возвращается к хозяину. Самок употребляют преимущественно для охоты на перепелов". Как мы узнаем от Жердона, перепелятника высоко ценят все индийские охотники. Часто ловят в сеть для хищных птиц и дрессируют на куропаток, перепелок, бекасов, голубей и особенно на мейн. Они оказывают хорошие услуги особенно в джунглях и вознаграждают труд, затраченный на их дрессировку.
Кто сам держал перепелятника в неволе, должен признать искусство азиатских охотников. Эти хищные птицы вовсе не приятные пленники; их пугливость, дикость и обжорство просто отвратительны. Ленц приводит пример прожорливости, на который я хочу указать в заключение, так как он характеризует нрав птицы. "Несколько лет тому назад я достал самку перепелятника, которая так яростно преследовала овсянку в колючем кусте, что запуталась в нем и была поймана. Я тотчас связал ей концы крыльев "месте и посадил ее в комнату, где собралось 11 человек, на которых она смотрела сверкающими глазами. Я принес шесть молодых воробьев и пустил одного из них на пол, воробей побежал, и перепелятник тотчас бросился на него, схватил, задушил его когтями и уселся на своей добыче, которую сильно сжимал, пристально смотря на общество. Так как он не хотел при нас есть, то мы ушли прочь, и когда вернулись через 10 минут, воробей был съеден. То же случилось и с двумя следующими воробьями; но четвертого, которого он так же яростно задушил, как и остальных, он съел лишь наполовину, когда мы возвратились, дав ему, как всегда, для еды 10 минут. Тем не менее, он так же жадно схватил и пятого и опять через 10 минут шестого, хотя и не мог съесть их, так как его зоб был полон".
Я часто держал перепелятников в неволе долгое и короткое время, но никогда не мог вступить в дружбу с ними.
Ястреб-тетеревятник (Accipiter gentilis) не только по имени, но и по характеру своему ястреб в настоящем смысле этого слова.
Тетеревятник - большая, сильная хищная птица длиной 55 см и 1,1 м в размахе крыльев, при длине крыла в 31 см и длине хвоста в 22 см. Более крупная и более сильная самка на 12—15 см длиннее и на 15-18 см больше в размахе крыльев, чем самец. В окончательном оперении верхняя сторона тела черновато-серо-бурая, с большим или меньшим голубым налетом; нижняя сторона белая, каждое перо разрисовано буро-черными стержневыми черточками и волнистыми линиями. Клюв черного рогового цвета, восковица бледно-желтая, глаза ярко-желтые, ноги желтые. В одежде молодых верхняя сторона тела бурая, каждое перо с ржаво-желтым краем и пятнами; нижняя сторона ржаво-красноватая, позднее ржаво-беловатая, с бурыми продольными пятнами. Клюв, глаза, ноги и восковица бледнее, чем у старых птиц. Отклонения редки; впрочем, очень светло окрашенных тетеревятников и альбиносов наблюдали неоднократно.*
Область распространения тетеревятника простирается по большей части Европы и Средней Азии**; в пределах этих стран он, однако, встречается не везде, а если и встречается, то не одинаково часто.
Где тетеревятник раз поселился, оттуда его трудно прогнать, если условия до некоторой степени благоприятны для его жизни. Он требует густой древесной заросли, в которой может пользоваться покоем и легко хватать добычу. Он едва ли делает различие между краснолесьем и лиственным лесом и особенно любит такие леса, которые чередуются с полями и лугами. Но все же чаще встречается в более крупных, чем в мелких, лесах.
По моему мнению, описание этой хищной птицы, данное моим отцом, остается до настоящего времени самым лучшим; поэтому оно служит основой последующего изложения, и лишь местами я буду вставлять более новые и важные наблюдения.
Тетеревятник - одинокая, необщительная хищная птица, которая лишь во время спаривания и вывода птенцов держится вместе с другой птицей; это крайне необузданный, дикий, дерзкий, быстрый, сильный и при этом хитрый и пугливый хищник. Полет его всегда быстр, а когда он бросается на добычу, то летит порывисто и шумно и часто парит. При этом он обыкновенно несколько расширяет свой длинный хвост. Если тетеревятник летит из одной части леса в другую и, особенно в гористых местностях, стремится от одной возвышенности к другой, то он летит на значительной высоте, приблизительно на 200—400 м над землей. Обыкновенно же скользит, как кустовые хищники, низко над землей, держась лесных опушек и кустов. Часто пересекает деревья и кустарники или пролетает над самыми верхушками их. Едва ли какая-нибудь другая птица обнаруживает во время полета столько разнообразия в движениях, как тетеревятник, который соединяет быстроту с резкими и неожиданными поворотами, стремительность движения с ловкостью, изумительной в такой большой птице. Он быстро поднимается вверх, некоторое время парит, описывая круги, внезапно бросается вниз, с величайшей уверенностью пролетает сквозь густые деревья и то поднимается, то опускается. На земле и он неловок, обыкновенно прыгает и лишь редко ходит. Садясь на дерево, всегда выбирает нижние ветви, и помещается, по возможности, ближе к стволу. Я никогда не видел его сидящим на скалах и стенах; на дома в деревнях он, говорят, иногда опускается. Голос его сильный, противный крик, который, однако, слышится нечасто.
Ястреб-тетеревятник (Accipiter gentilis)
Тетеревятника можно видеть в движении и деятельности во всякое время дня, даже в полуденные часы, которые большинство остальных хищных птиц посвящают отдыху. Он довольно правильно облетает большую область и долгое время возвращается изо дня в день на то место, где ему раз посчастливилось. Изумительное обжорство принуждает его охотиться почти беспрерывно: подобно перепелятнику, он редко действительно сыт, а всегда голоден или, по крайней мере, кровожаден. Он охотится за всеми птицами, от дроф и глухарей до маленьких вьюрков, и за всеми млекопитающими, которых надеется одолеть. Он бросается на зайца, чтобы умертвить его, поднимает с земли злую ласку и уносит от гнезда белку, разбойничает среди летящих и сидящих животных, плавающих птиц и бегущих млекопитающих и даже вытаскивает свою добычу из убежищ. Величайший страх охватывает животных, которые знают, что он опасен для них; они часто так пугаются, что остаются на месте, неподвижно устремив глаза и, как говорит Науман, "проливают кровь в его когтях, прежде чем решатся искать спасения в бегстве или прижавшись к земле". Хищность его можно сравнить лишь с его дерзостью, а оба эти качества - с его кровожадностью: он никому не дает пощады. Подобно перепелятнику, всегда захватывает добычу врасплох и потому почти всегда достигает цели. "Около деревенских жилищ, - совершенно справедливо пишет Алътум, - он так же неожиданно, как на окраине леса, со свистом проносится над крышей низкого строения или в промежутке между двумя постройками. С быстротой молнии схватывает на дворе одну из домашних кур или голубя и исчезает с ними прежде, чем успеешь хорошенько узнать нежданного гостя".
За домашними голубями он охотится постоянно, и одна пара тетеревятников может за несколько месяцев опустошить самую богатую голубятню. Заметив тетеревятника, голуби поспешно обращаются в бегство; но он с быстротой молнии бросается наперехват за ними и старается схватить одного из них, причем обыкновенно бросается на него сверху. Это происходит без заметного движения крыльев с далеко вытянутыми лапами и несколько сложенными крыльями, но с такой быстротой, что сопровождается шумом, который можно слышать на расстоянии 100-150 шагов.
Очень понятен и основателен тот смертельный страх, который охватывает при его появлении всех тех птиц, которым он угрожает. Лишь только он показывается, во всем птичьем мире начинается тревога. Голуби или куры сидят неподвижно на земле, позволяют человеку брать их руками или убегают в какое-нибудь укромное место и целые дни и недели не могут забыть перенесенного испуга. Сильные куры, собирая последние силы, бегут с хищником на спине в дом, как бы желая найти защиты у человека, и только храбрые вороны, которым тоже приходится жестоко терпеть от него, могут отважиться оказать сопротивление.
Точно так же усердно, как птиц, преследует он и млекопитающих. "Молодых зайцев, - говорит мой отец, - он одолевает легко, а на старых нападает по определенному плану. Именно, когда заяц ищет спасения в бегстве, он несколько раз ударяет его клювом, а когда заяц ранен и утомлен, он хватает его лапами и постепенно умерщвляет клювом и когтями. Эта битва продолжается обыкновенно долгое время, и я знаю пример, когда заяц некоторое время катался вместе с ястребом по земле и последний все-таки не выпустил его, даже когда ему приходилось лежать под зайцем. Один мой приятель, человек, достойный доверия, убил из засады одним выстрелом сразу и зайца, и тетеревятника в то время, когда тетеревятник бросился на зайца".
Если возможно, тетеревятник не довольствуется одной жертвой, а убивает столько птиц, сколько может поймать, затем спокойно ест их. Так, Розенталь видел, как тетеревятник в течение часа унес из гнезда одного за другим пять воронят, почти способных уже летать, несмотря на защиту собравшихся старых ворон. Если он голоден или возбужден продолжительным преследованием, а может быть, и обескуражен рядом неудачных нападений, то забывает всякую осмотрительность, преследуя спасающегося от него голубя, залетает даже внутрь дома или влетает в окно, бросается на птицу в клетке. На дворах его случалось ловить руками на схваченной им курице, накрывать корзинами, прогонять ударами палки. Замечательно то, что он большой лакомка. Где есть выбор, он всегда бросается на самую вкусную дичь. Это доходит до того, как пишет мне Мейеринк, что в местностях, богатых дичью, особенно там, где много фазанов и серых куропаток, его нельзя поймать в ловушку, если посадить в качестве приманки голубя, и, напротив, он попадает в нее очень скоро, если посадить туда фазана или куропатку. Там, где держат голубей, он всегда больше охотится за ними, чем за курами, хотя ему и легче ловить этих последних. Очевидно, он поступает так только потому, что голуби более нравятся ему, чем куры.
Причиной необщительности тетеревятника служит, вероятно, его неимоверная хищность. У птиц, содержащихся в неволе, мы часто наблюдали убийство собственных детенышей и птиц того же вида. Один мой приятель, лесничий, уверял меня, что держал однажды 14 тетеревятников в большом помещении; несмотря на обильную пищу, они после ужасных битв переели друг друга, так что осталось лишь два*.
Я могу дополнить эти данные, прибавив, что в неволе более сильный тетеревятник съедает более слабого, даже своего самца, птенца, отца или мать.
Невыразимая ненависть встречает тетеревятника всюду, где он покажется. Особенно вороны, которых он подчас схватывает, когда они сидят, неутомимо преследуют его и бросаются на него, обнаруживая полное презрение к смерти. "Один тетеревятник, продолжает мой отец, - которого преследовали три вороны, пытался иногда схватить одну из них, но они так искусно уклонялись, что ему никак не удавалось даже ранить какую-нибудь. Вороны некоторое время летали, таким образом, вместе с ястребом, и вдруг тот заметил на расстоянии 300 шагов голубей на крыше. Он тотчас поспешил туда и бросился косо вниз, но возвратился без голубя. Вороны были, казалось, совершенно изумлены этим нападением на голубей. Пока тетеревятник парил, они могли следовать за ним, но когда он кинулся на голубей, то ни одна из них не была в состоянии сопровождать его. Лишь когда он поднялся снова, вороны возобновили свою погоню. Некоторое время они опять гонялись за ним; вдруг он бросился почти по горизонтальной линии, пролетел около 200 м, поймал голубя и улетел с ним. Однако вороны снова стали его преследовать, да так сильно, что он должен был выпустить голубя и отказаться от всякой попытки поймать другого". Вороны вообще единственные птицы, которые проявляют при каждом удобном случае смертельную ненависть к тетеревятнику и доставляют ему много хлопот. Лишь только он показывается, как черная толпа окружает его; громкое карканье привлекает все новых и новых помощников, и таким образом вороны иногда совершенно останавливают тетеревятника. Это случается особенно тогда, когда он улетает с добычей в когтях или хочет съесть ее на земле. В пылу битвы обе стороны иногда совершенно забывают обо всем окружающем. Науман говорит, что хищнику удается иногда схватить одну из преследующих его ворон, но такие случаи могут встречаться лишь редко, так как вороны, охотясь за тетеревятником, действуют всегда с большой осторожностью. Кроме ворон, и наши мелкие благородные ястребы нападают на ненавистную и для них хищную птицу, а ласточки постоянно забавляются тем, что с громким предостерегающим криком сопровождают его.
Гнездо тетеревятник устраивает на самых старых и самых высоких деревьях в лесу, по большей части на толстых ветвях, около ствола; оно очень велико и плоско, состоит внизу из самых сухих сучьев, затем из прутьев и сверху выложено зелеными еловыми, пихтовыми и сосновыми ветвями, которые, по-видимому, постоянно заменяются новыми. Собственно лоток гнезда, очень неглубокая ямка, выложен обыкновенно пуховыми перьями самой высиживающей птицы. Раз построенное гнездо служит и на следующий год той же паре тетеревятников, которые поправляют, расширяют его и втыкают в него свежие ветви. Однако иногда пара имеет три или четыре гнезда, которые строятся на незначительном расстоянии одно от другого, и выводит птенцов то в одном, то в другом. Уже в марте, в прекрасные ясные дни, можно видеть, как обе возбужденные любовью птицы поднимаются винтообразно в вышину, делая равномерные повороты. Во второй половине апреля или в начале мая кладка бывает обыкновенно закончена. Она состоит из 2-4 больших, скорее продолговатых, чем круглых, очень вздутых посередине яиц, с толстой и шероховатой скорлупой. Они разрисованы по зеленоватому фону редкими желтыми пятнами, но часто бывают и лишены пятен. Самка высиживает с горячей преданностью и не оставляет гнезда даже после того, как ее несколько раз тревожили. Птенцы растут быстро, но и едят невероятно много, и обоим родителям приходится немало трудиться, чтобы утолить их волчий аппетит. Оба родителя приносят все, что находят; по наблюдению одного нашего знакомого, человека, вполне достойного доверия, приносят даже целые гнезда с находящимися в них птенцами, именно гнезда обыкновенных и черных дроздов*.
Едва ли следует сомневаться в том, что, как уверяли некоторые лица, более сильные птицы в гнезде, если терпят голод, нападают на своих братьев и съедают их.
Вследствие приносимого тетеревятником вреда, который нельзя оценить и который очень часто непосредственно касается человека, эту коварную хищную птицу ревностно преследуют. Охота за ними не особенно легка, так как смышленость и хитрость старых тетеревятников доставляют охотнику много хлопот. Но тем лучше вознаграждается ловля их или охота, основанная на том, чтобы разумно пользоваться ненавистью тетеревятника к филину. Насколько он не любит, чтобы другие задорные птицы нападали на него, настолько ревностно, горячо и упорно сам нападает на филина. Своеобразно хлопая крыльями, более порхая, чем трепеща, он приближается к ненавистной сове на расстояние нескольких сантиметров, так что бывает нельзя стрелять в него, чтобы не попасть в филина. Иногда тетеревятник садится на жерди перед шалашом, тогда его можно без труда застрелить.
Приручить тетеревятников можно, это доказали древние охотники, а современные азиатские доказывают и в настоящее время. Но что надо делать, чтобы сломить их упрямство, остается для меня загадкой. Покорить такое существо человеку - это торжество приручения. В Индии тетеревятник, по Жердону, самый драгоценный из всех охотничьих птиц. "Бац, как называют его в Индии, дрессируется на вихляев, коршунов, стервятников, уток, бакланов, цапель, ибисов, зайцев и т.д. Для охоты на зайцев тетеревятнику надевают кожаные штаны, чтобы он не изорвал ноги о шипы кустов, как случается обыкновенно, так как заяц тащит хищника за собой. Тетеревятник держится одной лапой, а другую волочит за собою, чтобы схватывать соломины, ветви и тому подобное и тем удерживать зайца. Он летит прямо к добыче; но если она находится не на надлежащем расстоянии (около 100-200 м), то оставляет охоту и или возвращается обратно к охотнику, или садится на соседнее дерево или на землю. Хорошо дрессированный тетеревятник-самка стоит обыкновенно 20-50, а самец 10-30 рупий".
Чем дольше и чаще им пользуются, тем лучше он становится. Он привыкает к людям, собакам и другим предметам, которые могут сначала пугать его, довольно быстро; его понятливость просто удивительна, ум почти равен уму собаки. Томсон уверяет, что у него были настолько ручные и умные тетеревятники, что достаточно было протянуть руку, чтобы приманить их на нее; другие могли сидеть перед палатками без привязи, перелетали, когда охотники снимались с места, на ближайшее дерево и следовали за ними по лесу и открытым местам, никогда не отставая, пока не взлетала какая-нибудь птица, годная для охоты, и не начиналась их работа. "Чудное зрелище, - замечает Жердон, - доставляла одна из этих птиц, когда она, как пуля, устремлялась за взлетевшей дикой курицей и сбивала ее на землю, прежде чем мы успевали различить, что это за птица. Иногда между ними начиналось состязание в быстроте: курица летела впереди, тетеревятник за ней, обе птицы напрягали все мускулы, ястреб все более и более приближался, пока ему не удалось, наконец, схватить добычу. В местности, поросшей травой, которая не мешала видеть далеко вокруг, такая охота имеет величественный вид. Не менее привлекательна и охота на франколинов в высокой густой траве. Ряд слонов взгоняет добычу, франколин взлетает прямо, спущенный ястреб следует за ним по горизонтальной линии, пока не увидит, что тот опускается, и схватывает его, падая почти вертикально вниз". Хорошо дрессированных тетеревятников можно, по словам Томсона, употреблять на все виды куриных Индии, от павлина до серой куропатки; в час они могут поймать более дюжины птиц. В Персии тетеревятника вынашивают чаще, чем какого-либо другого ястреба. Некоторых птиц.
употребляемых для этого, ловят на лесистых холмах юга и запада, но большую часть привозят из прикаспийских лесов. "Тарлана", как называют в Персии тетеревятника, употребляют для охоты на каменных куропаток и франколинов. Белые экземпляры, получаемые из Сибири, ценятся не выше обыкновенных. На южном Урале и прилежащих степях тоже чаще всего вынашивают именно этого ястреба, во-первых, потому, что его во множестве находят во всех лесистых местностях, а потому не трудно и достать, во-вторых, потому, что он очень понятлив.
На юге Африки живет, насколько известно до настоящего времени, самый крупный вид из семейства ястребиных, которого называют певчий ястреб-габар (Micronisus gabar). У него оперение горла и верхней части груди шиферно-серое; оперение брюха, гузки и штанов, а также большие кроющие перья крыльев покрыты по белому фону тонкими пепельно-серыми зигзагообразными попе- речными линиями. Радужная оболочка глаз прекрасного бурого цвета, клюв темно-синий, восковица и ноги ярко-оранжевого цвета. Длина самца равна 50 см, размах крыльев 99, длина крыла 30, длина хвоста 22 см. Самка приблизительно на 4 см длиннее и на 5-6 см больше в размахе крыльев.
Певчий ястреб имеет только весьма отдаленное наружное сходство с европейским ястребом; по умственным способностям и нраву он совершенно отличается от него. Это ленивая угрюмая птица, которая не обладает той смелостью, которая делает европейского ястреба опасным врагом всех более слабых позвоночных животных. Лень - вот преобладающая черта его характера: целыми часами сидит он на одном месте, сонливо оглядывая со своей вышки ближайшую окрестность. Полет его не так быстр и ловок, как у наших ястребов, а, напротив того, вял и нерешителен.
Главной пищей певчего ястреба служат насекомые, пресмыкающиеся и мелкие млекопитающие. По моим наблюдениям, саранча составляет его любимую, а временами и исключительную пищу. Кроме того, он охотится еще за мышами, остатки которых находят обыкновенно в его желудке. Гартман видел, что он ловит и ящериц, и наблюдения этого натуралиста совершенно сходятся с моими собственными. На птиц он нападает только в тех случаях, когда мелкие пташки несутся целыми стаями к водопою, но ему и тут редко удается схватить хоть одну птичку. Он слишком неуклюж, чтобы поймать птицу на лету, и я никогда не видал, чтобы он преследовал голубей, как это делают наши тетеревятники и перепелятники. Уже грызунов, величиной с белку, он никогда не трогает, а с сусликами, например, живет в величайшей дружбе.
Пойманные ястребы этого вида по нраву противоположны европейским представителям этого семейства. Певчие ястребы - это спокойные, тихие птицы, которые целыми часами сидят, на одном месте, скоро знакомятся со своими воспитателями и со временем становятся с ними даже очень ласковыми. Без видимого неудовольствия принимают они предлагаемую им пищу, но все же легко делаются жертвой не вполне соответствующей их природе обстановки.
Одни из самых красивых представителей дневных хищных птиц нашей части света - это луни. Стройные птицы, средней величины, с небольшим слабым туловищем; нежным и слабым, сильно загнутым, тупым и зубчатым клювом, конец которого образует длинный крючок. Ноги стройные, длинные и короткопалые, крылья длинные, большие, но довольно узкие; хвост средней величины, широкий и мягкий.
Полевой лунь (Circus cyaneus). Встречается чаще других. Вся верхняя часть тела взрослого самца светлого пепельно-бурого цвета за исключением затылка, который бурый с белыми долевыми полосками; нижняя часть белая. Первое маховое перо черно-серое, следующие пять - черные, а около корня сероватые или белые; прочие - пепельно-серые; средние перья хвоста темно-серые, у краев светлее, почти белые; крайние перья покрыты у корней едва заметными неправильными полосками. У старой самки оперение затылка, задней стороны тела и верхней части крыльев имеет ржаво-желтые края; полоска над глазом беловатая; передняя сторона по ржаво-желтому полю покрыта продолговатыми бурыми полосками; на хвосте несколько бурых и ржаво-желтых полос. Молодые птицы похожи на самку. Зрачок, восковица и ноги лимонно-желтые; клюв черного рогового цвета. Длина достигает 46 см, размах крыльев 113, длина крыла 36, длина хвоста 21 см. Самка на 6 см длиннее и на 9 см шире самца. Область распространения полевого луня довольно обширна. Он живет во всей средней части Европы точно так же, как и в большей части Средней Азии, посещает во время своих перелетов все страны северной Африки до экватора, также всю южную Азию, насколько местные условия удовлетворяют его потребностям.
На юге России, в Придунайской низменности, Турции и Греции, на юге Средней Азии и в северной Африке полевого луня заменяет степной лунь (Circus macrourus).
В своих нравах и привычках, насколько я мог узнать, оба родственных вида луней мало чем отличаются друг от друга, так что совершенно достаточно в последующих описаниях иметь в виду одного полевого луня. Появившись в конце марта, полевой лунь, устроившись в своих владениях, начинает вести такой правильный образ жизни, что его невозможно не заметить. Несколько раз в сутки облетает он свои владения вдоль и поперек, почти всегда держась выбранного однажды направления, так что не может не броситься в глаза даже не особенно внимательному наблюдателю. Едва успеют кусты, луга и поля обсохнуть от росы, как полевой лунь уже отправляется за добычей и продолжает поиски до тех пор, пока старания его не увенчаются успехом. За счастливым ловом следует более или менее продолжительный отдых, после которого лунь опять летит за пищей. Так проводит он время, попеременно летая и отдыхая, до самых сумерек. Летает он, как бы качаясь в воздухе, почти касаясь земли. То паря, высоко поднявши вверх крылья, то ускоряя свои полет ленивыми взмахами крыльев, летит лунь по им дороге, направляясь преимущественно к ручью, канаве или ряду кустарников. Иногда он уклоняется от главного направления вправо или влево или кружит по одному месту, несколько раз стремительно опускается на землю, как будто хватает добычу, но, поднявшись, продолжает свой путь. Летает, как бы качаясь, вокруг верхушек деревьев, над рядами кустов, по ту или другую их сторону, несется над лугом или нивой и, наконец, возвращается, описывая большие дуги, к исходному пункту своих странствований. Кто внимательно следит за какой-нибудь парочкой луней, тот, конечно, заметит, что самец всегда более или менее тщательно исследует местность, но охотится в разное время дня, то утром, то в полдень, то вечером. Такая охота продолжается часа полтора, после чего лунь обыкновенно отдыхает от четверти до получаса или, по крайней мере, несколько минут. Для отдыха выбирает какое-нибудь возвышение почвы или известное место среди луга или хлебного поля; сидит вначале в задумчивости несколько минут неподвижно, причем не упускает случая оглядывать кругом всю местность и, наконец, приступает к чистке и разглаживанию своих перьев. Последнее производится так тщательно, что место отдохновения луня легко отыскать по множеству разбросанных там перьев, особенно в период линьки. Я никогда не видел, чтоб полевой лунь сидел на деревьях, между тем как степные луни всегда отдыхают на них*.
К искреннему моему сожалению, я не могу выступить в роли защитника полевого луня. Нельзя не согласиться, что красивая ярко-голубая птица служит истинным украшением равнин, особенно когда она весной плавно носится над полями; несомненно и то, что она очень полезна, уничтожая мышей и насекомых, в особенности саранчу, а ловлей ящериц и лягушек, которые вместе с мышами составляют ее главную пищу, не приносит нам, по крайней мере, никакого вреда: но различные злодеяния, которые она позволяет себе совершать на наших глазах, лишают ее права на наше сочувствие и защиту. Несмотря на свою кажущуюся слабость, полевой лунь - дерзкий и опасный враг всех тех животных, которых он в состоянии одолеть. В его хищнические когти попадают суслики, молодые зайцы, неоперившиеся птицы, гнезда которых расположены на земле, начиная с молодых фазанов и куропаток и кончая малиновкой. Взрослую птицу лунь поймать, конечно, не может, но сидящую низко на гнезде самку он снимает так же ловко, как выхватывает из гнезда неоперившегося птенца или лежащие в нем яйца. Что он убивает молодых фазанов удостоверено многими свидетелями. По словам Наумана, его вид страшно пугает куропаток. Во время полета он, правда, не может причинить им вреда. Вот почему куропатки, завидев луня, тотчас улетают как можно скорее и прячутся от страшного хищника среди высокорастущих злаков, или кустарников, или же в огородах, засаженных капустой и репой. От зорких глаз луня, однако, не укрывается эта игра в прятки. Он тотчас подлетает, обыскивает самым тщательным образом место убежища своей жертвы, порхает над ним, стремительно опускается на землю как бы для того, чтобы схватить добычу, опять поднимается вверх и продолжает эту жестокую игру до тех пор, пока молодая куропатка не оплошает и не попадется ему в когти. "Старые куропатки, - говорит Розенталь, - защищают сообща свое потомство, причем, однако, большей частью погибает один или два птенца". Таким же образом хватает он молодых камышевок, бекасов и других болотных и водяных птиц. Кроме того, полевой лунь умеет отлично пользоваться своей способностью мгновенно останавливаться на лету и падать на землю, чтобы застать врасплох сидящую на яйцах птицу. Впрочем, вышеупомянутыми сведениями мы вполне исчерпали весь запас прегрешений полевого луня.
С воронами полевой лунь живет в постоянной вражде и нелегко одолевает храбрых маленьких птиц, вроде ласточек и трясогузок. Из людей для луня опасны больше всего собиратели яиц, так как от охотника он по большей части сумеет уберечься.
Полевой лунь, пойманный даже взрослым, ведет себя в неволе гораздо спокойнее, чем всякая другая хищная птица, за единственным исключением его ближайших родичей. По-видимому, без всякого озлобления мирится он с потерею своей свободы; совершенно равнодушно смотрит на стоящих перед его клеткой людей, спокойно прохаживается туда и сюда и принимает разнообразные позы. На всякую предложенную ему пищу он бросается без оглядки, пожирает все, что ему приносят, но только при определенной пище может долго прожить в неволе.
В сообществе с полевым лунем живет луговой лунь (Circus pygargus). Длина его достигает 44 см, размах крыльев 125, длина крыла 48, а хвоста 23 см. У старого самца, бесспорно, самого красивого из наших луней, голова, затылок, спина и верх груди голубовато-серого цвета. У старых и молодых самок, оперение которых почти одинаковое, верхняя часть тела преимущественно буро-серая. Глаза у старых птиц ярко-желтые, у молодых карие, клюв голубовато-черный, восковица желтая; очень высокие и тонкие ноги желтовато-воскового цвета.
Область распространения лугового луня не менее обширна, чем местожительство обоих описанных нами раньше его родичей. Однако птица эта принадлежит более востоку, чем западу северных стран Старого Света. Согласно данному ему имени, он предпочитает для житья обширные луга или, по крайней мере, болота, высыхающие летом на больших пространствах; поэтому он селится преимущественно поблизости рек и в особенности на низменностях, затопляемых во время половодья. Чаще встречается в низменностях Австрии и Венгрии, южных Придунайских долинах; но центральным пунктом его области распространения должны мы.
вероятно, считать сибирские степи и Туркестан. Во всех степях около Алтая, к юго-востоку до горной страны Алатау, где мы путешествовали вместе с Финтшем и графом Вальдбург-Зейлем, мы находили чаще всех остальных видов луней - лугового луня; но (о чем следует особенно упомянуть) встречали его очень часто и в тундре нижнего течения Оби. К востоку область его распространения простирается до Китая. Во время своих путешествий он посещает осенью и зимой всю южную Европу, большую часть южной Азии и Африки, попадается зимой в Индии в удобных ему местностях, проникает до степей средней Африки, появляется, по словам Андерсона, даже в южной Африке.
Хотя луговой лунь ни внешним своим видом, ни образом жизни, ни нравом, ничем особенно не отличается от полевого и степного луня, я все же не могу отказать себе в удовольствии передать здесь те сообщения, которыми я обязан талантливому перу кронпринца Рудольфа Австрийского. Описание жизни этой птицы передано так живо и ярко, а вместе с тем так верно и правдиво, что я ничего не читал равного, а тем более лучшего описания. "В Австрийской низменности, - так пишет мне кронпринц, - луговой лунь вьет гнезда даже в окрестностях Вены, но, подобно другим своим сородичам, оказывается очень прихотливым в выборе местожительства. Любимым местопребыванием его служат обширные безлесные равнины, покрытые, однако, то мелким тернистым кустарником, то нивами, и прорезанные реками. Луговой лунь - настоящий житель низменности и никогда не встречается ни в горах, ни в лесистых местностях. Он, правда, не связан, подобно камышовому луню, с какой-нибудь определенной местностью; однако старательно избегает далеких путешествий вне своего отечества. Обширные поля и в особенности сырые луга, молодые поросли и просеки по краям береговых лесов больших рек служат ему любимым местопребыванием, в особенности, если в их непосредственной близи находятся большие, безлесные пространства".
Со своей стороны я могу прибавить, что луговой лунь даже в вышеупомянутых степях отыскивает себе для жилья преимущественно местности, орошаемые рекой, ручьем или едва просачивающимся из земли ручейком и уже оттуда предпринимает путешествия по сухим степям. Однако, вопреки всем собранным нами наблюдениям, луговой лунь поднимается и на вершины степных гор, залетает по дороге в небольшие рощи, хотя при этом все-таки придерживается тех горных откосов, которые сохраняют отпечаток степей.
"Луговой лунь, - продолжает кронпринц, - хищная птица, которая всю свою жизнь проводит на земле или, по крайней мере, над землей. Только во время спаривания можно видеть, как они парочками поднимаются в вышину, где совершают всевозможные эволюции в воздухе; однако эти упражнения в полете далеко не так разнообразны, как у камышового луня, хотя нужно сказать, что луговой лунь гораздо быстрее, легче и выносливее своего большого сородича. Полетом своим он нисколько не напоминает хищных птиц, а скорее ласточек и чаек; за ласточку его нередко принимает даже опытный охотник. Когда луговой лунь, поднявшись прямо с земли, несется, почти касаясь ее, то полет его удивительно напоминает полет козодоя. Луговой лунь - одна из самых подвижных и беспокойных птиц: с восхода солнца и далеко за полночь он находится в постоянном движении, хотя круг деятельности его ограничивается только весьма небольшим пространством. Часто можно видеть, как он, широко распустив крылья, почти не ударяя ими в воздухе, парит над волнующейся нивой, или вдруг пролетает совсем низко над полем или лугом, выписывая извилистые линии; потом круто поднимается в вышину, чтобы покачаться или покружиться в воздухе, после чего камнем падает на землю в густые злаки или высокую траву, где отдыхает несколько минут; потом опять принимается за ту же игру, которую продолжает изо дня в день почти безостановочно. Самки ведут более спокойную жизнь, чем самцы, и сидят по большей части на земле, в особенности во время высиживания. Самка, впрочем, такая невзрачная птица, что не знатоку трудно признать ее за лугового луня, если он вообще и заметит ее. Что касается самца, то он, бесспорно, одна из самых красивых и изящных птиц Германии. Его веселый и беспокойный нрав в высшей степени оживляет монотонную равнину. Его красивой наружностью поразится всякий, кому удастся увидать эту стройную птицу, как она, освещенная солнцем, искрясь и отливая серебром, плавно несется над волнующимися нивами, тем более, что в среднеевропейских странах привыкли видеть только темно оперенных хищных птиц. Для ночлега луговой лунь выбирает себе хлебное поле, некошеный луг, густой кустарник, иногда осоку; часто отдыхает и на пограничных камнях, воткнутых в землю кольях, на часовнях и т.д.; во всяком случае, он спит только на земле или низко над ней. Леса избегает он даже днем, а тем более ночью.
1 - Полевой лунь, самка (Circus cyaneus) 2- Луговой лунь (Circus pygargus) - Степной лунь (Circus macrourus)
Я никогда не видал, чтобы луговой лунь сел на дерево, но замечал, напротив того, что он избегает не только леса, но и одиноко стоящих деревьев и даже в молодом лесу, где вьет свои гнезда, никогда не садится на кусты. Чем охотнее держится он долин, орошаемых реками, тем решительнее избегает лесной чащи. Конечно, ему случается лететь мимо опушек высоких лесов, но никогда не проникает он в их середину. Чаще всего можно видеть, как луговой лунь, подобно чайкам, носится туда и сюда вдоль какого-нибудь речного протока; только один раз заметил я, что, испуганный встретившейся ему лодкой, он полетел по направлению высокого леса.
"Луговой лунь, как и все его сородичи, довольно пугливая птица, которая держится от человека в почтительном отдалении; однако она не одарена хитрою и умною осторожностью соколов. Не умея различить, как это делают другие хищные птицы, охотника от крестьянина, мужчину от женщины, он спасается от всякого человека в полете, описывая в воздухе волнообразную линию. Если он летит высоко над полями и завидит человека уже издали, то можно быть уверенным, что он пролетит дальше, чем на ружейный выстрел, от заклятого врага всех зверей. Но часто случается, что лунь пробирается у самой земли, по тропинкам между хлебными полями и лугами и тогда может случиться, что, вследствие закрытого со всех сторон вида на окрестность, он на повороте неожиданно почти наткнется на самого охотника и таким образом попадется ему в руки. Сидя на земле, он не так пуглив и умеет скрыться от врага; когда же отдыхает, скрывшись среди густого кустарника, то часто спокойно пропускает мимо себя человека или поднимается с земли, когда тот уже совсем близко.
Гнездо лугового луня представляет весьма простую постройку из хвороста, сухих веток и подобных веществ, которые довольно крепко соединены между собой; оно расположено всегда у самой земли, среди густого кустарника, хлебных растений, высокой травы и иногда в камыше. Вообще луговой лунь гораздо осторожнее камышового при выборе места для постройки гнезда и избегает открытых мест. Смотря по состоянию погоды, но большей частью не раньше половины мая, кладка, состоящая из 4—5 яиц, окончена. Яйца, длина которых достигает 42 мм, а ширина 32 мм, чисто белые или покрыты редкими пятнами; они мелкозернисты и без глянца, вследствие чего имеют сходство с яйцами сов, но отличаются от них своим светло-зеленым отливом. Они так похожи на яйца полевых луней, что их часто смешивают между собою. Любовью к своим яйцам и птенцам луговой лунь превосходит даже других сородичей. Любовь эта выказывается не одной только самкой, так как самец для защиты гнезда готов, не задумываясь, подвергнуться всякой опасности. Даже другие луговые луни спешат на защиту чужих птенцов, которым грозит опасность, и вместе со встревоженными родителями с громким криком окружают врага. Пока самка сидит на яйцах, самец постоянно носится взад и вперед около гнезда, время от времени он подлетает к подруге и садится рядом; после короткого отдыха опять начинает он кружиться около гнезда и, наконец, покидает, большей частью ненадолго, свое местожительство для добывания пищи.
Луговой лунь живет охотой на бегающую, сидящую или ползающую, но никак не на летающую дичь. Самой любимой его пищей служат хомяки, суслики, полевые мыши и лягушки; кроме того, он хватает и птиц, не умеющих летать, время от времени и молодых зайцев, перепелов и куропаток. Но вообще я того мнения, что приносимый им вред нельзя сравнить с той пользой, которую он оказывает, уничтожая мышей, сусликов и других вредных грызунов".
Мне остается упомянуть о болотном луне (Circus aeruginosas). Оперение его довольно значительно изменяется, не только смотря по полу и возрасту, но и по временам года. У старого самца перья лба и темени покрыты бурыми и желтыми полосками; остальная верхняя часть тела кофейного цвета. У взрослой самки оперение менее яркое и не такое пестрое. Длина достигает 55 см, размах крыльев 136, длина крыла 43, длина хвоста 24 см. Самка на 3-4 см длиннее и на 7-9 см шире.
Болотный лунь водится во всех странах и местностях Европы, отвечающих условиям, необходимым для его существования. Кроме того, он встречается во всей западной Азии к югу от Алтайских гор; но чем дальше на восток, тем появляется он все реже и реже, а на Амур и в Китай залетает разве только в одиночку. Во время своих перелетов он посещает юг Азии и большую часть Африки. Жизнь болотного луня связана с низменностью: положительно можно сказать, болото и вода так необходимы для его существования, что он никогда не упускает их из виду. У нас болотный лунь перелетная птица и появляется с весенним разливом рек, следовательно, не раньше марта и не позже апреля; в августе начинается отлет этих птиц, а к концу октября они совершенно исчезают. Но в южной Европе, а именно в Греции и Испании, так же как и в северной Африке и преимущественно в Египте, а еще чаще в Персии и Индии, этого луня считают уже оседлой птицей.
Болотный лунь (Circus aeruginosas)
Несмотря на то, что мне случалось наблюдать за болотным лунем в трех частях света и временами даже в значительном количестве, я все-таки предпочитаю передать здесь слова кронпринца Рудольфа об этом предмете; позволю себе, впрочем, вставить наблюдения и других опытных натуралистов, а иногда и свои собственные.
"Образ жизни и нрав болотного луня изобличают в нем неблагородного хищника, в котором не отразились характерные особенности этой гру п п ы пти ц. Слабость телосложен ия дозволяет ему только охоту за небольшою дичью, которую он убивает на земле или разыскивает среди болот. Человека он боязливо избегает, умеет спастись от него среди камыша или непроходимых болот. За исключением времени размножения, эту большую хищную птицу можно увидеть довольно редко. Днем она скрывается в камышах, где в полной тишине и с большим успехом гоняется за добычей. Это особенно относится к тем луням, которые устроили свое жилище среди обширных болот, у стоячих вод и топей. Здесь лунь сидит целый день на толстых стеблях тростника и камышовых головках, плавающих бревнах, старых выступающих из воды сваях, но всегда как можно дальше от берега. Плывущую среди осоки лодку или охотничью собаку он подпускает к себе на близкое расстояние, как будто надеясь на свое темное оперение. И только когда опасность ему покажется очень серьезной, он поднимается вверх, но не так, как другие хищные птицы, которые как можно скорее спешат удалиться на расстояние, а медленно летит над камышами, тяжело ударяя о воздух своими круглыми крыльями. Единственное время, когда болотный лунь отрекается от своей ленивой медлительности, от своей, так сказать, пресмыкающейся жизни, это пора размножения: тут он бросает болото и тростник, носится высоко по воздуху, совершая самые удивительные фокусы, будто хвастаясь своим умением летать. Пара таких птиц, живущая обыкновенно так скрытно, что их в остальное время года и не заметишь, в апреле в состоянии оживить всю окружающую местность. Раньше, чем самка начнет свою кладку, еще во время спаривания, парочка луней часто поднимается в высочайшие слои воздуха и там предается еще более разнообразным и искусным играм, чем это делают коршуны. Болотные луни отличаются, впрочем, от коршунов тем, что, время от времени, со значительной высоты вдруг низвергаются на землю и, отдохнув несколько секунд, снова начинают играть, совершенно так, как это делают другие луни.
С началом мая все игры прекращаются; самки садятся на свои гнезда, и только одни самцы иногда забавляют их и себя разными воздушными упражнениями. Когда видишь их кружащимися все по одному и тому же месту, то можешь сказать, что гнездо находится неподалеку; поэтому его нетрудно отыскать. В стоячих водах, в тростнике и болоте гнездо это устроено на высоких травах или близ самого берега в осоке, иногда даже в хлебном поле, в случае если эти поля непосредственно граничат с берегами, населенными болотными лунями.
Если нет подходящего места или все болото покрыто водой, то гнездо строится между высокими стеблями тростника, на самой воде, и, следовательно, плавает. В береговых полянах оно находится чаще всего в камышах, окаймляющих запруды или узкие рукава, но, кроме того, встречается постоянно в просеках и молодых лесах, расположенных недалеко от берега. Я, впрочем, заметил, что некоторые гнезда изредка попадаются и очень далеко от воды, в совершенно сухих местах. В таких случаях гнездо представляет довольно обширную, плоскую, как тарелка, постройку из ветвей и травы и лежит прямо на земле, между тем как среди болот и тростниковых зарослей оно всегда состоит из тростника, осоки и других болотных растений, которые самка, часто издалека, притаскивает в своих лапах. При выборе местожительства птица главным образом обращает внимание на то, чтобы ничто не могло помешать ей свободно прилетать и вылетать из гнезда. Большей частью в первых числах мая и, во всяком случае, не раньше конца апреля в гнезде находят окончательную кладку, состоящую из 4-5 яиц.
Болотные луни - самые нежные родители. В то время, как все остальные хищные птицы, за исключением полевых луней, долго не решаются вернуться к гнезду, с которого их раз спугнули, камышовый лунь дает себя несколько раз согнать с гнезда и снова возвращается к нему даже на виду своего противника. Когда гнездо стоит на открытом месте, то самка, которая, как у всех луней, одна занимается высиживанием, старается обмануть внимание охотника, распластываясь по земле, и только тогда с шумом поднимается с гнезда, когда враг находится от нее в двух или трех шагах; но и тут она не спешит улететь подальше, как это делают другие хищные птицы, а медленно несется над самой землей и, только отлетевши шагов на сто, поднимается прямо вверх на довольно большую высоту, описывает большой круг над гнездом и возвращается к нему с другой стороны. Если же она заметит, что враг все еще не удалился, то продолжает носиться над гнездом с жалобным криком; но стоит нарушителю ее спокойствия удалиться шагов на сто, как птица тотчас же с высоты прямо опускается на гнездо".
Болотного луня мы, безусловно, должны считать самым вредным хищником из его сородичей: пища его состоит почти исключительно из водяных и болотных птиц, молодых птенцов и яиц, и только в случае их недостатка довольствуется пресмыкающимися, рыбами и насекомыми. Охотится в общих чертах совершенно так же, как и прочие его сородичи, с той только разницей, что гораздо усерднее преследует птиц. И в этом отношении приносит больше вреда, чем какая бы то ни было хищная птица, так как другие, кроме того, ловят много мелких грызунов и насекомых.
"В поле, - рассказывает Науман, - болотный лунь выслеживает гнезда жаворонков и других птиц, причем не брезгает ни яйцами, ни молодыми птичками. Большие яйца он искусно высасывает, маленькие же проглатывает со скорлупой. Он производит страшные опустошения в гнездах полевых птиц, а также в гнездах диких гусей и уток среди камышовых зарослей, потому что во время вывода птенцов питается одними яйцами и птицами.*
Старые птицы, которые очень хорошо знают, что болотный лунь такой же искусный, как и злобный, истребитель их потомства, стараются всеми силами удалить его от своего гнезда и преследуют его жалобным криком и сердитыми ударами клюва. Дикие утки, гуси и другие плавающие птицы, временно покидая гнездо, тщательно закрывают яйца разным настилочным материалом, стараясь скрыть их от глаз луня. Зато яйца птицы, случайно спугнутой с гнезда и не успевшей прикрыть их, должны считаться неминуемо погибшими, так как первый лунь, которому они попадутся на глаза, без всякой церемонии высосет их. Только лебединые яйца ему, кажется, разбить не под силу: я видел, как лунь долгое время клевал их, но вынужден был отказаться от своего намерения. Главным предметом его нападений во все время, от вывода яиц до самой осени, служат лысухи, которые плавают врассыпную, завидев врага, они поспешно скликают друг друга и спешат укрыться в ближайшем тростнике. Если хищник и тут преследует их, то лысухи снова плывут на открытую воду и стараются спастись, ныряя. В тростнике лунь долго гоняется за ними, перепрыгивая с одного стебля на другой, пока не сцапает кого-нибудь. Старым уткам он повредить не может и даже не смеет нападать на молодых утят в присутствии матери, которая, чуть заметит, что лунь намерен напасть на утят, взлетает ему навстречу, иногда даже выше камыша, кидается и кусает его, между тем как птенцы, прижавшись друг к другу, испуганно дожидаются матери. Пока у молодых гусят живы оба родителя, ни один камышовый лунь не может обидеть их, потому что оба родителя, а преимущественно самец, постоянно сторожат птенцов".
Бородач, или ягнятник (Gypaetus barbatus), по моим собственным измерениям, достигает 1-1,15 м длины, 2,4-2,67 м в размахе крыльев; длина крыла равняется 79-82 см, длина хвоста 48-55 см. Первые цифры относятся к самцам, вторые к самкам, но те и другие, как у всех хищных птиц, подлежат значительным колебаниям. Оперение старых птиц на лбу, темени и боках головы желтовато-белое, оттенен ное более тем н ы м и щети н исты м и перьями; задняя часть головы и шеи красивого ржаво-желтого цвета; спина, верхние кроющие перья крыльев и хвоста черные. По груди проходит ожерелье бело-желтых перьев с черными пятнами. От основания клюва тянется поперек глаза черная уздечка; на задней части головы она загибается, но не совсем подходит к такой же полоске, идущей с другой стороны, так что не образует полного кольца. Глаза серебристо-белые; окружающая их кожа красно-коричневого цвета. У молодой птицы глаза пепельно-серые. Очень молодые птенцы черно-бурые, только после нескольких линек оперение молодых бородачей принимает такой же вид, как у старых.
В последнее время нашли, что сардинские, испанские и южноафриканские бородачи светлее окрашены, чем те, которые живут на Пиренеях и на Алтае.
Бородач очень распространен. В Европе он населяет Альпы и Трансильванские горы, реже встречается на Балканах и в Пиренеях, на Кавказе. В Азии он водится на всех высоких горах, от Алтая до пограничных и центральных гор Китая и оттуда до южноаравийских и Гималайских гор. В Африке его местопребывание ограничивается только северными береговыми странами этой части света.*
Ни одна хищная птица, не исключая даже орла, не была так подробно описана, как бородач, но в то же время можно сказать, что только в последние годы из ее жизнеописания отброшено все лишнее и сказочное. Я сам, вследствие своих наблюдений за этой гордой птицей в Аравии и Испании, был одним из первых, постаравшихся изобразить жизнь и нравы ее согласно со строгой истиной. В настоящее время мне доставлено много и других наблюдений. Мы получили более или менее подробные отчеты от Жердона, Адамса, Ходжсона, Ирби, Гейглина, Гюрнея, Крюпера, Гуддлестона, Юма, Сальвина, моего брата и других. Отчеты эти очень сходны между собой, но сильно разнятся рассказы о швейцарском бородаче прежних и новейших наблюдателей, в том числе и уважаемого Гиртаннера. Поэтому я сообщу мои собственные и согласные с ними наблюдения вышеупомянутых естествоиспытателей, а потом уже передам более важные, по моему мнению, рассказы швейцарских наблюдателей.
Более прочих своих собратий, за исключением разве кондора, бородач имеет право считаться обитателем самых высоких точек горного пояса; но под этим не должно подразумевать, что он водится исключительно в горах: он любит вершины, но не избегает и долин. Совершенно равнодушно относится он к непогоде, буре, льду и снегу. Незаметно тоже, чтобы постоянная жара, господствующая в более низких слоях воздуха южных гор, беспокоила его, при стремительном полете даже горячий воздух веет ему прохладой. Тем более он мгновенно может унестись из несносной жары и охладить свою грудь в чистом эфире высших слоев воздуха. На всех высоких горах Испании он составляет довольно обыкновенное явление, но вьет гнезда и ниже, на высоте от 200-300 м над уровнем моря. То же самое относится и к Персии. В Швейцарии, напротив, бородач, по возможности, держится самых высоких и недоступных вершин, где живет никем не замеченный.
"Над вершинами проносятся страшные зимние бури, - говорит Гиртаннер, - разметывая по сторонам снег и лед. От ударов ветра дрожат хижины в горах, а мощный заповедный лес под напором ветра стонет, качается и трещит, и всему живому грозит смерть среди ужасного шума разыгравшихся сил природы. Только тогда начинает опытный охотник посматривать в вышину из своего низенького окошка, чтобы узнать, не кружится ли бородач над его деревней. Охотник хорошо знает, что исполинская борьба стихий и лютый голод заставят хищника спуститься с высоты и приблизиться к жилищу человека. Если бородачу удастся кого-нибудь похитить для наполнения своего голодного желудка, то он в скором времени повторяет свое посещение; если счастье ему не благоприятствовало, то он исчезает, чтобы больше не возвращаться. Бородач прилетает и улетает, как чужеземец из далекой, незнакомой страны". По моим собственным наблюдениям, каждая пара живет на пространстве в несколько километров и облетает его каждый день по известному маршруту. Поэтому за ними легко наблюдать в той местности, где они водятся.
По моим наблюдениям, только через часа полтора после восхода солнца начинает он облетать свою область и не позже пяти часов пополудни опять направляется к месту ночлега. Обе птицы одной пары летят вдоль горного хребта обыкновенно не выше 50 м над землей и на не слишком далеком расстоянии друг от друга и высматривают добычу. Они несутся вдоль всего протяжения хребта, огибают верхушку особенно высокой горы и исследуют точно таким же образом противоположную сторону. Если главный хребет прерывается поперечными долинами, то птицы облетают их на той же высоте, которой они до сих пор держались. Над котловинами они кружатся по большей части довольно продолжительное время. Если зоркий взгляд тут ничего не высмотрит, годного для пищи, бородач поднимается вверх и точно таким же образом исследует верхушки гор и плоские возвышенности; если и тут поиски окажутся безуспешными, то спускается в долину.
Бородач (Gypaetus barbatus)
Бородач, совершающий подобный полет, не задерживается никакими препятствиями. Во время своих перелетов он несется необыкновенно быстро и с большим шумом, не двигая крыльями, и вся фигура его при этом до того красива, что никак нельзя его смешать с коршуном или орлом. Только совершенно незнающие люди могут его принять за стервятника. Опускаясь на ноги, бородач всегда выбирает возвышенную местность, преимущественно выступы скал или, по крайней мере, горные площадки. Видно, что ему трудно взлетать вверх, почему он и предпочитает начинать свой полет с высоты, чтобы отсюда, не взмахивая крыльями, взлететь. А когда он уже парит в воздухе, то малейшего дуновения достаточно, чтобы приподнять его на какую угодно высоту. В Абиссинских горах бородач поднимается, по словам Гейглина, иногда так высоко в воздухе, что самому зоркому глазу кажется точкой в небе.
На скалах, где только возможно, он сидит прямо; но большей частью ему приходится держаться горизонтального положения из-за своего длинного хвоста. Походка его сравнительно хороша: он шагает, а не припрыгивает.
Еще в 1858 году я писал, что, если спросить у добросовестного испанского охотника о бородаче, то он, конечно, не станет рассказывать тех невероятных охотничьих и разбойничьих историй, которыми так злоупотребляют швейцарцы, говоря о своей птице. Испанец скажет просто: "костолом", ест падаль, кроликов, зайцев и других мелких млекопитающих, кости он раздробляет, сбрасывая их с большой высоты в глубину долины. Ни один испанец, к которому мы обращались, как к охотнику или как ученому, не считал своего бородача таким отчаянным разбойником, каким швейцарцы считают своего. Когда я спрашивал в Испании о птице, которая похищает коз и баранов, детей и собак, то мне всегда называли беркута, а никак не бородача. О беркуте, и только о нем одном, испанцы рассказывают столько историй, сколько их сообщают немецкие натуралисты об альпийском бородаче. В Испании смотрят на бородача, как на очень безвредную птицу. Пастухи вовсе не боятся его, а владельцы стад никогда и не слышали о разбойничьих набегах, совершенных им; но каждый человек уверяет, что бородач постоянно вместе с грифами набрасывается на падаль и, как уже раньше замечено, бросает с высоты кости, чтоб раздробить их. Я сам раз наблюдал в Сьерра-Неваде за бородачом, который со скалы высоко подымался в воздух, опускался вниз, что-то брал со скалы, опять подымался вверх, и снова опускался на скалу: поведение его в этом случае я иначе не могу объяснить, как вполне поверив рассказу испанца. Нет основания сомневаться в том, что птица именно таким способом разбивает большие кости. Орлан-белохвост и другие птицы, а именно вороны и чайки, поступают, по уверению добросовестных наблюдателей, совершенно так же. Бородач, таким образом, носит с полным правом свое испанское название - "костолом".
Про абиссинского бородача Гейглин сообщает следующее: "Наши кабинетные ученые описывают бородача гордым разбойником, смело сбрасывающим в пропасть больших млекопитающих и нападающим даже на людей. Я имел случай наблюдать за этой птицей ежедневно в течение долгого времени. Убивал их дюжинами и, по исследовании желудка, к величайшему своему удивлению, нашел, что его пища состоит почти вся из костей и других отбросов, и что питается он трупами. Сам же охотится только в крайних случаях, ему редко удается поймать зайца или заблудившуюся больную козу. Можно его иногда видеть шагающего или скачущего боком, подобно воронам, на зеленых лужайках горных стран, для того, чтобы подстеречь водящихся там многочисленных крыс".
Крюпер говорит следующее: "Когда слышишь имя бородача, то невольно вспоминаешь о самом смелом разбой н и ке пернатого царства, ужасаешься при мысли о страшных злодействах этой птицы. И приходит на ум, действительно ли бородач такое вредное существо, внушающее ужас и страх людям и стадам, или он вовсе не заслуживает той печальной репутации, которая сложилась о нем в сочинениях ученых и головах простолюдинов? В Аркадии, где нет очень высоких гор, местожительство его начинается у самого моря. Чем же может там, в долине, поживиться этот опасный сосед? Отыскивает он там овец, коз или крупный скот, чтобы растерзать? Его можно иногда видеть кружащимся на небольшой высоте у подножия поросшей кустами горы: голова его опущена вниз, он что-то выслеживает и вдруг бросается вниз и исчезает. Вероятно, он в эту минуту напал на добычу, нашел, может быть, козу? Нет, только черепаху, которая утолит его голод и придется по вкусу его птенцам. Чтобы добыть мясо черепахи, он ее бросает с высоты на скалу и таким образом разбивает ее щит. Англичанин Симпсон, который наблюдал за бородачом в Алжире, подтвердил это сообщение и рассказывал мне, что всякий бородач имеет особенную скалу, на которой он разбивает черепах. 14 мая 1861 года я нашел гнездо бородача. Под ним у скалистой стены лежало великое множество черепах и различных костей".
"Мозговые кости, - говорит Симпсон, - составляют лакомство, которое больше всего любит бородач, и когда грифы склюют все мясо с трупа животного, он появляется под конец пира и проглатывает кости целиком или же разбивает их и проглатывает кусками, если не в состоянии добыть иначе костяной мозг. Разламывает он кости, сбрасывая их с значительной высоты на камень. Как старые, так и молодые ягнятники страшно прожорливы: около их гнезда находят множество костей черепах и тому подобных лакомств. Из этого, впрочем, не следует, что он сам и его птенцы ограничиваются мозговыми костями, черепахами и тому подобными яствами. Напротив того, он не брезгает ни ягненком, ни зайцем, ни курицей, хотя его когти и клюв относительно роста очень слабы, и он не может, подобно грифам и орлам, растерзать свою добычу. Этот недостаток вознаграждается, впрочем, его удивительной глотательной способностью. Греки уверяют, что он глотает и переваривает решительно все, но истории, которые рассказываются по этому случаю, так удивительны, что я не решаюсь их передавать".
Ирби говорит, что падаль составляет, по-видимому, единственную пищу бородача. "Эта птица, - подтверждает Гюрней, - проглатывает большие кости. Желудок убитого мной у южного берега Африки бородача был переполнен ими. Кости эти, без всякого сомнения, проглочены без кусочка мяса, и я сам видел, как один ягнятник проглотил сухую кость. Самая большая из найденных мной костей - позвонок быка в 10 см длины, 7 ширины и 5 см толщины. В желудке птицы я нашел вместе с костями еще большое количество шерсти дамана, из чего заключил, что бородач таскает и подобных животных, вероятно, в то время, как они, выйдя из своей норки, днем греются на солнце". "Он ловит, - говорит Адаме, - сурков, но не придерживается исключительно живой добычи, так что его часто можно видеть тихо летящим вдоль откосов гор, где он высматривает падаль и другие остатки. В желудке убитого мной в Кашмирских горах бородача я нашел различные кости и копыто козерога". Хуттон уверяет, что бородач в Индии питается исключительно падалью и редко хватает добычу больше курицы, которую тут же и разрывает на лету. Ходжсон подтверждает эти слова.
После таких многочисленных и во всех отношениях схожих между собою описаний трудно поверить рассказам швейцарских наблюдателей о смелости, силе и хищности ягнятника. Сюда относятся, например, рассказы Штейнмюллера, будто один огромный бородач пробовал спихнуть со скалы быка; другой унес годовалого козленка, несмотря на сопротивление его хозяина, а потом обратил последнего в бегство; третий с высоты сбросил козленка; четвертый втащил на противоположную скалу двадцатисемифунтовый железный капкан; пятый сам был убит в воздухе лисицей, которую унес с земли; шестой похитил ребенка на глазах его родителей; седьмой, наконец, утащил на 1400 шагов трехлетнюю девочку, которую спасло от растерзания только присутствие мужчины, прибежавшего на крик. В Швейцарии любимой его пищей служат убитые им самим мелкие млекопитающие животные, а именно: зайцы.
сурки, новорожденные и молодые серны, козы, ягнята, поросята. Но если ему это не удастся и он не может добыть и падали, то голод и чувство самосохранения принуждают его нападать на больших животных. С этим согласуются все полученные мною сообщения самых достоверных наблюдателей, так что я не считаю себя вправе сомневаться в совершенной истине этого факта. Все наблюдатели согласны между собой еще в том мнении, что одной падалью и мелкими животными бородач не мог бы поддерживать свое существование. Кальберматтен сообщает, что видел, стоя на берегу Дуная, у Орсовы, как бородач только в 20 шагах от него набросился на гуся и унес его.
"Альпийских зайцев бородач старается, прежде всего, выгнать из-под защиты кустов и хвойных деревьев, чтобы потом в открытом поле прямо схватить их или прежде оглушить только ударом крыла. Смотря по обстановке, он тут же объедает свою добычу или уносит ее в гнездо или же в свое обыкновенное местожительство. Во время охоты на взрослых серн, овец он пускает, прежде всего, в ход не когти, а крылья. Если орел, сложив крылья, как камень падает с высоты на добычу, впускает в нее когти и старается задушить, то нападение бородача происходит с более близкого расстояния. Наш тессинский наблюдатель после многократных собственных наблюдений сообщает нам следующее: "Если бородач своим зорким глазом высмотрит на земле годное ему в пищу животное, он не падает с высоты камнем, подобно благородному орлу, но спускается, описывая в воздухе большие круги. Часто садится на рядом стоящее дерево или скалу и начинает нападение, взлетев с того места еще немного вверх. Если он увидит поблизости людей, то громко кричит и улетает. Никогда не нападает на животных, пасущихся в долине, далеко от обрывов; но если заметит серну, которая пасется около самого обрыва, то начинает, подлетев к ней сзади, пугать оторопелое животное и гоняет его взад и вперед, пока оно, оглушенное и обезумевшее от страха, не бросится к краю обрыва. Достигнув этой цели, бородач пускает в ход свои мощные крылья. С оглушительным свистом и шумом хлопают жесткие крылья по бокам до смерти испуганной и ослепленной жертвы. Тщетно старается она. собрав последние силы, защититься рогами от своего убийцы. Наконец она решается сделать прыжок или просто оступается, прыгает или валится в пропасть или же, падая в совершенном изнеможении, умирающая скатывается вниз по уступам скалы. Медленно опускается бородатый ягнятник за своей жертвой, добивает ее, если нужно, ударами клюва и крыльев и немедленно принимается за растерзание еще теплого животного. Если овца или другое животное, стоя на самой крутизне обрыва, не заметит хищника, пока он не подлетит совсем близко сзади, то борьба обыкновенно непродолжительна. Он озадачивает изумленную жертву сильными ударами крыльев и одним метким толчком сбрасывает ее благополучно вниз с помощью клюва и когтей, на лету хватает ее с края скалы, потом выпускает из когтей, так что она падает и разбивается на дне пропасти".
Бальденштейн мне рассказывает: "Как-то вечером, в одну из моих охот в горах, я сидел в приятном разговоре с пастухом, а его собака бегала около близкого обрыва взад и вперед, обнюхивая землю; вдруг до нашего уха донесся страшный вой собаки, и в то же мгновение мы увидели нашего верного сторожа, летящего в воздухе над пропастью, между тем как его убийца, бородач, торжественно парил над ним. Мы перед тем не обращали внимания на собаку и не заметили появления бородача, пока страшный крик собаки не заставил нас оглянуться. Не будь этого жалобного воя, собака пропала бы совершенно загадочным для нас образом, и мы бы никак не могли себе объяснить ее внезапного исчезновения, хотя, весьма вероятно, у нас и возникло бы подозрение именно об этом роде ее смерти. Быстро спустился бородач за своей добычей и вместе с ней скрылся с наших глаз. Все это совершилось чрезвычайно быстро, быстрее, чем это можно передать словами. Сбросила ли птица собаку ударами своих сильных крыльев или стащила ее крючковатым клювом, я сказать не могу, потому что, как сказано выше, оглянувшись, увидел собаку уже летящею над бездной. Но я наверно могу сказать, что бородач ни разу не нападал на моих гончих, пока они гонялись далеко от обрыва, хотя часто кружился над ними. Этот хищник не бьет свою добычу налетом, как это делает орел".
Другой охотник из Граубиндена рассказывает, как однажды он невдалеке от того места, где стоял, увидел бородача, который напал на серну и напрасно старался ударом крыла сбросить ее в пропасть. Обыкновенный его способ нападения на этот раз не удался потому, что сметливая серна, вместо того, чтобы броситься к пропасти, несколькими смелыми прыжками спаслась в пещере, откуда мужественно отражала нападение своими рогами, так что хищник никакими усилиями не мог выгнать ее из ее убежища. Из Тессина сообщили мне о подобном же случае. Все эти рассказы идут от горных жителей из Альп, где бородач живет постоянно. Все они переданы людьми, которые безошибочно могут отличить бородача от беркута. Эти люди никак не хотели отказываться от фактов, замеченных ими днем своими собственными, большей частью очень зоркими глазами.
Давно перестали верить тому, что бородач бросается также на человека с намерением его убить; рассказы эти даже осмеивали, как басни, но потом опять начали их выдавать за правду или, по крайней мере, за вещь возможную. Случаи похищения маленьких детей большими хищными птицами, которые в Альпах можно приписать только орлам, слишком достоверно доказаны, чтобы в них можно было еще сомневаться. Я не совсем ясно понимаю, почему преступником в этом отношении может быть только орел? Почему бородач, который, как доказано, одолевает даже взрослых серн, не может утащить такое беззащитное существо, как ребенок, и сбросить его со скалы? Тут, по-моему, тяжесть преступления следует поделить поровну между обеими птицами, потому что и бородач старается унести свою добычу, если он по какой-нибудь причине не может растерзать ее на месте. Если тяжесть жертвы превышает его силу, он всегда может ее сбросить вниз, как это замечается у других хищных птиц. Более сомнения вызывают те сообщения, в которых наш бородач бросался на подростков с целью умертвить их каким бы то ни было образом. Очень мало известно примеров подобных нападений. Но достоверность того факта, как на Зильбернальпе бородач столкнул одного пастушонка со скалы в пропасть и у подножия растерзал, получает сильное подтверждение благодаря новым рассказам о подобных же случаях в Бернских Альпах. Этот новейший случай нападения бородача на подростка вовсе не старая история, я много потрудился над тем, чтобы удостовериться в верности этого факта.
Гиртаннер рассказывает: "В течение июня 1870 года можно было прочесть во многих швейцарских газетах, что вблизи Рейхенбаха в Бернском кантоне бородач напал на одного мальчика и убил бы его, если бы птицу не спугнули вовремя. Сначала я мало обратил внимания на это сообщение и ждал, что этот бородач скоро превратится в орла или даже в ястреба, а пострадавший мальчик - в курочку. Но опровержения не последовало на этот раз, и так как дело интересовало меня настолько, что стоило его исследовать, то я отправился в Кандергрунд к пастору Галлеру, радушие которого мне было хорошо известно".
Гиртаннер рассказывает дальше, как этот пастор направил его ко второму лицу, Блазеру, и как после довольно продолжительной переписки с этим последним он узнал следующее.
"Дело было 2 июня 1870 года в 4 часа пополудни; этот самый мальчик, Иоганн Бетшен, веселый, живой парень лет 14, небольшого роста, но крепкого сложения, шел из Кина в Арис Кин лежит в глубокой долине близ Рейхенбаха, в уголке, образуемом в Кинской долине слиянием рек Кина и Кандера; Арис приблизительно на 150 м выше на площадке горного выступа. Довольно крутая дорога вела мальчика по только что скошенному лугу, и когда он на маленьком горном пастбище подошел к небольшому стогу сена в 100 шагах от жилья, на него сделано было нападение. Внезапно и совсем неожиданно птица набросилась на мальчика сзади, со страшной силой ударила его обоими крыльями по голове так, что, по его собственным словам, ему показалось, что его бьют двумя косами; одним ударом птица сшибла его с ног и повалила на землю. Падая и стараясь обернуться назад, чтобы увидеть, кто таким дерзким образом ударил его в голову, мальчик снова подвергся такому же нападению: последовал второй натиск и удар обоими крыльями, которые свистели справа и слева вокруг его головы и почти лишали его сознания, так что он был совсем оглушен. Тут мальчик увидал огромную птицу, которая напала на него в третий раз, вонзила когти ему в бок и грудь, ударяя крыльями, почти лишив его дыхания, и, наконец, начала долбить ему голову клювом. Ни движениями ног, ни поворотами всего тела не мог он прогнать птицу. Тем сильнее действовал мальчик своими кулаками: одной рукой он старался отражать удары, другой - освободиться от своего врага. Это ему, наконец, удалось. Птица вдруг поднялась над мальчиком, может быть, для того, чтобы возобновить нападение. Но мальчик принялся отчаянно кричать. Этот ли крик удержал птицу от повторного нападения или, может быть, поднимаясь, она увидала спешившую на крик женщину и потому бросила свое намерение - осталось неизвестным. Вместо того, чтобы снова напасть, бородач поспешно скрылся за склоном горы. Мальчик так ослабел от испуга и ужаса, что едва мог подняться с земли. Упомянутая женщина нашла его окровавленным и с трудом поднимающимся с земли. Женщина эта уже не видела птицы. В этом факте можно было бы, пожалуй, еще сомневаться, но я не сомневаюсь нисколько. Потерпевший Иоганн Бетшен, который раньше никогда не слыхивал о таких птицах, не мог бы сочинить подобный рассказ о птичьем нападении и так описать его, причем он совершенно одинаково рассказывал о ходе вещей и своей спасительнице и другим людям, когда его обмывали и перевязывали у жилья. Его и всю его семью я знаю за людей правдивых. Раны его, которые я сам потом осматривал, состояли из трех, доходящих до костей черепа шрамов на затылке. На груди и боках видны были очень ясно следы когтей в виде сильных пятен, частью кровавых; потеря крови была также очень значительна. В продолжение 8 дней мальчик был очень слаб. По моему мнению, нельзя сомневаться ни в правдивости его рассказа, ни в действительности подобного факта. Но как я мог узнать от мальчика, который никогда не видал таких птиц и который был так испуган нападением, имел ли он дело с орлом или с бородачом? Я вызвал его на допрос, и он рассказал мне все, что мог и как умел. У него остался в памяти страшный крючковатый клюв, на конце которого он видел свои собственные волосы и кровь, далее - кольцо вокруг шеи, испещренные белыми пятнами крылья и, наконец, что особенно было для меня убедительно, - "под клювом у него было что-то сильно мохнатое".
"Хотя, к счастью, случаи нападения ягнятников на людей, - продолжает Гиртаннер, - очень редки, в особенности на людей в таком возрасте, как упомянутый мальчик, но я, по крайней мере, не сомневаюсь теперь в том, что они бывают; другим же предоставляю, конечно, судить по-своему. Чтобы бородач нападал на взрослого человека в надежде его осилить, чтобы он его сбрасывал со скалы или убивал каким-нибудь другим образом, еще не доказано. Тем не менее, охотники, путешественники и пастухи уверяют, что иногда, отдыхая в опасных горных местах, они чувствовали над собой удары шумящих и свистящих крыльев могучей птицы, которая с быстротой стрелы проносилась над их головами в зияющую пропасть со скалистой вершины. Но они предполагают, что только случай привел птицу на это место, и что она нечаянно зацепилась за их тело крыльями". Наши сведения о размножении бородачей в настоящее время существенно увеличились благодаря различным наблюдениям. Почти всеми установлено, что эта птица, так же как и другие птицы этого семейства, высиживает птенцов по несколько раз в одном гнезде. Гнездом, которое лорд Лильфорд нашел в Испании, птицы пользовались, по уверениям ближайших жителей, с незапамятных времен. Обыкновенно бородач выбирает для высиживания, как и другие хищные птицы, просторную пещеру, большей частью за какой-нибудь неприступной каменной стеной; впрочем, по сообщению моего брата, может случиться, что он устраивает гнездо только на 10 м выше доступного людям места. В Швейцарии, по рассказам Гиртаннера, бородач выбрал для гнезда место на голой, недоступной скале, довольно высоко в горах, там, где нависший утес образует крышу над довольно просторной нишей. Один сардинец, о котором упоминает Гиртаннер, нашел гнездо на трех близко стоящих друг к другу дубовых пнях у большого обломка скалы.
Первый наблюдатель, которому удалось добраться до гнезда бородача, был, кажется, мой отец. Гнездо было расположено на выступе скалы, защищенном от лучей солнца несколько выдающимся камнем; оно находилось только на 15 м выше подошвы последнего горного гребня, так что добраться до него было относительно нетрудно. Поперечник нижней части постройки равнялся приблизительно 1,5 м; поперечник гнездового углубления, имевшего около 12 см глубины, равнялся 60 см, вышина гнезда равнялась 1 м. Длинные ветки, толщиной от детской руки до большого пальца, служили ему основанием, над ним была еще тонкая настилка из веток и сучков, среди которых углублялся лоточек гнезда; он состоял из тех же, только более тонких материалов и был тщательно выложен внутри лыком, коровьими и лошадиными волосами. Другое гнездо было найдено в Греции Симпсоном. Оно было, как сообщает Крюпер, выстроено из толстых веток и как бы заткано шерстью различных животных, преимущественно козьей. Лоток был совсем плоский и тоже выложен шерстью, и на нем сидел трехмесячный птенец, около которого лежали кости, целая ослиная нога, несколько черепах и других животных остатков, очевидно, заготовленных ему в пищу. "Оба родителя приблизились к гнезду и по временам издавали свист, похожий на свист пастуха". Позднее старики стали выказывать еще больше беспокойства, но Крюпер вовсе не упоминает о какой-нибудь попытке к нападению на него. Сальвин подтверждает вышесказанное: "Все пары бородачей, за которыми я наблюдал, держались в стороне, пока вскарабкавшийся к их гнезду человек вынимал птенца, и не пытались даже напасть на похитителя" "В Гималайских горах, - говорит Адаме, - гнездо бородача всегда устраивается на неприступных скалах. Время размножения падает на апрель и май. В окрестностях Симлы я нашел однажды в пещере под нависшей скалой его гнездо, в котором сидело два птенца. Богатое собрание костей баранов и других домашних животных окружало их; это, вероятно, были кухонные отбросы одного европейского поселения в нескольких милях оттуда".*
Вред, который живущий на свободе бородач может принести человеку, незначителен и ни в каком случае не может сравняться с вредом, причиняемым беркутом. На юге, где он легко достает падаль и кости, черепах и других маленьких животных, бородач только в исключительных случаях позволяет себе нападать на домашних животных. В Швейцарии он стал так редко появляться, что его хищническим набегам там не стоит придавать большого значения. О какой-нибудь значительной пользе от него, конечно, не может быть и речи, если не говорить о туарегах, которые будто бы эту птицу убивают ради мяса и жира, чтобы мясо съесть, а жир употребить как средство против укуса ядовитых змей. Там, где бородачи попадаются часто, они ведут довольно спокойную жизнь. Их преследуют разве только из любви к охоте, а никак не из необходимости. Однако человек все-таки остается самым большим врагом этой птицы, потому что вредит ей, если не непосредственно, то косвенно, все большим и большим захватом тех владений, в которых они прежде беспрепятственно царствовали и теперь еще ведут свободную жизнь. Кроме того, их всячески беспокоят хищные птицы, а именно стервятники, маленькие соколы, даже вороны; не менее беспокоят их и всякие паразиты. Но все эти враги, вместе взятые, не в состоянии отравить ему жизнь. Один только человек теснит его все больше и больше и окончательно выгоняет из всех доступных ему мест.
Самые большие из хищных птиц - это грифы Старого Света. Клюв их длиннее головы или, по крайней мере, одной с ней длины; он прямой, только перед кончиком верхней челюсти загибается крючком больше в вышину, чем в ширину, и снабжен острым расщепом и большой восковицей, которая занимает одну треть, а у слабейших видов даже половину всей длины клюва. У некоторых видов встречаются кожистые наросты, гребневидные возвышения на клюве. Ноги крепкие, но пальцы на них слабые, когти короткие, мало изогнутые и всегда тупые, так что имеют мало значения в смысле орудия нападения. Крылья необыкновенно велики, широки и большей частью закруглены. Хвост средней длины, закруглен или сильно ступенчат и состоит из жестких перьев.
Осанка ленивая; садясь на землю очень низко, они отделяют крылья от туловища, и только изредка с некоторою тщательностью чистят свои перья. Ходят они, хотя и некрасиво, но легко, большей частью короткими шагами, а летают медленно, но необыкновенно долго. Их внешние чувства по своей тонкости могут поспорить с чувствами других пернатых разбойников. Зрение их охватывает даль, о которой мы едва ли можем себе составить понятие. Слух их, который вместе с тем есть и самое развитое из их внешних чувств, очень хорош. Обоняние сильнее, нежели у всех других хищных птиц, хотя не так тонко, как это описывается в баснословных рассказах о них. Вкус, несмотря на отвратительную пищу, которой они питаются, нельзя считать ничтожным. Также нельзя отрицать присутствие у них осязания, как способности чувствовать прикосновение, так и ощущать окружающую температуру. Их умственные способности, наоборот, кажется, мало развиты. Они робки, но редко бывают осторожными; раздражительны и вспыльчивы, но вовсе не отважны; грифы общественные птицы, однако совсем не миролюбивы; заносчивы и злонамеренны, но притом трусливы; ум их даже не возвышается до хитрости. Мы назвали их ленивыми, потому что видим их сидящими целыми часами неподвижно и в полном спокойствии на одном и том же месте, но могли бы утверждать совершенно противоположное о тех из них, которые большую часть дня проводят в полете. Нрав их представляет смесь разнообразнейших и, по-видимому, противо- речащих друг другу качеств. Многие склонны считать их спокойными и тихими птицами, тогда как более точные исследования показывают, что их надо причислить к самым свирепым из всех хищных птиц.
Изучить грифов можно, но только освоившись с их способом добывания пищи. Немногие из них нападают на животных с намерением убить, обыкновенно они просто подбирают только то, что им доставил случай. Грифы объедают трупы или уносят замеченные нечистоты. Но случай не всегда оказывается для них благоприятным, и им часто приходится целыми днями голодать. Поэтому при виде добычи грифы ведут себя так, как будто во что бы то ни стало должны вознаградить себя за перенесенное воздержание и запастись на будущее время.
Птицы, питающиеся таким образом, могут жить только в теплом и умеренном поясе земного шара. Богатый юг является для них более щедрым, нежели север, и доставляет достаточно пищи для поддержания их жизни. За исключением Австралии и Америки, все части света дают приют грифам. Некоторые виды находятся приблизительно в одинаковом количестве в Европе, Азии и Африке или, по крайней мере, замещаются там близкими сородичами. Они встречаются и в знойных равнинах, и на самых высоких вершинах горных хребтов. Грифы, как нам известно, выше других птиц поднимаются в воздушном пространстве; способны без затруднения переносить самые значительные перемены давления воздуха. Некоторые виды селятся на горных хребтах и покидают их только в виде исключения; другие, наоборот, предпочитают населять низкие местности. Их огромные крылья позволяют, а своеобразность пищи даже вынуждает, пролегать большие пространства. Только во время кладки яиц забота о птенцах привязывает их к какому-нибудь месту; в продолжение остальной части года грифовые ведут более или менее скитальческую жизнь. Только некоторые из грифов избегают близости человеческого жилья, другие находят свой насущный хлеб рядом с человеком гораздо легче, нежели в странах, куда не проникло еще человеческое господство. Во многих странах южной Азии и Африки именно эти хищные птицы служат характерным явлением населенных мест.
Образ жизни грифов станет ясным, если я опишу некоторых из них во время их деятельности. Я могу это сделать, тем более что не только видел грифов в неволе, но наблюдал за ними и на свободе и довольно часто был свидетелем их деятельности.
На южной окраине пустыни лежит издохший верблюд. Трудности путешествия изнурили его; хотя погонщик и снял с него накануне всю кладь и позволил свободно идти подле нагруженных товарищей, он не мог уже достичь Нила и, совершенно изнеможенный, упал, чтобы больше не вставать. Его хозяин, который с непритворным горем расстался с ним, оставил его лежать нетронутым, так как его вера запрещает ему употреблять умершего и даже убитого без обычных обрядов животного. На следующее утро труп лежит еще нетронутый на своем смертном ложе. Тогда появляется ворон над ближайшей горной вершиной. Его проницательный глаз замечает падаль; он кричит и приближается к ней быстрыми взмахами крыльев, несколько раз кружится над павшим животным, затем опускается на землю и ходит на небольшом от него расстоянии по земле; опять быстро приближается к нему и обходит его кругом несколько раз, осторожно осматриваясь. Другие вороны следуют его примеру, и скоро собирается порядочное общество этих всесветных птиц. Тогда появляются и другие плотоядные хищники. Всюду присутствующий коршун-паразит и едва ли реже встречающийся стервятник описывают круги над падалью, орел приближается тоже, несколько марабу спиралью кружатся над приманившей их добычей. Но тех, кто должен начать пир, еще нет. Раньше их прибывшее общество, хотя и клюет тут и там павшего зверя, но его толстая шкура слишком тверда для их слабых клювов, они не могут оторвать от нее большие куски. Стервятник смог вытащить только обращенный кверху глаз из глазницы.
Но время, когда грифы, самые крупные члены этого семейства, вылетают за пищей, понемногу приближается. Вот и десять часов; хорошенько выспавшись, грифы покидают один за другим свой ночлег. Сначала они пролетели низко вдоль горного хребта, но, не высмотрев ничего съедобного, взлетели на воздух и поднялись на необозримую высоту, там они продолжают кружиться. Причем один из грифов оказывается зорче всех, от его удивительно проницательного взора едва ли может что-нибудь ускользнуть. Заметив в долине сборище, гриф тотчас же ясно понимает, что добыча найдена. Немедленно он начинает спускаться, описывая спиральные круги; исследуя дело поближе и убедившись в находке, он разом складывает свои могучие крылья. С шумом падает он вниз с высоты ста, может быть, и тысячи метров и разбился бы на месте, если бы вовремя не раскрыл еще раз крылья, чтобы остановить падение и принять должное направление. От лени и беспомощности, проявляемых этой птицей в другое время, теперь не остается ни малейшего следа. Наоборот, она поражает ловкостью, которой никак нельзя бы было от нее ожидать.
За первым грифом без оглядки следуют и все остальные, находившиеся поблизости. Знаком для начала пира служит падение вниз первого грифа. В продолжение минуты слышится шум, который птицы производят при падении, и видны по всем направлениям быстро увеличивающиеся тела, тогда как за несколько минут перед тем птицы, размах крыльев которых равняется почти трем метрам, казались не больше точек на горизонте. Теперь уже ничто не мешает хищникам. Как только один из них принялся за еду, никакая опасность более не спугнет их; даже замеченный ими вдали охотник не может им помешать. Достигнув земли, стремятся они с прямо вытянутой шеей и приподнятым хвостом к падали. Их больше ничто не удерживает, и нет птиц более жадных, чем они. Меньшая братия почтительно отступает, а между грифами возникает яростный бой и спор. Толкотня, споры, ссоры, драка - едва ли доступны описанию. Два или три удара клюва сильных грифов разрывают кожу, а потом и мышцы падали, а более слабые запускают свои длинные шеи в брюшную полость, чтобы добраться до внутренностей. С жадной поспешностью роются они в них, стараясь оттеснить один другого. Печенку и легкие по большей части съедают тут же внутри животного. Кишки же, наоборот, вытаскиваются наружу, растягиваются и после яростного боя проглатываются кусками. К пирующим постоянно спускаются все новые голодные грифы с решительным намерением отогнать первых от вкусного пира, и опять происходит новый бой, шум, свирепые удары клювом и сердитые крики. Слабейшие гости сидят кругом, отказываясь от пира, и ждут, пока сильнейшие не насытятся; чрезвычайно внимательно следят они за ходом дела, зная, что иногда и до них долетит какой-нибудь кусочек, брошенный, конечно, не по желанию дерущихся, а в пылу боя. Орел и коршун парят в высоте над пирующим обществом и бросаются в середину стаи, схватывают когтями только что оторванный грифами кусок мяса и уносят его прежде, чем последние успеют воспрепятствовать этому захвату. Маленькое млекопитающее бывает в несколько минут съедено до последней косточки таким прожорливым обществом; даже от быка и верблюда после одного пира остается очень мало. Насытившиеся птицы неохотно удаляются от трупа.
Не везде и не всегда пир грифов происходит так, как описано выше. Уже в южной Европе и еще более в Африке в тех местах, где грифы находят падаль вблизи населенных мест, к ним присоединяются другие голодные гости. Во внутренней Африке это собаки и марабу. Грифам приходится выдерживать с ними тяжелую борьбу; но голод делает грифов дерзкими и опасными для соперника. Даже самые большие собаки отгоняются ими, как бы они ни рычали и ни скалили зубы, потому что каждый гриф видит в них опасного конкурента на общую добычу. Даже самая сердитая собака ничего не может сделать против грифа. Если бы ей и удалось укусить его, то она может попасть не дальше, как в распростертые крылья, не причиняя никакого вреда птице, тогда как от сильного клюва грифа всегда остается в том месте, куда он попадет, кровавая рана. Иное дело марабу. Они грифам не дают возможности отогнать себя, рубят своими клинообразными клювами направо и налево через всю толпу, пока она не очистит им места.
По окончании пира грифы неохотно удаляются от места пиршества, а чаще остаются на целые часы поблизости и выжидают наступления пищеварения. Довольно долгое время спустя они отправляются на водопой и там опять проводят несколько часов. Пьют много и часто купаются. В этом они особенно нуждаются, потому что, когда кончают свой обед, то бывают покрытыми грязью и нечистотами и облитыми кровью с ног до головы. Когда омовение совершено ими благополучно, они еще несколько часов проводят в ленивом покое, причем садятся на свои пятки, распустив крылья, с намерением отогреть их на солнце, или плашмя ложатся на песок. К месту ночлега направляются вечером. Для ночлега выбирают деревья или крутые выступы скал, очень охотно ночуют на карнизах скал, к которым нет доступа ни сверху, ни снизу. Некоторые виды предпочитают деревья, другие - скалы.
Полету предшествуют несколько быстро следующих друг за другом и довольно высоких скачков; затем следуют несколько довольно медленных ударов широкими крыльями. Но как только грифы достигнут высоты, они летят дальше, почти не ударяя крыльями, причем они при помощи различных постановок крыльев спускаются вниз по очень мало наклонной плоскости, или же поднимаются снова вверх при помощи встречного ветра. Таким образом, они, по-видимому, без всяких усилий поднимаются вверх на значительную высоту, на которой и летят дальше, если хотят пролететь большое пространство. Несмотря на кажущуюся неподвижность крыльев, полет их необыкновенно быстр и неутомим.
В прежние времена предполагали, что только одно обоняние руководит грифами в отыскивании падали; мои наблюдения, подтвержденные опытами других исследователей, убедили меня в противном. Некоторые наблюдатели считали вправе думать, что гриф может почуять запах падали на расстоянии целой мили, и так много рассказывали басен на этот счет, что и впрямь убеждали легковерных людей, будто грифы чуют смерть умирающего. Мои наблюдения убедили меня в том, что грифы спускаются и на еще свежую, не издающую никакого запаха падаль. Они даже при сильном ветре слетаются со всех сторон, как только один из них увидит добычу, а на скрытую падаль летят только тогда, когда она уже найдена раньше воронами и стервятниками, собрание которых и привлекает их внимание. Поэтому я думаю, что могу с полной достоверностью утверждать, что превосходнейшее и важнейшее из внешних чувств грифов - зрение, и что только зоркий глаз делает их жизнь возможной.
В Европе встречается только один представитель грифов - черный гриф (Aegypius monachus). Это самая большая европейская птица. Длина самца, по некоторым измерениям, доходит до 1,1 м, размах крыльев 2,22 м, длина крыла 76 см, длина хвоста 40 см. Самка длиннее на 4-6 см и размах ее крыльев больше на 6-9 см. Оперение темно-бурое, глаза бурые. Клюв у восковицы голубой, местами красноватый, затем яркий фиолетовый, а на конце синий. Ноги цвета сырого мяса, отливающего в фиолетовый. Шея там, где не покрыта перьями, светлого свинцового цвета, голые кольца вокруг глаз фиолетовые. Молодые птицы почти черные.
Черный гриф встречается в Испании, на Сардинии и на всех горных хребтах Балканского полуострова, а также в Словении, в странах среднего Дуная и даже до Карпат в качестве гнездящейся там птицы*.
Оттуда он распространяется на большую часть Азии до Китая и Индии. Еще не так давно гриф был редкостью на южном Урале; теперь он там попадается часто. Сибирская язва, которая уже несколько лет свирепствует в этих местностях, доставляет ему обильную пищу**.
В Сирии и Палестине он живет часто, в Персии редко встречается. В Африке встречается в области Атласской горной страны и части западного берега моря; иногда он показывается в северной части долины Нила.
Согласно письменному сообщению графа Лацара, все охотники Трансильвании единогласно подтверждают, что черный гриф хватает и убивает и живых животных. Я могу представить целый ряд доказательств, подтверждающих эти показания. В зобу одного из пяти грифов, убитых кронпринцем, эрцгерцогом Рудольфом, принцем Леопольдом Баварским, графом Бомбеллесом и мной в Фруска-Гора, был суслик, у другого белка; обоих животных грифы, конечно, не могли схватить иначе, как живыми***.
В Греции Гейглин увидел 6-8 грифов за едой, прокрался к ним и, к немалому своему удивлению, узнал, что они спорили из-за обладания несколькими довольно большими сухопутными черепахами. Один из них держал черепаху в когтях и трудился над ее спинным щитом. Остальные уже вскрыли одну черепаху и отделили ее мясо от щита, у другой проклевали отверстия по швам щитков панциря и тяжело поранили, так что она обливалась кровью. Мейеринк рассказывает, что в 1867 году в поместье Гельмсдорф черный гриф убил зайца и в это время был сам убит. Еще лучшим доказательством может служить исследование моего брата. "Я привязал, - пишет он, - козу, чтобы заманить бородача. Вдруг она начинает метаться, как бешеная, во все стороны, насколько позволяет веревка. Я слышу сильный шум в воздухе и надеюсь уже увидеть перед собою бородача, но, к немалому своему удивлению, вижу грифа, который с вытянутыми когтями с шумом летит над самой землей и бросается на козу. Я быстро выхожу из своей засады и едва успеваю помешать грифу".
"Черный гриф, - повествует далее мой брат, - гнездится в Испании, по крайней мере, только на деревьях. Его обширное гнездо стоит или на толстом суке сосны или на широкой густой вершине вечнозеленого дуба, иногда не выше 3-4 м над землей.
1 - Черный гриф (Aegypius monaehus) 2 - Стервятник (Neophron percnopterus) 3 - Белоголовый сип (Gyps fulvus)
Основание его состоит из палок, толщиной в человеческую руку; за ним следует слой более тонких прутьев, и только на этих последних покоится плоское углубление гнезда из тонкого сухого хвороста. В гнезде к концу февраля находят одно белое яйцо* с толстой скорлупой; продольный разрез его равняется 85, а поперечный 68 мм.
Я постоянно находил только одно яйцо, и наблюдения всех испанских охотников, которых я спрашивал, согласуются с моими наблюдениями. Вылупившийся из гнезда птенец покрыт густым, мягким белым пухом и раньше четырех месяцев не вылетает из гнезда. Его заботливо кормят родители падалью, но вовсе не защищают так геройски, как это обыкновенно предполагают. Если охотник подойдет близко к гнезду, в котором сидит птенец, то грифы, правда, кружатся над тем местом, но никогда не подлетают к охотнику на расстояние выстрела. Около Лагранья, где грифы находят самые удобные места для гнездования в огромном сосновом лесу, окружающем деревню, они селятся в большом количестве и именно на расстоянии четверти часа пути друг от друга.
Мы узнали, что черный гриф, который вообще-то мирного характера, также имеет своих врагов, отравляющих ему жизнь. Кронпринц Рудольф, выслеживая под гнездом парочку грифов, увидел высоко в воздухе двух больших хищных птиц, которые, сцепившись вместе и кружась, опустились в гнездо. Тут они разделились, и наблюдатель с удивлением заметил, что бойцы были не одного вида: один из них был черный гриф, другой беркут. Что побудило этого последнего напасть на черного грифа - остается загадкой. От человека гриф не страдает, по крайней мере, его не преследуют".
Африканский ушастый гриф (Torgos tracheliotos) является одним из самых крупных представителей этого вида. Он отличается очень большим и сильным клювом, высокими ногами, большими, широкими, но несколько округленными крыльями, относительно коротким хвостом и своеобразным оперением. Перья верхней части тела такой же формы, как и у других крупных грифов; нижнюю же часть тела покрывает частый, довольно длинный пух серовато-белого цвета, из которого торчат отдельные длинные и узкие саблевидные перья. На бедрах и икрах также лишь редкие маленькие перышки обычного строения; эти части тела также покрыты пухом, который отличается от грудного пуха только большей длиной и желтовато-серым цветом. Голова, половина зашейка и вся передняя часть шеи - голые. Подбородок покрыт перьями в виде волос. Самец имеет 1-1,05 м длины, 2,7-2,8 м размах крыльев, длина крыла 69-72 см, длина хвоста 34-36 см. Самка значительно больше. Преобладающая окраска оперения - желтовато-серо-бурая; маховые и рулевые перья темнее, большие покровные перья крыльев имеют более светлую кайму. На затылке и зашейке очень часто вырастают светло-желтовато-серые и желтовато-белые перья. Молодые птицы отличаются от старых более темным оперением и более широкими перьями на брюшке. Глаза темно-карие, клюв с боков рогового цвета, темный на спинке и на нижней части; ноги светло-свинцово-серые, голая часть шеи - серая, а щеки также голые и фиолетовые. При сильном возбуждении птицы все голые части головы и шеи краснеют, за исключением темени.
Африканский ушастый гриф распространен от Верхнего Египта по всей Африке, а в высоких горах поднимается до 4000 м. Он встречается реже своих родичей, но все-таки попадается всюду. Питается почти всегда крупными павшими животными. Не так доверчив, как более мелкий черный гриф. Он смело появляется в деревнях или на городских бойнях. Властвует один над падалью и прогоняет всех других грифов, за исключением, может быть, сильно кусающихся сипов. Он умеет держать на почтительном расстоянии собак, которые во всей северо-восточной Африке являются опасными конкурентами грифов. Совершенно то же самое рассказывают и про его индийского представителя.
Индийский ушастый гриф (Sarcogyps calvus). Его длина, говорит Жердон, 91 см, длина крыла 60, длина хвоста 25 см; следовательно, эта птица значительно меньше африканского ушастого грифа. Область распространения этой птицы простирается по всей Индии до Бирмы.
"Индусы, - замечает Жердон, - называют его королем грифов, потому что все остальные грифы его боятся и всегда уступают ему место, когда он показывается". Между всеми своими родичами ушастый гриф отличается обжорством. Четыре ушастых грифа в течение 5 минут съедают начисто, за исключением черепа и костей ног, самую большую собаку. Я неоднократно имел случай убедиться в силе ушастого грифа.
После каждого пира индийский ушастый гриф летит к ближайшему водопою, пьет и приводит в порядок свои перья, отдыхает, причем он, как курица, ложится в песок и с наслаждением греется на солнце; потом он летит, описывая круги, часто как будто плывя и не производя некоторое время ударов крыльями, к месту своего отдыха. Он не всегда выбирает высокие деревья для ночлега. Довольствуется даже кустом мимозы, имеющим едва 3 м вышины.Здесь он сидит, держась очень прямо, плотно втянув голову и с вяло висящим хвостом. Утром он, по крайней мере, еще два часа после восхода солнца проводит на месте своего ночлега, и пока оно не поднимется, он так мало пуглив, что можно подойти к нему и даже убить его дробью. Когда я в первый раз возвращался из Мензы, то встретил в одной долине, довольно населенной, так как она прорезана дорогой, стаю из 8 штук спящих ушастых грифов. Птицы сидели так крепко, что я объехал кругом на лошади дерево, на котором они спали, и не спугнул их. Грифы взлетели только после того, как я одного из них убил, но были еще так заспаны, что снова уселись, уже на расстоянии около 500 шагов. Они никогда не появляются на падали раньше 10 часов утра и остаются на ней никак не позже 4 или 5 часов пополудни. Их можно узнать по спокойному, красивому полету, но главным образом бросаются в глаза своей манерой опускаться на падаль; увидав ее, они падают вертикально с высоты, много превосходящей 100 м, а потом, распластав крылья и вытянув ноги, косо спускаются на падаль. Они, как и черный гриф, предпочитают мышцы, а внутренностями, по-видимому, пренебрегают.
Во время еды ушастый гриф становится на свои прямо вытянутые ноги; перья на нем лежат гладко, причем сам он принимает горизонтальную позу. Лежащее перед ним мясо придерживает когтями и раздирает его клювом с силой, соответствующей его огромной голове. В большинстве случаев он проглатывает только маленькие кусочки, а кости старательно обгладывает. Он также нуждается в воде: пьет много и, когда может, купается очень аккуратно. В злобе взъерошивает все перья и фыркает как сова; при этом голое место на его затылке заметным образом краснеет.
Индийский ушастый гриф находится на дурном счету у туземцев более, чем любой другой гриф. Его считают не только нечистым в религиозном отношении, как остальных грифов, но даже опасным для человека. Рассказывают, будто бы наблюдали, что он бросается на спящих людей и их заклевывает.
Сипы отличаются вытянутым, стройным, сравнительно слабым клювом и низкими ногами, но, прежде всего, своей длинной гусиной шеей равномерной толщины; она постепенно переходит в продолговатую голову и покрыта редкими, беловатыми, пуховидными щетинками. У птенцов все перья, особенно перья шейных брыжей, длинные. Таким образом, с безошибочной верностью можно узнать молодых сипов по их длинным и висящим перьям, а старых, наоборот, по их коротким, размочаленным и волосовидным перьям. В окраске оперения также происходит с возрастом более или менее заметная перемена, в особенности в окраске перьев брыжей, которые у молодых птиц всегда темно-желтовато-бурые, а у старых всегда белые или желтовато-белые.
Белоголовый сип (Gyps fulvus) имеет 1,12 м длины, размах крыльев 2,56 м, длина крыла 68 см и длина хвоста 30 см. Оперение весьма равномерно светло-желтовато-бурое.
Встречается в Трансильвании, в южной Венгрии и на всем Балканском полуострове, в восточной, южной и средней Испании, на Сардинии и Сицилии, но зато очень редко встречается на Апеннинском полуострове, и всегда только случайно. Зальцбургские Альпы являются самым северным пунктом его области размножения.*
Еще чаще, чем в Трансильвании, встречается он во всем Египте и Северной Нубии, в Тунисе, Алжире и Марокко, а в Азии он также встречается до Гималайских гор.
В средней Африке белоголового сипа заменяет сип Рюппеля (Gyps ruppellii), самый красивый вид.
Все сипы, по-видимому, предпочитают жить на скалах; поэтому их чаще всего встречаешь поблизости гор, имеющих удобные, прямые, отвесные стены. Но некоторые виды, и особенно сип Рюппеля, нередко садятся на деревья, даже и ночь проводят на них.
Сип Рюппеля (Gyps rueppellii)
Образ жизни белоголовых сипов во многом сходен с образом жизни других видов. Сипы так хорошо ходят по земле, что человек должен употребить известное усилие, чтобы догнать шагающего грифа. Белоголовые сипы лучше всего, хотя и не в хорошем смысле, выказывают характер всех грифов вообще. Они самые сердитые, вспыльчивые и коварные.
Но сравнительно с другими грифами их умственные способности не велики; кажется, что у них хорошо развиты только одни низменные качества. Они живут большими стаями, основывают вместе поселения и соединяются также с другими видами. При уничтожении падали преимущественно выедают внутренности околевших животных. Несколькими укусами они прорезают круглую дыру в животе и всовывают в нее свою длинную шею, насколько только могут. Самые мясистые внутренности проглатывают, не вынимая головы из дыры, а кишки сначала вытаскивают сильными движениями наружу, разделяют их клювом на части и уже кусками проглатывают. Само собой разумеется, что при такой работе голова и шея покрываются кровью и слизью, так что после еды сипы представляют самую ужасную картину. Вопрос, бросаются ли они также на больных и околевающих животных, я оставляю открытым. Арабы обвиняют их в этих проступках, как и пастухи южных венгерских гор.
О размножении белоголового сипа дают сведения Бальдамус, Крюпер, Симпсон, Гейглин и мой брат. Наблюдения последнего содержат в главных чертах все, до сих пор известное. "Время размножения белоголового сипа в Испании падает на вторую половину февраля или на начало марта. Гнездо обыкновенно устраивается в трещине скалы или, по крайней мере, под выступом скалы и состоит из тонкого слоя не очень крупного хвороста. Самка откладывает в это гнездо одно белое яйцо, величиной с гусиное, с толстой скорлупой. Она высиживает его поочередно с самцом таким образом, что на самца падает обязанность насиживания обыкновенно в утренние и в первые послеобеденные часы, а на самку, напротив, во все остальное время дня. Белоголовый сип никогда не гнездится на деревьях. В удобных местах находятся всегда несколько гнезд на расстоянии приблизительно 100-200 шагов друг от друга. Замечательно то, что общество, гнездящееся таким образом на скалистой стене, вовсе не состоит исключительно из грифов; последние преспокойно терпят в своем соседстве бородача и ястребиного орла, позволяют даже черному аисту поселиться и гнездиться в непосредственной близости от их гнезда. Сипы довольно плотно сидят на яйцах и только при громком крике показываются из гнезда, садятся на край его и высматривают нарушителя их спокойствия. Если последний хорошо спрятался, они возвращаются на гнездо и вообще покидают его только тогда, когда на самом деле убедятся в грозящей им опасности. Не раз думали, что именно эти грифы храбро нападают на охотника, который грозит их гнезду, но после моих наблюдений это показание оказывается лишенным всякого основания.
Мне осталось не известным, сколько дней они должны высиживать, чтобы большое яйцо созрело; я знаю только, что в конце марта уже некоторые из птенцов оказываются вылупившимися. Замечательно, что взрослые птицы не издают никакого запаха, а только что вылупившийся птенец и развивающийся еще в яйце зародыш, даже желток и белок сильно пахнут мускусом. На самом деле, чтобы решиться выдуть ртом содержимое подобного яйца, нужно обладать спокойствием страстного исследователя, да даже и он должен с собой бороться, чтобы победить сильное отвращение. Птенец, который похож на маленький комок шерсти, пользуется большой любовью обоих родителей, которые его аккуратно кормят сначала уже совершенно разложившимися и сгнившими кусками падали, позже более питательной пищей, но, конечно, все-таки падалью*. Благодаря изобилию пищи птенец растет очень скоро, но проходит три месяца, пока он не сделается способным летать".
Белоголовый сип приручается редко. "Не слишком преувеличивают, - говорит мой брат, - когда утверждают, что сип, в известной степени, всегда остается опасным. Только один раз я видел настоящего ручного сипа на дворе одной гостиницы в Байоне. Конечно, он был привязан на длинную, тонкую цепь, и вследствие этого лишен свободы движений. Эта птица, заслышав голос своего хозяина, слетала с жердочки, доверчиво подходила к нему и даже позволяла брать себя между ног и гладить голову, шею и спину. С живущими в гостинице собаками она жила также в большой дружбе". Граф Лацар, который называет белоголового сипа коварным и мрачным существом, имеющим некоторое сходство со злобным идиотом, знал также, в виде исключения, двух ручных птиц этого вида. Одна из них, которая была ранена, летала за своим господином в открытое поле, самостоятельно предпринимала маленькие путешествия и иногда исчезала дня на два, но всегда возвращалась к своему хозяину. Один мясник держал другого белоголового сипа несколько лет на своем дворе. Этот гриф жил в большой дружбе со старой собакой мясника. Когда последняя околела, то ее смело положили перед грифом; но, несмотря на то, что он был голоден, сип не дотронулся до своего старого друга, загрустил, отказывался с тех пор от всякой пищи и на восьмой день лежал мертвый около мертвой собаки.
В Египте часто ловят белоголовых сипов, потому что их перья используются как украшения или в хозяйстве. Говорят, что на Крите и в Аравии продают шкуры этих сипов скорнякам, которые ее выделывают и превращают в ценный мех.
Ни одна из птиц, относящихся к грифам, не получила такой большой известности, как стервятник (Neophron percnopterus), с древних времен описанный под именем Рахам, Алимош и курицы фараонов. Он изображен на старинных египетских постройках, древние египтяне и евреи воспевали его как эмблему родительской любви, да и ныне, по крайней мере, на него смотрят без всякого презрения. Он отличается от всех известных видов своим телосложением, похожим на воронье, длинными, довольно заостренными крыльями, длинным ступенчатым хвостом и оперением. Клюв очень вытянут в длину; восковица простирается дальше половины клюва; крюк верхней части клюва согнут вниз, но он тонкий и слабый; ноги слабые, и их средние пальцы почти такой же длины, как и плюсна; пальцы вооружены слабо загнутыми когтями средней длины. Вся голова лишена перьев. Грязно-белый цвет, который в области шеи и верхней части груди более или менее переходит в темно-желтый, является преобладающим, но на спине и на брюшке этот цвет чище; большие маховые перья черные, плечевые перья сероватые. Длина самки 79 см, размах крыльев 160, длина крыла 50, длина хвоста 26 см.
Стервятник причисляется к немецким птицам, потому что его несколько раз убивали в Германии. Он чаще встречается в Швейцарии, как это уже говорил старый Геснер; пара стервятников гнездилась даже в окрестностях Женевы*.
Дальше к югу он появляется гораздо чаще. На юге Франции он, хотя еще и не является оседлой птицей, но залетает туда не слишком редко; в Италии стервятник встречается реже, в Испании он встречается всюду, хотя и не очень часто, а в Греции и на Балканском полуострове он всюду распространен. Зимой стервятник обыкновенно покидает Крым и южную Россию, где он также гнездится; в большей части западной и южной Азии он решительно оседлая птица. К югу от среднего Египта встречается часто. На самом деле он населяет всю Африку, от северной границы до крайнего юга, может быть, за единственным исключением береговой области запада, где его до сих пор наблюдали только на островах Зеленого мыса. Но он составляет редкость не только на побережье Красного моря, но также и во внутренних частях материка, он почти совершенно избегает больших лесов. В западной и южной Азии он гнездится в Малой Азии, Сирии, Палестине, Аравии, Персии, Туркестане, Афганистане, Гималайских странах, в северной и средней Индии, но зато отсутствует совершенно на юге этого материка, как и дальше к востоку, например, в Китае.
Грязное ремесло, которым занимается этот гриф, послужило основанием для предрассудков, которые разделяются даже самыми крупными нашими исследователями. "Трудно найти другую птицу, - говорит Науман, - противная наружность которой так хорошо соответствовала бы ее привычкам и нраву, как стервятника. Голая передняя часть маленькой головы, выдающийся голый зоб, рыхлые перья шеи, всегда грязное и стертое оперение и грубые ноги не производят благоприятного впечатления на зрителя. К этому надо еще прибавить, что у живой птицы часто из ноздрей капает противная жидкость, и что вообще эта птица распространяет запах, похожий на запах нашего ворона, и притом такой сильный, что почти развалившаяся шкура стервятника не теряет этого запаха даже по прошествии нескольких лет. Это скучная и ленивая птица".
Я твердо убежден, что Науман судил бы иначе, если бы он видел так же часто, как и я, стервятника живым. Правда, ремесло этой птицы противно, но не она сама. Вовсе не входит в мои намерения описать ее как красивую, веселую или приятную птицу; но, без сомнения, она не может быть названа противной. По крайней мере, мне она всегда гораздо больше нравилась, чем другие крупные виды этого подсемейства.
Только в южной Европе стервятник пуглив и осторожен. Во всей Африке он доверчиво относится к человеку, если, конечно, еще не страдал от кровожадности европейца. Он нисколько не глуп, так как очень точно отличает того, кто ему полезен, от того, кто ему вредит; даже при весьма трудных обстоятельствах умеет с некоторой хитростью добывать себе насущное пропитание. Его также нельзя назвать ленивым; напротив, он очень подвижен и иногда только ради одного развлечения в течение нескольких часов упражняет свои крылья. Конечно, если он сытно поел, то долгое время сидит на одном месте. Когда ходит, похож на нашего большого ворона; когда летит, он несколько напоминает нашего аиста, но также и бородача; только летает гораздо медленнее и не так красиво, как последний. Одним прыжком стервятник покидает землю, поднимается медленными ударами крыльев и потом быстро улетает, не двигая крыльями. Если погода хороша, то поднимается все выше и выше и иногда залетает в верхние слои воздуха на высоту 1000-1200 м. Когда можно, он выбирает скалу для отдыха; деревьев избегает, если возможно, а в больших лесах отсутствует совершенно. Так же часто, как и на скалах, можно его видеть сидящим на старых зданиях; в северной Африке, Индии и Аравии на храмах, мечетях, памятниках и домах. Стервятник общителен по отношению к своим родичам. Очень редко видишь его одиноким, чаще парами, но чаще всего большими или маленькими стаями. Он соединяется с другими грифами, так как этого требует его ремесло, но всегда только на короткое время; как только общий пир кончается, он больше не заботится о своих родственниках. В южном Египте и южной Нубии встречаются большие стаи стервятников, которые в течение нескольких часов забавляются красивыми упражнениями в летании, сообща отыскивают места отдыха, и также вместе вылетают за пищей, без малейшей драки или спора. В обществе больших грифов стервятник скромно сидит в стороне и, по-видимому, со страхом смотрит на их отвратительную работу.
Стервятник неразборчив в пище. Он съедает все, что только может быть съеденным. Обыкновенно думают, что падаль составляет для него главную пищу. Конечно, он появляется на всякой падали и, насколько это ему позволяют его небольшие силы, старается насытиться. Стервятник выклевывает глаза, выдалбливает отверстие в заднем проходе и старается вытащить через него внутренности или дожидается, пока не насытятся большие грифы, и тогда обгладывает кости, оставленные ими; но такое пиршество составляет его праздничное кушанье. Большие реки и море дают ему обильную добычу, потому что они выкидывают на берега падаль или, по крайней мере, дохлую рыбу и доставляют всяких низших морских животных. Наконец, он питается и мелкими живыми животными. Коварно нападает на крыс, мышей, на мелких птичек, на ящериц и других пресмыкающихся; как вор, грабит он гнезда с яйцами и ловко ловит кузнечиков на лугах и выгонах.
Но ни грабежи, ни воровство далеко не доставляют нужного для него пропитания. К счастью, он умеет и иначе прокормить себя. Стервятник является аккуратным гостем в окрестностях больших селений Африки, на бойнях, которые обыкновенно находятся за городом. Здесь он сидит рядом с мясником и следит за мясом и шкурой или за внутренностями вместе с их содержимым, которые ему бросает мясник. В крайней нужде он колупает землю, пропитанную кровью. Конечно, бывает, что он проглатывает иной раз и несъедобное вещество, например, старую запачканную кровью тряпку или что-нибудь в этом роде.
Для европейского наблюдателя интересно видеть, как стервятник безошибочно судит о человеке и как он его знает. Уверенный в некоторой защите или, вернее сказать, в равнодушии, он появляется в непосредственной близости от домов и отыскивает свою пищу так же спокойно, как домашние птицы или, по крайней мере, как наши вороны. Я наблюдал, когда мы в палатке сдирали кожу с птиц, как он прокрадывался вплоть до столбов палатки, внимательно смотрел на нашу работу, и перед нашими глазами съедал куски мяса или обгладывал кости, которые мы ему кидали. Я на самом деле его полюбил во время путешествий по пустыне. Он целыми днями провожает караваны, он первая птица, которая вместе с пустынным вороном находится на месте отдыха, и последняя, которая его покидает.
Пойманные молодые стервятники делаются ручными, следуют шаг за шагом за своим хозяином, как собака, и встречают его радостными криками, как только он показывается. Пойманные старые стервятники также скоро привыкают и долгие годы переносят потерю свободы.
В средней и западной Африке к стервятнику присоединяется близкий родич его, которого называют бурый стервятник (Neophron monaehiis). Он отличается от первого более коротким клювом, более широкими крыльями и более коротким, прямо обрезанным хвостом. Оперение его на задней части шеи и на затылке похоже на шерсть, голые места не так велики, ибо только темя, щеки и передняя часть шеи лишены перьев. Преобладающий и притом весьма равномерно распределенный цвет оперения - темно-буро-земляной. Его длина 63-68 см, размах крыльев 157-169, длина крыла 45-50, длина хвоста 23-25 см; первые измерения относятся к самцу, вторые к самке.
В средней и южной Африке бурый стервятник встречается всюду, а в северной Африке, в Азии и Европе его не находили. В некоторых частях западной Африки, как известно, до сих пор он является единственным грифом, населяющим береговую область; в Абиссинии попадается гораздо чаще, нежели стервятник. Он садится на крыши домов; в абиссинских деревнях он показывается утром поблизости домов, остается там весь день и только с закатом солнца улетает к своему месту отдыха. Дальше вглубь материка он заменяет стервятника, который избегает пустыни. Бурый стервятник ведет борьбу за существование и вдали от людей. Его можно назвать полудомашним животным. Он, по крайней мере, так же дерзок, как и наша серая ворона или наш воробей. Бесстрашно ходит взад и вперед перед дверью, копошится в непосредственной близости кухни, а когда хочет отдохнуть, в крайнем случае, летит на верхушку одного из ближайших деревьев. Он постоянный гость у каждой бойни, но никогда не уносит того, что ему не принадлежит; никогда не похищает цыпленка или какое-нибудь другое мелкое домашнее животное; его главную пищу составляют кухонные обрезки. Бурый стервятник показывается на падали и здесь держит себя совершенно так, как и его родичи. В противоположность крупным грифам, он с восходом солнца покидает место отдыха и возвращается к нему только с наступающей ночью. Для ночлега выбирает всегда такие деревья, который находятся по возможности дальше от людей.
По своей осанке бурый стервятник очень красив - это настоящий гриф. Даже когда летит, трудно его отличить от остальных крупных родичей, тогда как близкий ему стервятник уже издали отличается своими острыми крыльями и клиновидным хвостом. Ярко окрашенная голова и кожа на горле придают бурому стервятнику особенную нарядность, на голых частях его тела проходят все оттенки цвета, которые мы можем наблюдать на голой шее и голове индийского петуха.
Бурый стервятник любит общество своих собратьев больше, чем других грифов; но он вовсе не так строго, как говорит Гейглин, избегает общества близкого к нему во многих отношениях обыкновенного стервятника; после еды его можно часто видеть с последним.
В первых месяцах года он покидает селения и обращается к удобным лесам, чтобы начать гнездование. В одном лесу из высоких мимоз на Голубом Ниле я нашел в январе настоящую колонию этих птиц. Гнезда находились на высоких мимозах, частью на раздвоении веток, частью на более крепких сучках у ствола. Все гнезда, мной исследованные, были сравнительно маленькие и едва имели 60 см в диаметре; они были плоские, крепко сплетенные и состояли из толстых и тонких сучьев, выбранных с большой аккуратностью для выстилки углубления. Лотки гнезд были так малы, что в них мог поместиться только один птенец.
Бурый стервятник (Neophron monachus)
Я исследовал сам и велел исследовать другим до двадцати гнезд и во всех нашел только по одному яйцу. Яйцо бурого стервятника кругловатое, грубозернистое и серо-белого цвета, на тупом конце со многими глинисто-красными крапинками; но в этом отношении встречаются многочисленные откло- нения. Оба родителя насиживают яйца. На южном берегу Красного моря в апреле я в каждом гнезде нашел полувзрослого птенца. Из этого видно, что время размножения, кажется, тянется довольно долго, и птенцы, вероятно, растут медленно.
Бурого стервятника так же мало преследуют, как и остальных грифов. Охота на него не представляет никаких затруднений, потому что там, где встречается, он очень доверчиво относится к человеку. Поймать его просто. Я долгое время имел одну из этих птиц и с ней подружился. Несмотря на ее естественную наклонность к нечистотам, это была красивая и приятная пленница, которая вскоре стала меня узнавать и выказывать при моем появлении живую радость. К несчастью, она улетела от меня в Египте.
Самый крупный и самый сильный из семейства ястребиных - беркут (Aquila chrysaetus). Это наиболее креп ко сложенная птица из всех ближайших родичей, ловчая птица среднеазиатских кочевых наездников, герой различных сказаний, оригинал для гербов, эмблема силы и могущества. Длина беркута достигает 80-95 см, размах его крыльев 2 м и более, длина крыльев 58-64 см, хвоста 31-36 см. Первые измерения соответствуют величине самцов, вторые - более крупных самок. У старой птицы затылок, исключая заднюю часть шеи, ржаво-буро-желтый, все остальное оперение белое, на конце весьма равномерного темно-бурого цвета; хвост белый, покрыт черными пятнами или перевязями, на конце черный. Штаны бурые, нижние кроющие перья хвоста белые. В молодом оперении, которое повсюду светлее, светло-бурый цвет распространен до темени и боков шеи; крылья снабжены большим белым зеркалом; хвост серо-белый; штаны очень светлые, часто тоже белые. Вышесказанное относится к наиболее часто встречающейся окраске, и необходимо добавить, что оперение этих орлов необыкновенно склонно к вариациям в цвете.
Беркут живет в высоких горных поясах и чрезвычайно обширных лесах Европы и Азии, но при случае, по Гейглину, долетает до северо-восточной Африки. Этот орел распространен по южной Европе, северной Африке, Скандинавии, по всей России, где она покрыта лесами или скалами, от Урала до Китая и от лесного пояса Сибири до Гималайских гор, по Малой Азии, северной Персии. В западной Европе, во Франции и Бельгии он встречается гораздо реже, чем на востоке и юге; в Великобритании появляется лишь как кочевая птица*; в Швейцарии он, правда, не совсем редок, однако и не часто встречается.
* В Бельгии беркут сейчас не встречается, но в Великобритании гнездится в горах Шотландии.
На юге России представляет собою обычное, а в горах Средней Азии ежедневное явление.
Не избегая крупных лесов, этот орел предпочитает селиться все-таки в высоких горах, охотнее всего на недоступных скалах. Раз избранной местности орлиная чета придерживается особенно настойчиво. Даже зимой не покидает ее, если находит достаточно дичи, за это время аккуратно посещает свое гнездо, словно желая заявить на него свои права. Одни только молодые орлы совершают перелеты или кочевки; они-то главным образом и попадают под выстрелы. Для достижения зрелости, в полном смысле этого слова, орлу нужно много, может быть, 6-10 лет и больше**.
* * На самом деле беркуты достигают половозрел ости в возрасте 4 лет.
До этого времени он летает по всему белому свету, пролетая, быть может, гораздо большие расстояния, чем мы думаем. Оседлым беркут становится лишь тогда, когда он спарится и задумает устроить собственное гнездо. Но и тогда район его жительства еще очень обширен, что вызвано значительными требованиями к пище этой птицы.
Беркуты, сообща промышляя добычу, сообща и съедают ее. Однако трапеза отнюдь не всегда проходит мирно. Лакомый кусочек способен породить ссору между самыми нежными супругами. Охота продолжается приблизительно до полудня; после этого хищники возвращаются к гнезду и выбирают себе укромный уголок для отдыха. Обыкновенно это случается тогда, когда лов был удачен. Беркут сидит тогда долгое время на одном месте с набитым зобом и растрепанным оперением, предаваясь отдыху и пищеварению, обращая, однако, внимание на свою безопасность. Отдохнув, беркут обыкновенно летит на водопой. Утверждают, что для него достаточно уже крови убитой им жертвы, однако каждый пленный орел доказывает противоположное. Он пьет много и, кроме того, нуждается в воде для купанья. При теплой погоде редкий день проходит, чтобы он не делал этого. Утолив жажду и вычистившись, беркут еще раз вылетает на добычу. К вечеру он обыкновенно забавляется, играя в воздухе; с наступлением сумерек осторожно, без малейшего крика, прилетает на место ночлега, которое выбирается птицами всегда с чрезвычайной осторожностью. Такова, в коротких словах, ежедневная жизнь этой птицы.
Только сидя и на лету беркут красив и величествен, походка же его беспомощна и неловка до смешного. Чтобы взлететь с ровной поверхности земли, он, ковыляя, сначала делает пробежку, потом медленно и мощно взмахивает крыльями. Достигнув известной высоты, парит часто целых четверть часа, не делая крыльями ни одного взмаха. На лету, подобно грифам, он распластывает свои крылья настолько, что концы отдельных маховых перьев уже не соприкасаются между собой, тогда как хвостовые перья всегда прикрывают друг друга.
Вид летящего беркута, благодаря ровно срезанному хвосту, представляет собою нечто столь своеобразное, что его никогда нельзя смешать с грифом. Кружащийся в далекой выси хищник, завидев добычу, сначала опускается по спиральной линии, чтобы лучше нацелиться; затем вдруг складывает свои крылья и со свистом стремглав несется на землю в косом направлении, выставив вперед когти прямо на намеченную добычу, и бьет ее обеими лапами. Если добыча не тяжела, он сейчас же вонзает в нее свои когти; если же последняя может нанести ему какой-либо вред, он никогда не забывает нанести ей удар лапой по голове, чтобы одновременно и ослепить, и обезоружить. Мой отец часто видел приемы охоты беркутов, которые и изложил в превосходном описании; поэтому я приведу это описание, хотя только в виде выдержек. "При схватывании добычи, - говорит отец, - он так сильно бьет когтями, что слышен звук удара и видно, как мощно сжимаются пальцы. Обыкновенно он схватывает так, что пальцы одной лапы вонзаются в голову... Когти другой ноги глубоко впились в грудь жертвы. Чтобы держаться в равновесии, беркут широко раскрыл крылья и вместе с хвостом пользовался ими как подпоркой. При этом глаза налились кровью и казались больше обыкновенного, все перья на теле прилегли плотно, клюв раскрыт, язык высунут. В нем была заметна не только чрезвычайная ярость, но и необычное напряжение силы. Жертвы очень скоро расстаются с жизнью под могучими когтями хищника, так как они не способны оказывать ему сопротивление".
Однако он нападает даже на острозубых лисиц. "Горе бедной кумушке Патрикеевне, - совершенно правильно рассказывает Гиртаннер, - у которой не удалась ночная охота и которая, желая промыслить что-нибудь на обед, крадется к беззаботно играющему выводку каменных куропаток, тогда как за ней ужо следит крутящаяся пара орлов! Горе, если, увлекшись охотой, лиса слишком сосредоточила свое внимание на намеченной добыче! Быстро прижав крылья к телу, с широко раскрытыми когтями, царь птиц стрелой и со свистом летит на нее. В то же мгновение он бьет неосторожную плутовку в оскаленную мордочку и таким образом делает безвредными ее острые зубы. Другой лапой он вцепляется в тело своей жертвы, наседает на нее всей силой, удерживаясь при этом в равновесии взмахами крыльев, и затем жестоко начинает разрывать свою жертву, прежде чем она расстанется с жизнью".
Сознание собственной силы увлекает беркута иногда до того, что он решается даже нападать на властителя земли. То, что он налетал на маленьких детей и, если мог, уносил их с собой, вовсе не принадлежит к числу басен*; известны даже факты, что он бросался на взрослых людей, не будучи вынужден к тому обороной или защитой своего гнезда.
* Никакой беркут не в состоянии поднять и унести маленького ребенка.
По этому поводу Нордман рассказывает одну забавную историю. "Голодная и безумно смелая птица кинулась в середине села на большую пасшуюся свинью, громкие крики которой привлекли внимание поселян. Прибежавший крестьянин прогнал орла, который с большой неохотой оставил свою тяжелую добычу и, слетев с жирной спины свиньи, бросился на кота и с этой ношей уселся на заборе. Раненая свинья и окровавленный кот начали ужасный концерт. Крестьянину теперь хотелось освободить и кота, но он не решался подойти без всякого оружия к свирепой птице, почему и поспешил домой за заряженным ружьем. Но орел бросил кота, налетел на крестьянина и вцепился в него когтями; дуэт тогда превратился в трио: попавшийся врасплох крестьянин, жирная свинья и старый кот кричали вместе о помощи. Прибежали другие крестьяне, схватили орла руками и отнесли связанного злодея к одному моему приятелю".
Слишком долго перечислять здесь всех животных, за которыми орел охотится. Среди европейских птиц от него не страдают лишь хищные, ласточки и быстрокрылые певчие птицы, а из млекопитающих, не считая крупных хищников, только большие парно- и непарнокопытные. То, что он не отказывается от мелких животных, считается точно установленным на основании долговременных наблюдений. "Упоминаемое Плинием сказание, - замечает граф фон Мюле, - что Эсхил был убит черепахой, брошенной орлом на его плешивую голову, отнюдь не лишено достоверности. Очень часто случается, что беркут схватывает какую-нибудь наземную черепаху, поднимается с ней на воздух, роняет ее на скалу и повторяет это до тех пор, пока не расколотит ее, после чего он усаживается возле нее и принимается за еду".
Многие животные, которые находят защиту от орла, прячась от него, делаются все-таки его добычей, так как он охотится за ними так долго, что, утомленные, они предаются в его власть. Так, он до тех пор наводит ужас на водоплавающих птиц, ищущих спасения от него в нырянии, пока те от усталости более нырять не могут; тогда орел и хватает их без затруднения. Он не отказывается попользоваться и на чужой счет, допускает вместо себя поработать других хищников, например сапсанов, и заставляет их только что захваченную ими добычу отдать ему. Иногда даже он уносит убитую охотником дичь на глазах у него.
Пойманную, убитую или, по крайней мере, полузадушенную добычу орел, перед тем как есть, сначала поверхностно ощипывает; окончив это, он ест ее с головы. У более крупных птиц он оставляет только клюв. После головы съедает шею, затем уже остальное тело. Кишки не трогает, все же остальное, что только может разгрызть, съедает и переваривает. Так как он, подобно ястребам и благородным соколам, глотает только маленькие куски, то, чтобы съесть половину вороны, тратит около 20 минут. Ест он с большою осторожностью, время от времени озирается и прислушивается. При малейшем шуме сосредоточивается, долго всматривается в то место, откуда донесся шум, и только тогда принимается за еду вновь, когда все успокоится. После еды очень тщательно вычищает клюв. Волосы и шерсть, кажется, для него необходимы: они, по-видимому, нужны ему для прочищения желудка. После полного переваривания пищи шерсть сбивается в клубки, которые орел и отрыгивает в виде погадок, обыкновенно каждые 5-8 дней. Если не давать ему перьев и волос, он проглатывает сено и солому. Кости, охотно глотаемые им, совершенно перевариваются в его желудке.
Беркут начинает гнездиться рано, обыкновенно уже в середине или конце марта. Гнездо вьет в горах преимущественно в больших, сверху прикрытых нишах или на широких карнизах утесов; в обширных лесах он устраивает гнездо на верхушечных ветвях высочайших деревьев. Гнездо, устроенное на дереве, обыкновенно состоит из массивного фундамента из крепких сучьев, которые орел или подбирает с земли или срывает с деревьев, налетая с большой высоты прямо на сухие сучья и в то же мгновение схватывая их лапами. Более тонкие ветви служат наружной обкладкой, прутья и мох - внутренней подстилкой плоского гнездового ложа. Такое гнездо имеет в поперечнике 1,30-2 м с гнездовым ложем в 70-80 см, однако с годами, употребляемое в дело долгое время, оно растет если не в объеме, то в вышину, и поэтому представляет собой поистине массивную постройку. При устройстве гнезда в нише утеса орел меньше заботится о солидности основания. Правда, он и сюда обыкновенно натаскивает большие сучки для складывания из них нижней опоры, после чего продолжает верхнюю постройку вышеописанным же образом; при случае, впрочем, довольствуется более мелкими прутьями.
Яйца беркута сравнительно невелики, круглые, окружены грубой скорлупой и имеют беловатый или серовато-зеленый основной фон, неравномерно покрытый более крупными и более мелкими сероватыми и буроватыми пятнами и точками, часто сливающимися между собой. В гнезде находят 2-3 яйца, но редко более двух птенцов, часто же только одного. Самка насиживает яйца приблизительно пять недель.
Вылупившиеся из яиц птенцы, появляющиеся на свет обыкновенно уже в первых днях мая, бывают покрыты, как и у других хищных птиц, густым серовато-белым шерстистым пухом. Они растут довольно медленно и получают способность летать или немного ранее середины июля, или большею частью в конце этого месяца. Вначале они почти неподвижно сидят на своих плюснах, и о жизни их свидетельствует только изредка ворочающиеся головы. Позднее они временами приподнимаются, возятся много в своем оперении, так как вырастающие перья производят неприятный зуд, время от времени расправляют как бы обрубленные крылья и, двигая ими, делают некоторый намек на попытки летать. Наконец приподнимаются на пальцах, подбегают и отбегают от края гнезда, с любопытством смотрят в неизмеримую глубину или на виднеющихся в голубой выси родителей, пока не научатся вылетать из гнезда и прилетать к нему обратно. Оба родителя обращаются с птенцами с чрезвычайной нежностью. И в особенности орлица тщательно заботится об удовлетворении всех их нужд. Пока они еще малы, она почти не оставляет гнезда, садится на них, чтобы согреть. Вместе с самцом орлица натаскивает обильную добычу, чтобы птенцы не терпели в ней никакого недостатка. В самом раннем возрасте птенцы получают корм, предварительно размягченный в зобу матери; впоследствии она разрывает для них пойманную добычу. Наконец оба родителя начинают носить в гнездо цельную добычу и предоставляют птенцам есть, как они желают, чтобы постепенно приучить их к самостоятельности.
Пока детки маленькие, родители не улетают далеко от гнезда, по крайней мере, самки; напротив, позднее, в зависимости от успешного подрастания птенцов, они улетают на более долгое время и на более отдаленное расстояние; и, наконец, если они достаточно запасли пищи для своих птенцов, то часто пропадают на целый день. Насколько велико число жертв, нужных для поддержания жизни двух молодых орлят, видно из одного сообщения Бехштейна, по словам которого, около одного орлиного гнезда найдены были остатки 40 зайцев и 300 уток. Быть может цифры эти и преувеличены, но все же орлиная чета довольно-таки пагубно распоряжается среди окрестных животных, причем нужно понимать слово "окрестность" в обширном значении его; так, наблюдались случаи, когда орел таскал цапель из-за 20-30 километров. В одном гнезде, к которому 2 июля 1877 года был спущен на веревке охотник Рагг, лежали: еще не загнившая, на три четверти съеденная молодая серна, остатки одной лисы, сурка и не менее пяти зайцев.
Охота на орлов в большинстве случаев возможна только для хорошего ходока по горам и искусного стрелка. В большинстве же случаев орлы даже в ранней молодости, еще издали выказывают необыкновенную осторожность и пугливость. С возрастом недоверчивость орла настолько же увеличивается, насколько развивается в нем понятливость. Он также отличает безвредного человека от охотника, например, без всяких опасений занимается своим грабежом вблизи пастухов, но уже издали летит прочь от вооруженного человека, обыкновенно же относится недоверчиво ко всякому непривычному явлению, почему чаще всего вовремя удаляется от всякой угрожающей ему опасности.
Воспитанные смолоду орлы вскоре становятся ручными и доверчивыми; они так привыкают к хозяину, что скучают по нему, если его нет долгое время, встречают радостными криками, когда он возвращается, и никогда не делают ему вреда. Доверять им, однако, следует так же мало, как и другим хищным птицам. Особенно нужно остерегаться держать в узком помещении и без строгого призора нескольких орлят. У них еще не развито достаточно сообразительности, и они просто по одному только непониманию нападают друг на друга. Один из них после долгой битвы берет верх над другим и начинает совершенно невозмутимо есть побежденного. У старых птиц можно меньше опасаться таких инцидентов и, если помещение их достаточно обширно, к ним можно посадить и более мелких хищных птиц, ловкость которых спасала бы их в случае чего от хищнических наклонностей орлов.
В пище беркуты мало требовательны. Всякое мясо им но вкусу, а шерсть и перья, по крайней мере, не принадлежат к их необходимым потребностям. При всяких условиях жизни они требуют много чистой воды для питья вволю и еще, скорее, для купанья. Орлы очень чистоплотны, не терпят никакой грязи ни на своем оперении, ни на клюве, почему беспрестанно чистятся. При относительно удовлетворительном уходе они выживают в неволе много лет. "В Императорском дворце в Вене, - рассказывает Фитцингер, - по старому обычаю правителей дома Габсбургов несколько столетий подряд содержались в неволе живые орлы, пользовавшиеся самым заботливым уходом. Один прожил гам с 1615 по 1719 год*.
* По всей вероятности, это исключительный случаи или какая-то ошибка. Обычно орлы живут в неволе вполовину меньше, порядка 40-60 лет.
В Шенбрунне в 1809 году околел один орел того же вида, который провел в неволе почти полных 80 лет".
Паллас, а после него Эверсман первые сообщили нам, что башкиры и другие центральноазиатские народы употребляют беркутов для охоты. Во время нашего путешествия по Сибири и Туркестану я сам видел этих огромных ловчих птиц, а от киргизов, которые отдавали этим птицам особое предпочтение, узнал все нижеследующее о приемах этой охоты и дрессировки орлов. Все киргизские охотники, пользующиеся беркутами как ловчими птицами, вынимают их из гнезд возможно более юными и воспитывают с большою заботливостью. Молодой орел кормится на руке и из рук сокольничего, чтобы птица привыкла к нему с раннего детства; позднее, когда орленок еще совершенно не оперится, после каждой еды на голову ему заботливо надевают колпак. Какую-либо особенную дрессировку киргиз не считает нужной и скорее довольствуется приучением птицы к руке и призыву; наследственная привычка дополняет недостающее. Когда орел научится хорошо летать, охотник выезжает с ним в степь, чтобы его сначала натравливать на слабую дичь, именно на байбаков и сусликов. Тяжелая птица, сидящая на руке, одетой в толстую перчатку, скоро утомляет охотника, и он кладет руку на луку седла или на особую подставку, упирающуюся в стремя. Благодаря искусству киргизов пробираться верхом по самым плохим дорогам, верховой сокольничий взбирается всегда на какое-нибудь возвышенное место, откуда открывается большой кругозор. Так он, завидев подходящую дичь, снимает с головы птицы колпак и бросает ее в воздух. Вначале орел выказывает себя довольно неловким, но вскоре приобретает необходимую ловкость, чтобы настичь степного сурка прежде, чем тот достигнет своего жилища. Когда птица поймет свое назначение, ее начинают натравливать на лисиц. Последних охотники вспугивают из их нор, преследуют на лошади и стараются гнать так, чтобы они прошли поблизости от сокольничего, который в нужный момент и бросает им вслед ловчую птицу. Орел поднимается, описывает сначала один или два круга, затем по косому направлению несется на лису и вонзает свои когти в заднюю часть ее тела. Лиса сейчас же изворачивается, чтобы нанести противнику смертельный укус; однако беркут ловит момент и схватывает лису за морду, стараясь по возможности вонзить когти в глаза. Лиса и тут старается спасти свою шкуру и препятствует второму или третьему нападению орла, внезапно бросаясь вместе с орлом на землю и поворачиваясь на спину. Но в ту минуту, когда лиса хочет перевернуться, орел разжимает свои лапы, поднимается на воздух и снова как грозная туча несется над бедной плутовкой, готовый еще раз вонзить свои ужасные когти в голову животного. Такие нападения, сменяемые угрожающим полетом, утомляют лису скорее, чем можно было бы ожидать, и она, наконец, почти не оказывает сопротивления держащей ее птице. В это время подъезжают ободряющие орла ликующим гиканьем охотники и прекращают страдания лисы ловким ударом палицы.
Когда орел достаточно ознакомится с травлей лисиц, сокольничий начинает травить его на волков, которые, как и лисицы, предварительно выгоняются на чистое поле. Не всякий орел решается нападать на этого несравненно сильнейшего хищника, но ловчая птица, хорошо натасканная на лисиц, исполняет это отлично, хотя всегда с большою осторожностью; при этом орел поступает таким же образом, как при вышеописанной травле лисицы. Причинить серьезные повреждения, как это часто бывает с лисицами, волку орел не в состоянии; но едущие вслед охотники во время подобной охоты более чем когда-либо стараются подоспеть к птице вовремя, почему волка, схваченного орлом, обыкновенно можно считать погибшим.
Орла, который бьет страшного волка и без дальнейшей подготовки травит другую дичь, киргиз не продаст ни за какие деньги; ловчая птица, удовлетворяющая более скромным требованиям, в глазах такого охотника стоит двух-трех кобылиц. Одновременно с двумя орлами охотиться нельзя, так как они возбуждаются соревнованием, бросаются друг на друга и бьются не на живот, а на смерть.
Гораздо обыкновеннее применяется в дело орлиное оперение, нежели живой орел. Среди тирольцев и верхнебаварцев некоторые части орлиного оперения употребляются как дорогое украшение. Выше всего ценится так называемый орлиный пух - нижние кроющие перья хвоста, за которые охотно платят 4-10 марок; после него особенно ценятся когти. Очень часто носят на серебряных часовых цепочках клыки благородного оленя, клыки лисицы, когти ястреба или филина, но высшее украшение для такой цепочки орлиные когти. Особенное предпочтение отдается заднему когтю, меньше ценится передний коготь, наконец, дешевле всего слабый коготь самого маленького пальца. У китайцев голова и лапы беркутов служат врачебными амулетами, а маховые перья употребляются на веера и на оперение стрел. У бурят также высоко ценятся маховые и рулевые перья орлов, а монголы приносят их в жертву богам.
Весьма интересно, что среди индейцев Америки господствует то же воззрение. "Они охотно вынимают из гнезд, - говорит принц фон Вид, - взрослого орленка, которого выращивают, а потом пользуются его хвостовыми перьями, которые у них весьма высоко ценятся: одно перо продается за целый доллар. У всех индейских племен Северной Америки перья служат знаками их геройских подвигов, и у большинства такое перо означает одного убитого врага. Орлиное перо, выкрашенное киноварью в красный цвет и с укрепленными на его конце погремушками гремучей змеи, имеет в глазах индейцев большое значение, а именно: оно обозначает в высшей степени заслуженный подвиг в деле конокрадства. Далее индейцы украшают орлиными перьями свои перистые шапки, прикрепляя перья перпендикулярно в ряд на красную суконную тесьму; на верху же устраивается шапочка из мелких перьев. Когда такая шапка надета, красные тесьмы с гребневидными, перпендикулярно стоящими орлиными перьями ниспадают на спине до земли. Индейцы-манданы зовут это украшение, надеваемое в большие праздники, "махеси-акуб-нашка", причем его могут носить только отличившиеся бойцы; такое украшение к тому же и дорого, и обладатель его поменяется им только на лошадь. Я должен только заметить здесь, что на большинстве идеализированных картин художника Котлина. изображающих охоту на бизонов, индейцы нарисованы с подобными украшениями. Это совершенно неверно. Индеец, как на охоту, так и на войну, идет без всякого украшения; только талисман свой он никогда не забывает. Большие перистые гребни носятся, правда, известными предводителями в большом сражении или во время битвы, причем только в редких случаях, на охоте же никогда. Точно так же индейцы прикрепляют часто орлиные перья к своему оружию или же носят их в волосах; крылья же служат им веерами".
Другой крупный орел - могильник (Aquila heliаса) значительно менее беркута: длина его достигает только 80-86 см, размах крыльев 1,9-2,2 м, длина крыла 60-63, хвоста 27-29 см; таким образом, самка этого вида не вполне достигает размеров самца беркута.
Область распространения могильника очень обширна, она простирается от Венгрии до Китая. Этого орла правильнее назвать степной птицей, хотя он не избегает лесов на равнинах и в невысоких горах. Как в Европе, так и в Азии, он с наступлением зимы оставляет свое местопребывание, как и другие перелетные птицы, и снова появляется лишь тогда, когда земля освободится от снега, редко ранее последних чисел марта.
Область, в которой могильник живет во время вывода птенцов, может быть гораздо разнообразнее, чем у беркута. В степи, по моим наблюдениям, он селится, главным образом, в местах распространения сусликов, по крайней мере, во время нашего последнего путешествия по Сибири я всегда находил эту гордую птицу в большом числе лишь там, где было много сусликов. Поведение его совершенно отличается от поведения беркута в том отношении, что там, где он может рассчитывать на равнодушие жителей страны, а, быть может, видит и защиту с их стороны, он гнездится в непосредственной близости селений и даже в самих селениях.
Некоторые орнитологи утверждают, что могильник по благородству, мужеству и хищности заметно уступает беркуту; однако это воззрение может быть справедливо лишь отчасти. Принимая во внимание менее значительные размеры могильника, можно сказать, что он ведет себя более или менее сходно с беркутом. В посадке и в полете я не мог найти значительных различий между ним и его более крупным родичем. Совершенно верно, что он чаще охотится за более мелкой дичью, чем беркут, и я считаю вероятным, что в степях, где обыкновенный суслик доставляет ему столь обильную и удобную пищу, он редко нападает на животных, могущих защищаться, а может быть и никогда не нападает на них; но я вполне убежден, что, побуждаемый голодом, он станет действовать так же храбро, как и любой другой представитель того же семейства. Как показывают различные наблюдения, могильник охотится за всякой дичью, соразмерной его величине, которую он рассчитывает догнать и одолеть, от зайца или байбака до мыши и от полувзрослого павлина до воробья.
Большое гнездо могильника, похожее в главных чертах на гнездо беркута, устраивается на деревьях всюду, где они есть, безразлично, какой бы высоты они ни были, в степи, напротив, на земле, а в горах в нишах или на карнизе крутой скалы.
Вероятно, каждая пара могильников ежегодно выводит птенцов в одном и том же гнезде, по крайней мере, пока ее не тревожить. Замечают, что пара занимает гнездо тотчас по возвращении весной и храбро защищает его против всех птиц, которые хотят завладеть им или лишь приближаются к нему. В течение всего времени вывода птенцов самец, по словам Фармана, постоянно на страже, то делая красивые круги над гнездом, то сидя поблизости от него на соседнем дереве; он слетает при малейшем намеке на опасность и предостерегает самку грубым, каркающим криком, после чего последняя оставляет гнездо и начинает описывать круги вместе с самцом. Если приближается другой могильник или вообще хищная птица, то самец тотчас загораживает дорогу и бьется с ним не на жизнь, а на смерть.
Внимание Фармана было однажды привлечено громким карканьем и хриплым криком двух птиц этого вида, между которыми происходил один из таких серьезных поединков на высоте около 100 м над землей. Битва продолжалась, по крайней мере, минут 20. Она началась с того, что оба бойца описывали на известном расстоянии круги один вокруг другого; затем то один, то другой переходил к нападению, причем со всех сил бросался на противника. Тот очень ловко уклонялся от удара и нападал в свою очередь.
Могильник (Aquila heliaca)
Битва продолжалась, таким образом, долгое время. Затем орлы разлетелись на некоторое расстояние, один вдруг обернулся и снова с величайшей яростью бросился на ненавистного врага, который теперь с громким криком тоже пустил в дело свое оружие. Клюв, когти и крылья — все было в действии, оба орла двигались так быстро и сильно, что наблюдатель мог видеть лишь кружащуюся в воздухе, перепутанную массу перьев, не поддающуюся никакому описанию. Наконец, оба так крепко вцепились когтями друг в друга, что не могли более действовать крыльями и, кувыркаясь, сваливались метров на 30 или 40 вниз, после чего высвободили свои когти и снова разделились на короткое время. Этим окончилась первая схватка. Вторая началась таким же образом, как первая, причем время от времени одна из птиц делала притворное нападение на другую. Но скоро они переменили прием боя, и каждая старалась, описывая тесные круги вокруг другой, подняться выше противника; наконец, это действительно удалось одному из орлов, и он мог всею тяжестью устремиться вниз. Могильник, подвергшийся нападению, мгновенно перевернулся на спину и встретил врага вытянутыми вперед лапами. Оба снова вцепились друг в друга, кружась, спустились вниз более чем на 100 м и, почти достигнув земли, снова разъединились. Битва продолжалась с такой же яростью, пока одному из них не удалось, наконец, схватить своего храброго противника после сильного удара на высоте около 100 м над землей. Тот мужественно встретил врага, вонзил ему в тело когти, и теперь оба тяжело свалились на землю на расстоянии 10 м от наблюдателя. Фарман соскочил с лошади, чтобы поймать благородных бойцов, но они выпустили друг друга и улетели в разные стороны. Лужи крови на земле достаточно показывали, как серьезна была битва.
В первых числах апреля, в России на месяц позднее, кладка, состоящая из двух, самое большее из трех яиц, бывает обыкновенно закончена. Яйца, представляющие заметные различия по величине, форме и цвету, обыкновенно меньше, чем яйца беркута; они длиной 70-82 мм, толщиною 54-60 мм и на белом фоне разрисованы разбросанными по всему яйцу довольно частыми фиолетово-зелеными, бледными красными или светло-бурыми точками и пятнами, но могут быть и без пятен. Самке достается по обыкновению главная часть труда вывода птенцов; но и самец принимает в этом участие, чтобы дать своей подруге возможность принести себе добычу по собственному выбору. Иногда оба родителя одновременно оставляют гнездо на долгое время, хотя в нем еще яйца*.
* Обычно самка оставляет гнездо с яйцами только чтобы съесть принесенную самцом добычу. Птицы оставляют гнездо без присмотра только в тех случаях, когда их беспокоят или преследуют.
Возвращаясь, они всегда приближаются к гнезду осторожно, не кружатся над ним, а быстро прилетают и, не останавливаясь, тотчас бросаются в гнездо. Птенцы, которые вылупливаются из яйца после высиживания, длящегося около месяца**, в Венгрии в первых числах мая, подобно родичам, одеты густым, белым пухом.
* * Насиживание у могильников на самом деле длится почти полтора месяца.
Выкармливаются обоими родителями так, как было описано выше относительно беркута, и становятся способными к лету приблизительно около половины июля, а в северной области распространения могильника соответственно позднее.
Могильники, вынутые из гнезда молодыми, становятся столь же ручными и их можно также дрессировать для охоты, но, как единогласно уверяют киргизы и монголы, они далеко не оказывают таких услуг, как беркут.
Из больших орлов в Германии более распространен малый подорлик (Aqitila pomarina). Он значительно меньше беркута и могильника. Длина его равна от 65 до 70 см, размах крыльев 168-185, длина крыла 48-52, а хвоста 24-26 см. Преобладающую окраску составляет очень равномерный слабо блестящий кофейно-бурый цвет, который весной и летом бледнеет до тусклого земляного бурого и на шее становится несколько светлее. Радужная оболочка глаз желтая с отдельными бурыми точками, а у самки золотисто-желтая с красными точками на нижней стороне глаза; восковица желтая; клюв на конце черный; неоперенные части ног желтые. Молодые птицы всегда заметно темнее старых.
В настоящее время достоверно известно, что малый подорлик населяет, кроме северной Германии, лишь Польшу, западную Россию, Венгрию, европейскую часть Турции и Грецию. Посещает во время перелета западную Германию, Францию, Швейцарию и Италию, может быть, и северо-восточную Африку, иной раз залетает также в Голландию, Великобританию и Швецию; но его совершенно нет уже в Испании.
Подорлик любит влажные и болотистые местности, а потому селится преимущественно в лесах по речным долинам и в лиственных лесах.
Малый подорлик (Aquila pomarina)
По своему нраву он не так привлекателен, как его родичи. Это самый робкий и безобидный из орлов, которых я знаю. Характер его смирный, гораздо более похож на характер сарыча, чем орла; уже его внешний вид, его взгляд выдают это. Сидя, он имеет неблагородный вид, на лету же выказывает себя настоящим орлом. Он тоже поднимается высоко в воздух и парит, особенно в хорошую погоду, по целым часам, описывая великолепные круги. Голос его далеко раздающийся крик. Хорошее настроение он выражает приятными звуками, которые Науман сравнивает с тихим звоном колокольчика.
Пища подорлика состоит из мелких позвоночных. У нас его любимую пищу составляют лягушки, а может быть и другие земноводные, пресмыкающиеся и мелкие грызуны. При всяких обстоятельствах лягушки остаются его главной пищей, и этим достаточно объясняется, почему он встречается чаще или реже или вовсе отсутствует в той или другой области. Гомейер нашел в его желудке также остатки щуки, из чего можно заключить, по крайней мере, то, что он ест рыб, когда может овладеть ими, мертвыми или живыми - этот вопрос я оставляю открытым. Гораздо чаще он охотится за пресмыкающимися: ящерицами, ужами, а может быть и гадюками. Птицей, приносящей вред высшим животным, он становится лишь к концу периода размножения. Его можно видеть сидящим на отдельно стоящих деревьях, на камнях или столбах и подстерегающим добычу. Заметив что-нибудь, он быстро спускается на землю и старается схватить замеченное животное. В случае нужды даже делает быстрые прыжки вслед за ним или быстро идет большими шагами, как ворона; насколько мне известно, так не поступает никакой другой орел. Бросается ли он на водяных птиц, как не раз утверждали, я не могу сказать; но я могу уверить, что и он отнимает у сапсана добычу. На падаль подорлик опускается очень охотно.
Малый подорлик больше держится леса и, как кажется, посещает безлесные местности лишь в том случае, если принужден к этому. В лесу он предпочитает определенные места; для устройства гнезда выбирает, как сообщил мне Гомейер, место поблизости от маленькой лесной поляны, чтобы по возможности беспрепятственно сквозь ветви слететь с гнезда. Если лес холмистый, то гнездо обыкновенно находится на высоте, но всегда расположено так, чтобы орел, слетев, мог скоро попасть на открытое место, не встречая препятствия со стороны чащи ветвей. Он редко гнездится в очень маленьких лесах и, напротив, очень охотно в рощах, окруженных со всех сторон лугами, так как здесь он может заниматься охотой самым удобным образом. Для гнезда он выбирает старые толстые деревья. Дубы и буки, по-видимому, предпочитает другим деревьям. Хвойными он довольствуется весьма редко; гораздо чаще можно найти гнездо на березе или ольхе. Сам он строит гнездо лишь в крайнем случае, а отыскивает себе подходящее гнездо сарыча или ястреба; охотно высиживает поочередно в двух гнездах, один год в одном, другой в другом. До кладки яиц всегда натаскивает в гнездо несколько хворостин, а во время вывода птенцов, подобно другим орлам, неизменно украшает гнездо зелеными ветвями для того, чтобы закрывать ими себя или птенцов или же чтобы иметь возможность держать гнездо в чистоте. Благодаря новым ветвям гнездо, в котором постоянно живут подорлики, вырастает с годами до значительной высоты. В первых числах мая, а в виде исключения уже в конце апреля, самка кладет в течение трех или четырех дней два яйца, из которых обыкновенно и состоит кладка. Одно яйцо можно найти в гнезде лишь в том случае, если данной паре помешали; три яйца принадлежат к числу величайших редкостей. Обе птицы принимают участие в высиживании, сидят на яйцах чрезвычайно усердно, необыкновенно любят свое потомство и редко выказывают страх при виде человека, если не подвергались ранее многократным преследованиям.
Спугнутый с гнезда высиживающий подорлик обыкновенно очень скоро возвращается назад. Если подходить к месту высиживания, то он медленно поднимается на гнезде и часто долго смотрит на человека, прежде чем решится слететь. Иногда он сидит так крепко, что оставляет гнездо лишь после того, как несколько раз захлопают в ладоши. Если же он слетает, то всегда странным образом. Именно, бросается сначала вниз, своеобразно качаясь из стороны в сторону, пока не будет в состоянии распустить крылья. Описав несколько кругов над вершинами деревьев, он возвращается обратно на небольшое расстояние от гнезда, садится на ближайшее дерево и начинает жалобно кричать. Если у него похитить яйца, то он обыкновенно оставляет гнездо, но не во всех случаях. Выклюнувшимся птенцам оба родителя приносят столько пищи, сколько могут, и теперь еще земноводные и пресмыкающиеся составляют главную пищу и родителей, и детенышей. По словам Мехленбурга, часто можно видеть, как старики приносят в гнездо больших змей.
Подорлики, воспитанные смолоду, становятся настолько же ручными, как и любая другая хищная птица. И даже подорлики, пойманные взрослыми, скоро привыкают к неволе.
Помимо более сильных хищных птиц, которые овладевают его гнездом, паразитов, живущих на его коже и во внутренностях, воронов и ворон, которые с криком преследуют его, этот орел не имеет врагов среди животных. Но, к сожалению, у него много врагов среди стрелков и собирателей яиц, и последние принадлежат к числу самых злейших, самых безжалостных. Я никогда не стану отрицать пользы научно составленной, богатой коллекции яиц, но тот вред, который причиняет безрассудный собиратель птицам, гораздо больше той пользы, которую его рвение может иметь для орнитологии. Так как гнездо подорлика легко найти, то он и подвергается злейшим преследованиям со стороны этих грабителей, и из многих лесов он уже буквально прогнан. К огорчению всех тех, кому эта большая, безобидная и почти безвредная хищная птица доставляла радость и удовольствие.
Охота за подорликами не особенно трудна; он становится осторожным и пугливым лишь в том случае, если испытал многократные преследования. Из винтовки его убивают без труда; обыкновенно при некоторой осмотрительности можно к нему подойти и с дробовиком. Я полагаю, следует как можно меньше преследовать его, так как из всего, что я мог узнать, сделал заключение, что он приносит гораздо больше пользы, чем вреда. Быть может, подорлик иногда и схватывает взрослого зайца или серую куропатку, но этот незначительный вред он более чем заглаживает своей охотой на мышей.
Орел-карлик (Hieraaetus pennatus), быть может, самая привлекательная птица во всем роде. Длина самца равна 47 см, размах крыльев 113, длина крыла 36, длина хвоста 19 см. Самка длиннее на 4 см и имеет на 8 см больший размах крыльев, чем самец.
Орел карлик (Hieraatus pennatus)
Орел-карлик распространен по большой части юго-западной и юго-восточной Европы и Азии.
Подобно другим перелетным птицам, он собирается на удобных пролетных путях, например, около Босфора и в долине Нила, в настоящие стаи; напротив, прибыв на зимние квартиры, стаи до некоторой степени снова разбиваются. Это я наблюдал, по крайней мере, в Египте и в центральной Африке. И там, и тут я часто встречал эту птицу. В конце марта 1852 года я встретил столь многочисленные перелетные стаи, что в три дня смог убить около 20 штук.
Орел-карлик - настоящий благородный орел по нраву и характеру. Он отличается от своих более крупных родичей, по-моему, двумя особенностями: большей ловкостью и меньшей осторожностью. Полет его быстр, силен и легок, подолгу бывает парящим и при нападении на добычу он быстр, как стрела. Гебель, который многократно имел случай наблюдать этого орла, говорит: "Карликовый орел, играя, охотится лишь короткое время днем, беспокоит каждую пролетающую мимо более крупную хищную птицу, живет в вечной вражде с балобаном; вражда эта ведет к ежеминутным битвам высоко в воздухе, причем обе ловкие птицы исполняют всевозможные фокусы при полете и доставляют наблюдателю высокое наслаждение". Эти слова я считаю справедливыми, так как и меня появление этого орла всегда приводило в восторг. Для собственного увеселения он крайне привлекательным образом долгое время кружит над одним местом и любит подниматься на значительную высоту; на охоте, напротив, парит довольно низко над землею и, по наблюдениям графа Лацара, нередко трепещет на месте, как пустельга. Садясь на деревья, он редко выбирает высочайшие вершины, а по большей части опускается на нижние ветви. Здесь он сидит прямо, часто долгое время не двигая ни одним членом, но обращает внимание на все, что происходит около него, а больше всего смотрит на возможную добычу. Самцы и самки держатся всегда вместе, даже во время перелета. Я никогда не видел в Африке одинокого карликового орла; всегда держались вместе пары или целые общества. Этой постоянной взаимной привязанности птиц одной пары соответствует и поведение этих птиц у гнезда.
Голос орла-карлика бывает различен. Во время спаривания и вывода птенцов его голос состоит всегда из звучного крика, который повторяется по несколько раз, смотря по обстоятельствам, под влиянием страха или радости. Но коль скоро дело вывода птенцов окончено, и родители начинают водить птенцов с собою и приучать к охоте, крик орла изменяется. Особенно крик птенцов звучит настолько глухо, что в нем едва ли можно узнать чистый звук, издаваемый этими птицами весной.
Орел - очень энергичный хищник; мелкие птицы составляют главный предмет его охоты. Граф Лацар указывает, что он питается стренатками*, жаворонками, щеврицами**, вьюрками, перепелками и куропатками; граф Водзицкий указывает кроме того на скворцов и синиц; я находил в его зобе остатки горлиц.
* Камышовые овсянки.
* * Коньки.
Кроме своей любимой дичи карликовый орел охотится и за мелкими млекопитающими, именно за мышами, и Гебель находил зобы исследованных им экземпляров наполненными ими; точно так же он не пренебрегает и пресмыкающимися; в Испании, по наблюдениям моего брата, очковая ящерица составляет даже существенную часть его пищи. Вероятно, карликовый орел нисколько не уступает ястребу и с одинаковою ловкостью ловит птиц и на лету, и сидящих. "На одном болоте, - рассказывает граф Водзицкий, - большие стаи скворцов занимались отыскиванием пищи и, по-видимому, приманили карликового орла из соседнего леса. Он кружил, делая прекрасные повороты, над скворцами, которые поминутно взлетали и снова садились. Эта игра наскучила орлу, и он пожелал принудить их взлететь, чтобы скорее добыть себе завтрак. С быстротою молнии он бросился по прямой линяй вниз на скворцов. Испуганная стая старалась скрыться в деревьях, под которыми я отдыхал. Несмотря на незначительное расстояние и на то, что птицы подлетали к ивам, орлу удалось схватить одну из них. Когда орел спускался вниз, его неимоверно быстрый полет производил громкий шум. После удачного лова хищник взлетел на ближайший сарай, уселся на крыше, не обращая внимания на охотников и собак, долгое время с большою осторожностью осматривался вокруг и затем начал ощипывать скворца. Это приготовление обеда продолжалось более четверти часа, и когда я затем застрелил орла, скворец был так прекрасно ощипан, как будто бы его приготовлял самый лучший повар". Охотнее всего карликовый орел охотится в лесу, где ловит добычу почти таким же способом, как ястреб. В Египте ему доставляют обильную добычу пальмовые леса, и здесь он ревностно охотится главным образом за горлицами; только в сапсане они имеют, быть может, еще более страшного врага, чем в этом ловком орле. Его хищнические способности вполне признают хищные паразиты; подобно сапсану, и карликовый орел подвергается ревностным преследованиям коршунов, как только достанет добычу, и он тоже принужден оставлять ее иногда этим наглым попрошайкам.
По отношению к филину карликовый орел обнаруживает смертельную ненависть. "Я хотел, - пишет мне граф Лацар, - застрелить подорлика, выставил поэтому своего филина на выкошенном лугу и спрятался в ожидании за кучу сена. Я увидел тогда маленькую бурую хищную птицу, которая подлетела с такою поспешностью, что я едва успел схватить ружье. Карликовый орел, которого я скоро признал в этой хищной птице, бросился со всех сил на филина. Раздался выстрел, но птица благополучно улетела. Однако она не удалилась, а поднялась лишь на высоту около 150 м и более получаса описывала круги над филином. Наконец орел снова бросился вниз и приблизился на расстояние выстрела; но мной овладела охотничья лихорадка; я выстрелил и промахнулся опять. Когда орел удалился после этого, я потерял всякую надежду, но через 10 минут он снова возвратился, снова стал кружить и в третий раз бросился вниз. На этот раз я убил его".
Охота за орлом-карликом, как можно видеть из сказанного, представляет мало трудностей. Верная привязанность птиц одной пары часто становится гибельной для обоих; я почти всегда мог убивать этих птиц парами. Можно ли ловить карликового орла в капканы так же, как других родичей его, я не могу сказать.
Карликовые орлы, взятые из гнезда молодыми, становятся, при надлежащем уходе, такими же ручными, как и другие орлы.
В Испании карликового орла иногда своеобразно дрессируют. Какая-то изобрета- тельная голова напала на мысль пользоваться птицами для гадания о счастье. Для этой цели человек становится на бойком месте с ящиком, в котором сидят разные хищные птицы, и приглашает прохожих дозволить птицам выбрать для них счастливый номер лотереи. Соколы, а между ними и наш карликовый орел, приучены брать клювом билеты из кучи, которую фокусник держит перед ними, и таким образом выбирают их. По-видимому, держатся того мнения, что, благодаря такому приему, счастье в буквальном смысле слова приносится с неба.
Ястребиный орел (Hieraaetus fasciatus). Стройное тело, относительно короткие крылья, очень длинный хвост, длинные ноги, оперенные до пальцев, высокая плюсна и большие, сильные лапы с длинными, слабо согнутыми когтями и, наконец, вытянутый в длину, но все же сильный клюв служат отличительными признаками ястребиного орла. Длина его равна 70 см, размах крыльев 145, длина крыла 45, а хвоста 26 см. Самка на 8 см длиннее и, по крайней мере, на 10 см больше в размахе крыльев.
Ястребиный орел населяет в довольно большом числе экземпляров южную Францию, Испанию, Португалию, южную Италию, Грецию и Турцию, северо-западную Африку, а также, вероятно, Туркестан и всю Индию, от Гималайских гор до крайнего юга. В Греции и южной Италии он не редок, в Испании и Алжире это самый обыкновенный орел. Место- пребыванием его служат здесь горы, лишенные леса, с крутыми скалистыми склонами. В Индии живет преимущественно в холмистых местностях, поросших джунглями.
Он не совершает перелетов, но во время спаривания кочует и часто собирается при этом в общества, состоящие из довольно большого числа экземпляров. Мой брат Рейнгольд видел раз, как 20 этих орлов пролетали над королевским увеселительным садом около Мадрида. На месте гнездовья, однако, пара этих орлов не терпит около себя другой пары или вообще другой хищной птицы.
Ястребиный орел (Hieraaetus fasciatus)
Ястребиный орел чрезвычайно ловкая, мужественная, смелая, дерзкая, даже наглая птица, которая по нраву сходна с ястребом, но во многих отношениях превосходит его по силе и ловкости. Полет его более похож на полет благородного сокола, чем на полет орла, и такому впечатлению существенно способствует стройное сложение птицы. Он, правда, описывает и круги по-орлиному, но летает, делая гораздо более быстрые удары крыльями, и потому подвигается вперед гораздо скорее, чем все остальные известные мне представители этого семейства. Только сидя он держится менее благородно, чем остальные орлы, именно, нагнувшись вперед; однако и он часто держится очень прямо. Взгляд его не только живой, но сверкающий. Ярость и дикость светятся в его глазах, и поведение орла не противоречит этому впечатлению. Он соединяет быстроту сокола с ловкостью перепелятника, мужество орла с кровожадностью ястреба, не боится никакой другой птицы и нападает на каждую, которая приближается к нему, или для того, чтобы прогнать ее, или для того, чтобы овладеть ею. Мой брат видел, как он бешено дрался с ягнятником; Крюпер рассказывал, как он с ожесточением бросался на орлана, крайне опасного противника, а также и на грифов; я убедился, что он преследует серого грифа и беркута. Вероятно, он дерется со всякой хищной птицей.
Охотится он, как я полагаю, за многими животными, как и беркут. Темминк, впервые описавший его, говорит, что он нападает на водяных птиц; однако ястребиный орел вовсе не довольствуется только этой охотой. В Испании это самый страшный враг домашних кур: он уносит их на глазах у людей и преследует с таким упорством, что буквально истребляет всех кур некоторых уединенных крестьянских дворов. Не менее ревностно преследует он и голубей. Млекопитающим, величиной до зайца, угрожает постоянно. "Однажды, - рассказывает Тачановский, - поблизости от лежащего среди пустыни леса мы увидели, как самка бросилась на зайца, умертвила его одним ударом и не позволила подоспевшему самцу принять участие в этой добыче. Другой раз во время охоты с соколами на вихляя мы заметили, что сокола не хотели бросаться на добычу. Причиной этого было то, что вдруг с высоты спустился ястребиный орел и тотчас убил эту дрофу". В Индии он, по словам Жердона, охотится за зайцами, джунглевыми курами, цаплями, утками и другими водяными птицами, по словам индусов, также за клювачами, по уверениям туземных соколятников, далее за их ручными или дрессированными соколами. Жердон видел сам, как ястребиный орел бросался последовательно на зайца, джунглевого петуха и павлина, но тщетно, так как густота джунглей делала безуспешными его нападения. Одна пара орлов регулярно посещала одно село, чтобы ловить в нем кур. Эллиот уверяет, что он видел, как два ястребиных орла почти одолели павлина, по крайней мере, сбили его на землю.
Все животные, которых преследует ястребиный орел, хорошо знают, как он страшен, и стараются поэтому избежать встречи с хищником. "Когда я, - рассказывает Пауис, - хорошо спрятавшись в ситнике на берегах озер в Албании, подстерегал уток и водяных курочек, то часто замечал, какое впечатление производило появление ястребиного орла. Все водяные птицы едва обращали внимание на камышовых луней, которые парили над ними, и едва поднимали головы, когда показывался подорлик. Но лишь только появлялся ястребиный орел, водяные курочки бежали к ситнику, утки, вытянув горизонтально шеи, распластывались на воде, и со всех сторон раздавались крики предостережения и страха, пока страшный хищник не пролетал мимо. Я видел два раза, как эти орлы бросались на птиц, которых я ранил, но никогда не мог выстрелить в них".
Гнездо часто помещается в углублениях на крутых склонах скал, в местах, по возможности безопасных*.
* В некоторых местностях, например Туркмении, ястребиные орлы делают гнезда на деревьях.
Обе птицы высиживают поочередно и часто сидят одновременно на гнезде. Яйца они поворачивают клювом, от этого и происходят царапины, которые можно видеть на яйцах, долго подвергавшихся насиживанию. Следует предположить, что ястребиные орлы защищают своих птенцов с таким же мужеством, какое они обнаруживают вообще; но на человека, угрожающего их потомству, они все же, кажется, не нападают.
Жердон думает, что этого орла можно было бы легко дрессировать для охоты за антилопами, зайцами, дрофами и тому подобной крупной дичью. Вероятно, он прав.
Зимняк (Buteo lagopus) живет в северных странах, а особенно в тундре**.
* * В умеренных широтах зимняк появляется поздней осенью или зимой. Иногда зимует.
Клюв его мал и узок, сильно согнут и снабжен длинным крючком; большие крылья, в которых третье или четвертое маховое перо длиннее других, достигают в сложенном положении конца длинного закругленного хвоста. Оперение рыхлое, в области зоба превращенное в щетинки; перья большие и длинные, а те, которые покрывают голову и затылок - средней длины и закруглены. Необыкновенно разнообразная окраска представляет смесь белого, желтовато-белого, красно-серого, буро-черного и бурого цветов. Длина равна 65 см, размах крыльев около 150, длина крыла 45, длина хвоста 24 см.
Хотя и говорят, что зимняк гнездился в различных частях Германии, тем не менее, Германия лежит вне пределов области, где он выводит птенцов. Областью этой надо считать тундру. Доказано, что эта птица гнездится в северной части Великобритании, именно в Шотландии, вероятно, лишь в тех местах, которые похожи на тундру*.
* В настоящее время зимняк в Шотландии не гнездится, лишь изредка зимует.
В Европе его встречают летом чаще всего в Скандинавии и северной России; в Сибири мы наблюдали его лишь у северного края пояса лесов, а гораздо чаще в настоящей тундре. В Северной Америке, где он тоже встречается, без сомнения, замечается то же самое. Даже там, где он гнездится южнее, он отыскивает для жительства такие места, которые сходны с тундрой или, строго говоря, представляют тундру.
Зимняк (Buteo lagopus)
Из северной России он посещает южные части страны или направляется в области, прилежащие к Черному морю; из Сибири перекочевывает до степей Туркестана. В Туркмении Вальтер неоднократно наблюдал его в значительном числе в течение марта в высокогорном ущелье.
Опытный наблюдатель может отличить зимняка от его туземных родичей особенно на лету. Благодаря более длинным крыльям с черными пятнами на сочленении и бросающемуся в глаза рисунку хвоста, общий вид его на лету достаточно отличает его от сарыча. Движения обеих птиц тоже различны, так как зимняк, ударяя крыльями, опускает их ниже и после каждых двух или трех ударов пролетает обыкновенно некоторое расстояние паря. Помимо этого, оба вида так мало различаются по своей жизни зимой, что можно без колебания относить к одному из них то, что случается наблюдать над другим. Гораздо скорее и определеннее можно указать на различия в летней жизни обеих столь родственных между собою птиц. Проезжая по тундре, наверное, заметишь уже в первые часы путешествия, а по крайней мере в первые дни, пару зимняков, которые или описывают круги высоко в небе или, подобно сарычам, парят низко над землею, время от времени трепеща крыльями, пролетают некоторое расстояние и снова останавливаются, чтобы высмотреть пеструшку. Если посетить тундру в последние дни июля, то такая птица, наверное, заметив человека, подлетит к нему и громким криком будет выражать свой страх, чтобы он не тронул гнезда. Дело в том, что около этого времени из 4-5 яиц, которые едва можно отличить от яиц нашего сарыча, уже вылупились птенцы и сидят на гнезде в пушистом пуховом наряде, ожидая родителей. Гнездо находится в тундре на таком месте, где до него можно добраться без затруднений. Правда, зимняк никогда не упустит случая воспользоваться деревьями или удобными впадинами скал. Но в большинстве случаев не может сделать этого потому, что во многих местах той своеобразной области, где он выводит птенцов, есть достаточно пищи, но нет деревьев или скал, а потому зимняк вынужден устраивать гнездо прямо на земле. Для постройки его употребляются исключительно тонкие ломкие ветви. Дело в том, что птице стоит немалого труда достать себе даже и такие. Пролетая большие пространства, зимняк лишь кое-где находит случайно отломанную ветку карликовой березы, а в самом благоприятном случае вырванный куст этого дерева или сухую ветку лиственницы, которую может употребить в дело. Понятно поэтому, что он довольствуется самыми незначительными ветвями и употребляет при постройке основания гнезда даже такие, которые не толще, чем переплетенные между собой ветви верхушки карликовой березы, на которых находятся гнездо. Тяжесть гнезда тем не менее настолько значительна, что гибкие, упругие ветви карликовой березы, которые сгибаются даже под тяжестью птицы, прижимаются к земле, как бы сливаются с самим гнездом и таким образом, строго говоря, образуют нижнюю часть его. Если зимняк найдет оленью шерсть или другие мягкие вещества для выстилки гнезда, то приносит и их, если же не найдет, то довольствуется тем, что выстилает очень плоское углубление гнезда, а иногда и нижнюю часть его очень тонкими ветвями и отдельными стеблями ситника*.
* Весьма типично для зимняка устройство гнезд прямо на земле, лоток гнезд он, как правило, выстилает сухой травой, оленья шерсть - случайная примесь.
В северной Скандинавии он кладет яйца, по наблюдениям Уоллея, между половиной мая и концом июня, в тундре западной Сибири, по-видимому, тоже не позднее. В конце и начале августа мы находили в различных гнездах птенцов в пуховом наряде.
Животное, которое привязывает зимняка к тундре, - пеструшка** и другие грызуны.
* * Пеструшка - это старое название леммингов.
Благодаря чрезвычайному обилию этих животных, птица в течение самого важного времени ее жизни никогда не терпит нужды. Пеструшек она ловит без труда, сколько хочет и сколько ей нужно. Ими зимняк питается сам и кормит своих птенцов. Он не пренебрегает и другими животными тундры. Может быть опасным и зайцам, когда подрастающие птенцы более обыкновенного побуждают его хищничать. Это можно заключить из тех наблюдений, которые мы собрали относительно канюка во время зимнего пребывания его у нас в Германии. Правда и здесь мыши, обыкновенные и земляные полевки, составляют его главную пищу. Замечательный случай произошел однажды, когда я отправился на охоту с одним знакомым после того, как выпал первый снег. Сделал выстрел по куропаткам, от которого одна из них упала на расстоянии приблизительно 300 шагов. На нее тотчас уселся зимняк, но на него не менее быстро бросился другой, и оба вцепились друг в друга когтями. Прежде, чем мы успели подъехать к ним рысью, между ними сидел уже третий.
При глубоком снеге, когда мыши показываются редко, эта птица становится особенно опасной для серых куропаток. Тем не менее, зимняк принадлежит к птицам преимущественно полезным, хотя и могут встретиться случаи, когда настоятельно необходимо избавиться от него. Я охотно заявляю о своем согласии с последними словами.
Обыкновенный канюк (Buteo bateo). Отличается маленьким, узким, сильным, согнутым клювом, неопределенными плюснами, относительно короткими лапами, широкими крыльями, в которых маховые перья от третьего до пятого равной длины между собой и длиннее остальных, и коротким, прямо усеченным хвостом, которы й покры вается сложен н ы м и крыльями. Достигает длины в 50-56 см при размахе крыльев в 120-125 см; длина крыла равна 38^Ю, длина хвоста 26 см. О цвете его трудно сказать что-нибудь общее, так как окраска канюка чрезвычайно разнообразна и редко можно видеть двух, окрашенных одинаково. У некоторых равномерная черно-бурая окраска с поперечными полосами на хвосте. У других верхняя сторона, грудь и голени бурого цвета, а остальные части светлые буро-серые с поперечными пятнами. Третьи светло-бурого цвета с продольными черточками до самого хвоста; четвертые желтовато-белого цвета с темными маховыми и хвостовыми перьями, с пятнами на груди, с поперечными полосами на рулевых перьях и т.д. Глаза в молодости серо-бурые, позднее красновато-бурые, в старости серые; восковица желтого цвета; ноги светло-желтые; клюв у основания голубоватый, на конце черноватый.
Опытный наблюдатель узнает канюка с первого взгляда, все равно, сидит ли он или летает. Обыкновенно он сидит съежившись, с мало прилегающими перьями, охотно на одной ноге, согнув другую и спрятав ее в перья. Камень, земляной бугор или дерево, которое он выбрал для отдыха, служат ему сторожевыми пунктами, с которых он обозревает свою область. Летает он медленно, но легко, почти без шума и пролетает большие пространства паря. Во время охоты сарыч часто долгое время трепещет над одним местом, чтобы самым тщательным образом осмотреть его или чтобы хорошенько присмотреться к замеченному животному. Нападая, он падает на землю, плотно прижав крылья к телу, расправляет их внизу, пролетает еще некоторое расстояние над землею и затем хватает свою добычу, широко расставив лапы. При обыкновенной охоте он редко поднимается на значительную высоту, но весной, и именно во время спаривания, поднимается вверх необыкновенно высоко и проделывает при этом фокусы, которые от него нельзя было бы и ожидать. "Там, где он гнездится, - совершенно верно говорит Альтум, - он составляет истинное украшение местности. Великолепное зрелище представляет пара канюков в ясные весенние дни или позднее, когда они носятся над лесом, описывая чрезвычайно красивые круги. Их громкое и звучное "хиэх" еще увеличивает приятное оживление. После того, как они проделают свои летательные фокусы, один из них складывает крылья и с громким свистом падает в лес; за ним тотчас следует другой".
Обыкновенный канюк (Buteо buteo)
Голос канюка похож на мяуканье кошки. Из чувств выше всего стоит зрение; но и слух его остр, осязание тонко, вкус также замечен, а обоняние, быть может, развито более, чем мы думаем. Душевные способности, по-видимому, хорошо развиты: канюк, живущий на свободе или находящийся в неволе, довольно часто обнаруживают большую смышленость и хитрость.
В конце апреля или начале мая канюк селится на своем старом гнезде или строит новое. Он выбирает для этого удобное дерево в лиственных или хвойных лесах и возводит по возможности близко от ствола, на развилине ветвей или в удобной развилине толстых сучьев почти всегда большую постройку, которая увеличивается с годами в объеме, если он не предпочтет воспользоваться гнездом ворона или вороны, которое покажется ему удобным. По большей части он бывает строителем не только для себя, но и для многих других хищных птиц нашего отечества. Гнездо в диаметре около 60, самое большее 80 см. Снаружи оно состоит из более толстых ветвей, которые становятся обыкновенно все тоньше и тоньше и, наконец, выбираются с большой тщательностью, так что плоское углубление гнезда оказывается выложенным нежными зелеными прутиками. Иногда канюк выстилает гнездо также мхом, шерстью животных и другими мягкими веществами. Кладку составляют 3-4 яйца, которые на зеленовато-белом фоне испещрены светло- бурыми пятнами. Самка высиживает, по-видимому, одна, а птенцы выкармливаются обоими родителями сообща.
С канюком происходит приблизительно то же, что и с лисицей. Каждый его проступок замечается неблагосклонными взорами, а полезная деятельность оценивается слишком низко. В глазах всех охотников это самая вредная хищная птица, и потому он подвергается ожесточенным преследованиям.
Верно, канюк ловит мышей, крыс, кротов, хомяков, змей, лягушек, насекомых, дождевых червей, а также молодых зайцев. Или добивает старых, больных, особенно раненых, и питается их мясом. Верно и то, что он иногда ловит куропаток, возможно, достаточно ловок, чтобы ловить даже летом и осенью здоровых тетерок или фазанов. Далее доказано, что он приносит своим птенцам, кроме только что названных родов дичи, вьюрков, жаворонков, черных дроздов и других молодых птиц, которыми может овладеть; нельзя отвергать, наконец, что он, подобно луням, поедает яйца уток, а может быть и других охотничьих птиц. Но главная пища канюка состоит, тем не менее, из мышей всех видов, крыс, хомяков, сусликов, лягушек, сверчков и других насекомых. Следовательно, он питается животными, которые или приносят нам самый чувствительный вред или, как лягушки, существуют в таком множестве, что истребление нескольких из них не имеет значения. Блазиус вынул остатки 30 мышей из желудка одного канюка, Мартин вскрывал сотни этих хищных птиц, переданных ему для набивания, и во всех зобах находил лишь мышей. Возможно, что мнение Ленца, будто бы канюк, поедая по 30 мышей в день, ежегодно должен истреблять около 10000 этих вредных грызунов, неверно, подобно всем теоретическим вычислениям в этом роде. Но, как бы то ни было, верно то, что канюк приносит больше пользы, поедая мышей, чем вреда, нападая на некоторые виды дичи.
Нельзя при этом забывать и то, что эта хищная птица, как и все родичи ее, более или менее приспосабливается к обстоятельствам, а следовательно, в местности, богатой дичью, чаще нападает на дичь, чем в местности, бедной дичью, где ловля ее требует от канюка гораздо больше труда, чем добывание обычной пищи.
Эта птица, о которой часто так несправедливо судят и на которую так клевещут, - один из самых ревностных истребителей гадюк. Ленц произвел самые обширные опыты, чтобы удостовериться в этом, и чрезвычайно прославляет эту птицу. Чтобы оценить по достоинству опасность битв канюка с гадюками надо знать, что он может пострадать от яда гадюк и даже умереть от коварного пресмыкающегося, если бывает укушен в часть тела, обильную кровью. Правда, редко случается, чтобы хищная птица не вышла победительницей из битвы; но некоторые, наверное, погибают в битве с гадюками.
В Европе живет змееяд (Circaetus gallicus). Длина его равна 70 см, размах крыльев 180, длина крыла 56, длина хвоста 30 см. Острые перья головы и задней части шеи матово-бурые со светлой каймой. Перья спины, плеч и мелкие кроющие перья крыла темно-бурые с более светлыми краями. Маховые перья черно-бурые с тонкой светло-бурой каемкой, белым краем и черными поперечными полосками. Хвостовые перья темно-бурые с широкими белыми концами и тремя широкими черными поперечными полосками. Лоб, горло и щеки беловатого цвета с узкими бурыми черточками; зоб и верхняя часть груди яркого светло-бурого цвета; остальная нижняя сторона белая с редкими светло-бурыми поперечными пятнами. Кружок из пуха окружает большие глаза; направленные вперед щетинки покрывают уздечку. Глаза желтые, клюв голубовато-черный, восковица и ноги светло-голубые. Молодые птицы мало отличаются от старых.
Змееяд (Circaetus gallicus)
Эту бросающуюся в глаза и легко различимую хищную птицу смешивали, вероятно, прежде со светлыми канюками, пока не начали обращать на нее внимание. У нас это летняя птица, которая прилетает в начале мая и снова оставляет нас в сентябре, чтобы провести зиму в средней Африке и южной Азии с живущими там представителями того же вида. Змееяд селится в больших, уединенных лесах и ведет здесь, насколько известно до сих пор, поистине тихую жизнь или, по крайней мере, бывает мало заметен. В Индии, где он тоже выводит птенцов, он живет мене, в лесах и джунглях, чем на открытых равнинах, безразлично, сухи ли они или влажны. В северной Африке его можно видеть главным образом зимой, часто обществами по 6-12 штук; он охотно держится на скалах у воды, но еще охотнее в степи, иногда на расстоянии многих километров от воды. В северо-западной Африке его находили гнездящимся.
Образ жизни и поведение, нравы и привычки змееяда несравненно более напоминают нашего канюка, чем какого-нибудь орла. По моим наблюдениям, это спокойная, ленивая, капризная и сварливая птица, которая, по-видимому, обращает внимание лишь на дичь, за которой охотится, и на других змееядов, более удачливых на охоте. У гнезда он по всем данным боязлив и осторожен и не любит кричать; в Африке от него едва ли можно услышать хоть один звук, и он оказывается там одной из самых неосторожных хищных птиц. Усевшись на дерево, змееяд таращит свои большие глаза на приближающегося охотника и думает о чем угодно, но только не о том, чтобы улететь. Однако его можно видеть сидящим на дереве лишь к вечеру и в самые ранние утренние часы; в течение всего остального дня он медленно и не торопясь занимается своей охотой. Он парит, описывая круги, над равнинами, обещающими добычу, или неподвижно сидит около воды, подстерегая дичь. На лету часто трепещет крыльями на месте, как его родичи; при нападении медленно опускается вниз и движется еще некоторое время над землей с помощью нескольких ударов крыльями, пока не бросится, наконец, на землю, широко расставив лапы, чтобы схватить намеченное животное. Во время охоты он часто входит в воду и идет вброд по мелкому месту и затем вдруг хватает добычу, вытянув лапу. В полуденное время змееяд посещает песчаные отмели около вод, чтобы напиться, прыгает здесь, как ворон, перелетает с места на место и затем медленно удаляется. В самую сильную жару, в полдень, садится на дерево и сидит по целым часам, по-видимому, без движения, выпрямившись, как человек. Для ночлега он охотно избирает одиноко стоящие деревья, которые позволяют видеть далеко кругом; но и здесь без колебания позволяет человеку подойти.
Змееяд заслуживает свое название, так как он охотится преимущественно за этими пресмыкающимися. Но не довольствуется только ими, а ловит также ящериц и лягушек, преследует рыб и охотится, по Жердону, даже на крыс, мелких птиц, раков, больших насекомых и многоножек. Однако пресмыкающиеся и земноводные, во всяком случае, составляют его любимую дичь. При нападении он действует так рассудительно, что даже самая опасная змея мало может повредить ему или даже не может ничего поделать, причем это искусство охоты кажется прирожденным. "Мой змееяд, воспитанный смолоду в неволе, - пишет Мехленбург Ленцу, - с быстротой молнии бросается на всякую змею, как бы ни была она велика и бешена, хватает ее одной лапой тотчас позади головы, а другой за спину с громким криком и ударяя крыльями; своим клювом он перекусывает сухожилия и связки позади головы, и животное лежит, неспособное к сопротивлению, в его лапах. Через несколько минут он приступает к еде, причем глотает змею, которая еще сильно извивается, головой вперед и при каждом глотке раскусывает ей спинной хребет. Раз утром он за несколько часов съел три большие змеи, из которых одна была более 1 м длиной и очень толста. Он никогда не разрывает змею, чтобы глотать ее кусками; чешую потом выплевывает в виде комков. Змей он предпочитает всякой другой пище. Я приносил ему одновременно живых змей, крыс, птиц и лягушек, но он, не обращая внимания на животных, находившихся ближе, бросался на змей. Эллиот упоминает, что видел одного змееяда, который был крепко обвит змеей, но так крепко держал ее за голову, что все усилия ядовитого животного были тщетны. Вообще его ловкость и густое оперение представляют единственную защиту от яда змей; самому змееяду яд вовсе не безвреден, как думали прежде.
Гнездо, которое постоянно находится на высоких лиственных или хвойных деревьях, но на различной высоте над землею, а в исключительных случаях и на скалах, строится в начале мая, или же птицы в это время пользуются старым гнездом; дело в том, что пара возвращается много лет сряду на одно и то же место для вывода птенцов, даже если у нее отнимут яйца. Само гнездо не больше, чем у нашего канюка, и состоит из сухих, не особенно толстых ветвей, а его плоское углубление выложено такими же ветвями. Подобно другим хищным птицам, змееяды выстилают углубление гнезда зелеными листьями и прикрепляют к нему зеленые ветви для защиты от солнца. Говорили, что самка кладет два яйца, но всегда находят лишь одно и именно в первых числах мая, скоро после того, как птицы явятся на гнездо. Яйцо продолговато-круглое, относительно большое, с тонкой и шероховатой скорлупою голубовато-белого цвета.
Спариванию часто предшествуют, по словам Тристрама, воздушные игры. Самец и самка гоняются друг за другом с громким криком, поднимаются в воздух, описывают на значительной высоте над землею узкие круги и затем вдруг снова бросаются вниз, самка на гнездо, а самец поблизости от него на то место, где он отдыхает и сторожит. Обе птицы высиживают, по Мехленбургу, в течение 28 дней* и обе принимают участие в воспитании и выкармливании птенцов.
* Длительность насиживания у змееяда составляет около 40 дней.
В случае опасности озабоченная мать переносит своего птенца на другое гнездо: это, совершенно независимо друг от друга, наблюдали граф Водзицкий и охотники принца фон Вид.
В Африке живет одна из самых замечательных птиц - орел-скоморох (Terathopius ecaudatus). Цвет и рисунок оперения так же бросаются в глаза, как и его фигура. Прекрасный матово-черный цвет, покрывающий голову, шею, заднюю часть спины и всю нижнюю сторону, резко отделяется от светлой каштаново-бурой верхней части спины, так же окрашенного хвоста, несколько более светлой нижней части спины и широкой полосы на крыльях. Глаза прекрасного бурого цвета с золотистым блеском, клюв у основания красно-желтый, на конце голубоватого цвета; восковица бледно-кораллово-красная. Молодые птицы темно-бурого цвета. Длина самки равна 58 м, размах крыльев 183, длина крыла 58, а хвоста лишь 13 см; самец меньше самки.
Орел-скоморох широко распространен по Африке; его нет лишь на севере, а от Сенегала до берега южной части Красного моря и оттуда до южной оконечности Африки встречается всюду. Он любит горы, но не связан с ними; я полагаю даже, что в настоящей степи он обыкновеннее, чем в гористых странах. На высочайших горах Абиссинии Гейглин не замечал его, но постоянно наблюдал на всех скалистых горных массивах, которые поднимаются над равнинами Судана, а также вдоль низменностей и болот Белого Нила. Его видишь очень часто, но редко имеешь возможность ближе познакомиться с ним. Обыкновенно случается видеть его летающим.
Орел-скоморох (Terafhopius ecaudatus)
Он летит высоко в воздухе, всегда вне выстрела и осматривает сверху большие пространства. Гейглин узнал, что уже с наступлением дня он покидает высокие деревья, на которых проводил ночь, и, беспрерывно летая, кружит по своей области; я не видал его в движении так рано и лишь в виде исключения наблюдал, что он описывал круги. Напротив, я почти всегда замечал, что он летит по прямому направлению, не останавливаясь иначе, как затем, чтобы проделать один из своих летательных фокусов или если заметит добычу. Левальян говорит, что их всегда встречают парами; я должен сказать противоположное: по моим наблюдениям, они всегда показываются поодиночке. Пара живет, по-видимому, в очень обширной области и кроме времени вывода птенцов редко держится вместе, а обыкновенно порознь.
Даже самый неопытный наблюдатель легко узнает орла-скомороха. Его вид настолько бросается в глаза, что дал повод к разным басням. Спика самым серьезным образом уверяли туземцы восточной Африки, что тень этой птицы гибельна; напротив, в некоторых частях Африки на скомороха смотрят с известным благоговением, так как считают его целителем среди птиц, который приносит коренья, обладающие чудесными целебными свойствами. Абиссинцы называют эту птицу "небесной обезьяной".
Каждое из этих названий и каждая басня, сочиненная про скомороха, основываются на виде и поведении животного. Прежде всего, его полет удивителен, как ни у какой другой птицы. Мое прежнее описание этого движения было сочтено одним моим ученым другом слишком поэтическим; но я и теперь могу повторить его. Этой хищной птице недаром дали название скомороха: она плавает, вертится, играет, летает, как будто бы для того, чтобы развлечься, а не для отыскивания пищи. Уже Левальян упоминает, что орел-скоморох иногда вдруг падает на некоторое расстояние вниз и так сильно складывает крылья, что кажется, будто бы он сломал крыло и должен упасть на землю; я видел, как он делал настоящие прыжки по воздуху. Надлежащим образом описать полет скомороха нельзя: он единственный в своем роде. Часто он высоко поднимает крылья, несколько минут не двигается, а затем так сильно ударяет ими, что слышен своеобразный, далеко раздающийся шум. Лишь на лету эта птица выказывает всю свою красоту; сидя, она кажется более странной, чем привлекательной. Особенно удивительный вид имеет, когда сидит на дереве. Скоморох нахохливается так, что кажется комком перьев, поднимает перья на голове и шее и поворачивает голову то вверх, то вниз, совершенно как филин. Если он заметил что-нибудь такое, что возбудило его внимание, то принимает особые позы: он расширяет тогда крылья и сопровождает это еще более сильными движениями головы, чем обыкновенно.
Из его чувств бесспорно выше всего стоит зрение, на что достаточно указывают уже его большие глаза; но и слух развит хорошо, а осязание также заметно. Относительно остальных чувств я не имею данных для суждения. Лишь крайне редко можно слышать голос скомороха, которого держат в неволе: обыкновенно это тихое "ква-ква", реже более громкое "какк-какк" или резкое "кау"; на лету же он нередко издает "хи-хи-хи" или "хиа-хиа", звучащее как голос канюка.
Левальян говорит, что скоморох нападает на молодых газелей, ягнят и больных овец; Гейглин убедился, что он опасен мелким млекопитающим. Я сам никогда не наблюдал, чтобы он нападал на крупных млекопитающих. Добыча его состоит из самых различных пресмыкающихся, а именно змей и ящериц; часто можно видеть, как он носит первых по воздуху. Не кружа предварительно и не трепеща на месте, как канюк, он вдруг останавливается в своем быстром полете и, как падающий камень, со свистом бросается вниз на замеченную змею. Он убивает без различия мелких, крупных, ядовитых и безвредных змей.
На этом основана сказка, о которой я упоминал выше: арабы принимают змей, поднятых птицей на воздух, за целебные коренья. Если зажигают в степи траву, то скоморох охотится, поднимаясь или опускаясь вдоль линии огня, и часто пролетает сквозь густые облака дыма над самым пламенем, чтобы схватить одно из пресмыкающихся, убегающих от него.
Левальян говорит, что скоморох гнездится на высоких деревьях и кладет 3-4 белых яйца. Время вывода птенцов совпадает с началом сухого времени года, так как в это время птице легче охотиться, чем весной, когда роскошный ковер травы скрывает пресмыкающихся.
В последние годы часто привозили в Европу живых скоморохов, и они встречаются в каждом крупном зоологическом саду. Однако и теперь на этих птиц есть большой спрос, а за птиц, достигших окончательного цвета, особенно хорошо платят. Действительно, едва ли какая-нибудь другая хищная птица так привлекает зрителя, как великолепно окрашенный и, кроме того, бросающийся в глаза своим поведением скоморох.
Одними из широко распространенных и очень характерных птиц, описываемого нами семейства являются орланы. Крупные, в большинстве случаев даже очень большие хищные птицы с крепким и длинным клювом, который у восковицы мало приподнят, а впереди ее к концу загнут вниз; с толстыми, только наполовину оперенными плюснами, сильными, раздельными пальцами, длинными, острыми и очень кривыми когтями; большими крыльями, какими отличаются все парящие птицы; третье маховое перо длиннее остальных; когда крылья сложены, то они почти доходят до конца не очень длинного, широкого и более или менее закругленного хвоста. Оперение орланов обильное. Перья головы и затылка не особенно длинны, но с заостренными кончиками. Основной цвет оперения более или менее темный, яркий или тусклый серый; хвост обыкновенно белый; голова также часто бывает белой.
По берегам всех морей, омывающих Европу, часто встречается орлан-белохвост (Haliaeetus albieilla). Смотря по местности, величина и окраска его сильно варьируют. В длину он имеет 85-90 см, размах крыльев почти 2,5 м, длина крыла 65-70 см, а длина хвоста 30-32 см.
Область распространения орлана-белохвоста и беркута почти совпадают. Эта могучая птица водится во всей Европе; достоверно известно, что она выводит птенцов в Германии, кроме того в Шотландии, Скандинавии, Венгрии, Турции, Греции, Италии, Египте*.
* Наблюдения орлана-белохвоста в Гренландии, на Новой Земле и Шпицбергене также относятся к негнездящимся бродячим птицам.
Орлан-белохвост (Haliaeetus albicilla)
Наконец, в северной и южной России, на востоке ее всей северной и средней Сибири. Вальтер часто встречал орлана-белохвоста близ восточного побережья Каспийского моря, а в марте месяце также несколько раз на Амударье. На севере я встречал его по берегам Оби всюду, где они лесисты, но раз также среди тундры к северу от Урала. Достоверно известно, что он водится в Исландии, на Шпицбергене, Новой Земле и в Гренландии**.
* * Орлан-белохвост в настоящее время не гнездится ни в Палестине, ни в Египте. Скорее всего, он не гнездился там и во времена Брема, просто взрослых бродячих птиц принимали за гнездящихся.
На Амуре и в северном Китае он встречается часто, так как область его распространения простирается даже и на Японские острова.
Нельзя также не упомянуть в этом сочинении о североамериканском белоголовом орлане (Haliaeetas leticocephalus) не только потому, что он заменяет в Америке наш европейский вид, но главным образом ввиду того, что он неоднократно залетал в Европу и, как говорят, был даже убит в Германии. Он меньше орлана-белохвоста. Имеет в длину от 72-85 см, размах крыльев 190-211, длина крыла 52-57, длина хвоста 27-30 см. У старых птиц окраска оперения туловища однообразная темно-бурая, причем каждое отдельное перо снабжено более светлой каемкой, голова же, верхняя часть шеи и хвост ослепительно белого цвета, маховые перья черные; глаза, восковица, клюв и ноги окрашены несколько светлее, чем у его европейского родича. У молодых птиц оперение почти сплошь черно-бурое.
Образ жизни и характер всех известных мне больших орланов чрезвычайно сходны: это ленивые, но сильные, выносливые и упрямые хищные птицы и притом принадлежащие к числу самых опасных хищников. Приступая к характеристике этого рода, считаю уместным начать с поэтического описания белоголового орлана, данного Одюбоном.
Белоголовый орлан (Haliaeetus leucocephalus)
"Чтобы получить понятие об этой птице, перенеситесь на берега Миссисипи в то время, когда приближение зимы пригоняет сюда из северных местностей миллионы водяных птиц, ищущих на юге более мягкого климата. На берегу этой широкой реки вы увидите орла, величественно сидящего на самой верхушке высочайшего дерева; своими сверкающими глазами он осматривает всю окрестность и внимательно прислушивается ко всякому звуку, издалека достигающему его чуткого уха. Время от времени он обращает свои взоры на землю, и от них не ускользнет даже совершенно бесшумно крадущийся молодой олень. Самец уселся на дерево, находящееся на противоположном берегу реки, и иногда среди тишины и спокойствия раздается его крик: это он перекликается со своей самкой. Она тогда раскрывает свои широкие крылья, наклоняет ниже туловище и отвечает на крик звуками, напоминающими хохот сумасшедшего; затем она тотчас принимает прежнее положение и снова наступает полная тишина".
"Разные виды уток - шилохвосты, свиязи, кряквы - быстро проплывают мимо вниз по течению реки, но орлан не нападает на них. Но в тот же момент слышится издали дикий, напоминающий звук грубы. крик приближающегося лебедя. Над рекой раздается зов самки орлана, предупреждающей об этом самца. Он вдруг встряхивается и клювом приглаживает свои перья. Вот уже показалась белоснежная птица; ее длинная шея вытянута, она озирается кругом, чтобы вовремя заметить приближение какого-нибудь врага. Длинные крылья, по-видимому, с трудом поддерживают тяжелое туловище, и потому птица все время машет ими; ноги, приспособленные для плавания, помогают также изменять направление полета. Намеченная орланом добыча приближается. В то самое мгновение, когда лебедь пролетает мимо пары опасных хищников, орлан-самец поднимается с вселяющим ужас криком, который для лебедя более страшен, чем даже звук ружейного выстрела. Теперь настал тот момент, когда орлан проявляет всю свою силу. Он скользит по воздуху, подобно падучей звезде, и с быстротой молнии устремляется на дрожащую жертву, которая в смертельном страхе и отчаянии употребляет все свое искусство, чтобы на лету увернуться от жестокого врага, угрожающего ей смертью. Лебедь поднимается, меняет направление полета и охотно бросился бы в реку, если бы орлан не был знаком со всеми его уловками и не заставлял бы его все время держаться на высоте. Наконец лебедь теряет надежду на спасение, страх одолевает его, и он падает духом, видя смелость и быстроту противника. Еще одна отчаянная попытка спастись - и орлан вонзает свои когти под крылья жертвы и с непреодолимой силой заставляет ее спуститься вместе с ним на ближайший берег".
"Теперь мы можем убедиться в жестокости этого опаснейшего врага пернатых. Выпрямившись над издыхающей под ним жертвой, он сжимает свои сильные лапы и вонзает острые когти глубоко в сердце умирающей птицы. Он шумно проявляет свою радость в то время, как его жертва судорожно вздрагивает под ним. Самка все время наблюдала за всяким движением самца и если она не поспешила к нему на помощь, то только потому, что чувствовала, у самца совершенно достаточно силы и храбрости. Теперь же она спускается к нему, они вместе переворачивают несчастного лебедя грудью кверху и принимаются за еду". Только поэт, каковым был Одюбон, может так живо описать нападение орлана на его беззащитную добычу. Одюбон передал в своем описании то, что действительно видел: краски нарисованной им картины вполне соответствуют действительности. К сожалению, я не могу далее цитировать этого автора, не растягивая чересчур своего описания; мне следует попытаться передать все то, что еще известно еще о нашем орлане, как можно более кратко*.
* Поэтическое описание охоты белоголового орлана на лебедя, конечно, плод фантазии Одюбона. Лебедь - слишком крупная и сильная птица чтобы орлан мог с ней справиться. Скорее всего Одюбон наблюдал охоту орланов за каким-нибудь другим объектом, но для большей эффектность и красочности описания заменил этот объект лебедем. Белоголовый орлан одна из наиболее изученных птиц Северной Америки. Основной объект его питания - рыба, а птицы (утки и гуси) занимают второстепенное место.
Все орланы вполне заслуженно называются морскими орлами. Они преимущественно береговые птицы, по крайней мере, только в исключительных случаях они удаляются на значительные расстояния от воды. Внутри материков старые орланы встречаются почти только по берегам больших рек и озер, молодых же, напротив, часто можно бывает видеть и очень далеко от моря. С того времени, когда они начинают летать и вплоть до периода спаривания, т.е. в течение нескольких лет, молодые орланы странствуют по всему белому свету, летая, куда глаза глядят. И во время таких путешествий появляются в самых центральных частях материков, следуя вверх по течению больших или, по крайней мере, значительных рек. Большею частью орланов не замечают во время этих путешествий, так как они обыкновенно летят на очень большой высоте.
Старые орланы гораздо реже решаются отправиться на кочевку, во-первых, потому, что они неохотно покидают свое постоянное местожительство, а во-вторых, потому, что они более опытны в своем хищническом ремесле, чем молодые. Они даже не всегда переселяются из России или других северных, лежащих вдали от моря местностей. А просто перелетают зимой ближе к населенным местам и живут вблизи их, голодая и жадно высматривая, нельзя ли чем-нибудь поживиться, пока не раздобудут или какую-нибудь падаль, или собаку, кошку, поросенка, козленка, курицу, тетерева, гуся, утку. Впрочем, как бы далеко ни странствовал орлан, он только в крайнем случае удаляется от воды. Они не избегают степей, а в южной России даже решаются строить там гнезда, но поселяются непременно близ реки.
За исключением периода размножения, орланы живут большею частью обществами, походя в этом скорее на грифов, чем на орлов. Удобно расположенный лес или скала служат местом собрания или ночлега; среди лета они охотно ночуют на небольших островах, особенно на шхерах, часто также они проводят ночь в лесу близ берега, а иногда даже и далеко от воды. В таком случае они помещаются всегда на одном из нижних сучков вершины высокого дерева, так что густая листва почти совершенно закрывает их. Если в окрестности орлан может иметь обильную добычу, то он возвращается на такое место ночлега с таким же постоянством, как и в свое гнездо. Он прилетает поздно на ночлег и рано утром, еще до восхода солнца, отправляется осматривать тот район, в котором охотится. Если он скоро найдет добычу, то наедается еще до полудня и затем несколько часов отдыхает, вычистив сначала свой клюв и напившись воды; при этом он роется клювом в оперении, иногда также немного поспит, а в послеобеденное время отправляется вторично на охоту, с которой возвращается уже прямо на ночлег.
Подобно беркуту, орлан охотится за всякой дичью, с которой может справиться, и при всяком удобном случае пускает в дело свои неоперенные лапы, чрезвычайно облегчающие ему рыбную ловлю. Ежу, несмотря на его иглы, точно так же, как и лисице с ее острыми зубами, трудно спастись от этого хищника; дикому гусю его осторожность помогает не больше, чем ныряющим птицам их уменье скрываться под водой. Близ берега моря он преследует различных морских птиц, особенно уток и гагар, а также рыб и морских млекопитающих. К смелости и уверенности в своей силе у этого хищника присоединяется еще удивительная настойчивость. Гомейер видел, как орлан несколько раз сряду бросался на лисицу, которая, как известно, умеет постоять за себя. Этот же натуралист слышал от очевидцев, к рассказу которых можно отнестись с полным доверием, что в другом подобном случае одному орлану чуть было не удалось убить выслеженную им лисицу, беспрестанно нападая на нее, ловко уклоняясь от ее опасных зубов и никаким образом не дозволяя ей укрыться в соседнем лесу. Что стада мелкого скота сильно терпят от этого орла, достаточно известно; не подлежит также сомнению, что он нападает на детей.*
* Что касается мелкого рогатого скота, то орлану не под силу убить взрослую овцу или козу, он обычно довольствуется падалью, хотя новорожденные ягнята и детеныши северного оленя вполне доступная ему пища. Высказывания о нападении на детей, разумеется, относятся к разряду басен. Их включают в свои повествования рассказчики, чтобы подчеркнуть хищнические наклонности крупных хищных птиц, показать, какие они грозные и страшные.
Нордман рассказывает даже, что в Лапландии орлан бросился на одного лысого рыбака, другой орлан утащил из рыбацкой лодки только что пойманную щуку, пока сидевший тут же рыбак приводил в порядок сеть.
На птичьих горах севера орлана можно бывает встретить постоянно, и здесь он преспокойно вытаскивает птиц из их гнезд. Гагар он настигает на лету, молодых тюленей уносит на глазах матерей, а рыб преследует глубоко под водой. Иногда, впрочем, эти попытки ему не удаются. Киттлиц слышал от камчадалов, что иногда дельфин, на которого бросается орлан, утаскивает его с собой в воду, где он и погибает. Ленц же рассказывает следующее: "Орлан носился над Гавелем и заметил осетра, на которого он тотчас же и бросился; но смелый хищник слишком понадеялся на свою силу: осетр оказался для него чересчур тяжелым, и он не мог вытащить свою добычу из воды. Но в то же время и рыба была не в силах утащить орла с собой вглубь. Осетр, как стрела, несся над самой поверхностью воды; на нем сидел орел с распростертыми крыльями, так что оба они напоминали корабль, идущий под парусами. Несколько человек, заметив это странное зрелище, сели в лодку и поймали осетра вместе с орланом, который так глубоко вонзил когти в рыбу, что уж не мог вытащить их".
В степях южной России орлану часто приходится довольствоваться самой жалкой дичью. Когда он охотится вдали от реки, то, по словам Нордмана, главную добычу его составляют маленькие степные млекопитающие и птицы. Сидя на верстовых столбах или на холмах, насыпанных для обозначения дороги, зимой часто в непосредственной близости от людских жилищ, он подкарауливает сусликов и ящериц; умеет также изловить цокора, схватывая его как раз в тот момент, когда он, роясь, приподнимает верхний слой земли. Орланы любят падаль, пожалуй, не меньше чем грифы, даже близ моря значительную часть их пищи составляет мертвая рыба, выброшенная морем; внутри материков они никогда не упускают случая поживиться найденной падалью.
По физическим способностям все орланы стоят ниже орлов. По земле они движутся, может быть, проворнее последних и, как уже было сказано, умеют до известной степени управляться на воде; но полету их недостает той ловкости и изящества, которыми отличается полет всех благородных орлов. На лету они выглядят иначе: их короткая шея и короткий, сильно закругленный хвост при очень длинных, но довольно узких и почти всюду имеющих одинаковую ширину крыльях, настолько характерны, что их трудно принять за кого-нибудь из благородных родичей. Кроме того, они более тяжело машут крыльями и полет их более медленный, хотя все же летят очень скоро, даже и тогда, когда, совсем не шевеля крыльями, парят, описывая в воздухе круги или скользя по прямому направлению. Зато они превосходят благородных орлов в одном отношении, а именно в искусстве, с которым они управляются на воде; уменьем этим обладают только немногие хищные птицы. Орлан ныряет, бросаясь в воду с высоты, и в этом отношении он может поспорить с любой чайкой или крачкой. По сообщению одного прекрасного наблюдателя, шведского натуралиста Нильсона, иногда орлан, чтобы отдохнуть, прямо-таки опускается на поверхность моря, совершенно подобно плавающей птице, и остается на воде более или менее долго, смотря по желанию. Когда он хочет взлететь, то простирает крылья почти вертикально и одним ударом их поднимается с воды. Органы чувств развиты у него почти так же хорошо, как и у орлов.
В марте для орланов наступает период размножения. Весьма вероятно, что и у них самка часто всю жизнь остается верной одному и тому же самцу, но последнему при приближении всякого другого самца приходится вступить с ним в серьезный бой, и в случае неблагоприятного исхода он может лишиться подруги.
Расположение гнезда зависит от местных условий. Везде, где крутые утесы омываются непосредственно морем, орлан отыскивает подходящее место. Там, где берег моря или большой реки порос лесом, он выбирает для постройки гнезда всякое дерево; если вблизи водного бассейна, изобилующего рыбой, нет ни одного высокого дерева, он довольствуется часто совсем жалкими кустами, которые едва могут вынести тяжесть постройки, и даже камышами.
Всего чаще он гнездится на соснах, а, кроме того, также на буках и дубах. Гнездо представляет огромную постройку, имеющую 1,5-2 м в поперечнике и 30-100 см и даже более в вышину; оно служит одной и той же паре много лет подряд, а от ежегодных починок становится все более и более высоким. Основание сложено из сучьев, толщиною в руку, а верхняя часть гнезда из более тонких ветвей. Очень пологое дно покрыто нежными ветками и выстлано сухой травой, лишаями, мхом и т.п.
В конце марта, редко раньше или немного позже в гнезде можно найти всю кладку, состоящую из двух или трех сравнительно небольших яиц, имеющих только 67-73 мм в длину, 53-57 мм в толщину; яйца эти довольно разнообразны. Скорлупа у них толстая, грубая и крупнозернистая, окраска различная; встречаются и совершенно белые без всяких пятен, и такие, у которых по белому фону рассеяны более или менее многочисленные красноватые, коричневые и темно-бурые пятна. Мне известно, что самец помогает самке высиживать; для отдыха в это время он всегда избирает в некотором отдалении от гнезда скалу или высохший сук, с которых открывается вид на всю окрестность; при малейшей тревоге он тотчас же спешит отсюда на помощь самке. Для вылупившихся птенцов обе птицы таскают множество пищи; они охотятся с тем большим рвением и смелостью, чем больше подрастают их птенцы, и мало-помалу гнездо их обращается в настоящую бойню, где можно найти остатки всевозможных животных в особенности рыб я водяных птиц. Как только они завладеют добычей, направляются прямо к гнезду и при этом, по наблюдениям графа Бамбелли, одного из членов нашего охотничьего общества в Венгрии, пролетают расстояние в 4-5 км так быстро, что приносят своим птенцам еще живых, бьющихся рыб. Если птенец выпадет из гнезда, что нередко случается, и при этом не убьется, то родители продолжают кормить его внизу, как будто с ним ничего не случилось. Если убьют самку, то самец один кормит птенцов. При благоприятных обстоятельствах птенцы уже через 10-14 недель бывают в состоянии покидать гнездо, но после вылета еще часто возвращаются в него. Только к осени они совсем покидают родителей.
В клетке орлан держит себя сначала крайне беспокойно, нападает даже на сторожа, но вскоре он приручается и относится тогда к людям вполне дружелюбно. Поэтому заведующие зоо- логическими садами любят орланов и дорожат ими. При более или менее удовлетворительном уходе орланы переносят неволю так же долго, как и другие родственные им виды. Случаи, что орланы проживали в клетке до 40 лет, не составляют редкости. Относительно тех, которые так долго прожили в неволе, известно, что они только на 10-м или 12-м году приобретают окраску старых птиц, или, что также иногда случается, несут яйца.
В Африке водится самый красивый орлан-крикун (Haliaeetus vocifer). Последний является вообще одним из самых красивых представителей семейства ястребиных и настоящим украшением тех местностей, в которых он обитает. У взрослых птиц голова, шея, затылок, верхняя часть груди и хвост ослепительно-белого цвета, маховые перья голубовато-черные, край крыльев и вся нижняя сторона тела - великолепного красно-бурого цвета; кольцо вокруг глаз, восковица и лапы светло-желтые, клюв, как сверху, так и снизу синевато-черный. Длина этой птицы 68-72 см, длина крыла 50 и длина хвоста 15 см.
Орлан-крикун впервые был открыт Левальяном в южной Африке; позже другие натуралисты встретили его также в западной и во внутренней части северо-восточной Африки. Пара орланов, сидящих на дереве, обвитом лианами и нависшем над зеркальной поверхностью воды, представляет чудную картину, и, как ни избалован глаз наблюдателя в этих местах, изобилующих роскош но окрашенными птицами, эта картина всегда приводит его в восторг.
Образом жизни и характером орлан-крикун вполне походит на своих родичей. Он всегда живет парами, только после периода размножения иногда эти орланы, может быть, собираются временно в общества с более крупными родичами. Каждая пара избирает себе участок, имеющий около 3 км в диаметре. Здесь в утренние часы орланы летают взад и вперед, высматривая добычу; в полдень поднимаются высоко в воздух, чтобы поиграть, кружатся с полчаса и более и время от времени звонко кричат, так что их бывает слышно на далеком расстоянии. "Голосовые средства орлана-крикуна, - говорит Швейнфурт, который, по-видимому, особенно увлекается этими птицами, - замечательны; в этом отношении он не имеет себе подобных в царстве пернатых. Крик его всегда раздается неожиданно и распространяется далеко по гладкой поверхности реки; то он напоминает голоса испуганных женщин, то кажется, что спрятавшаяся где-нибудь толпа шалунов- мальчиков вдруг выскочила с шумом и гамом. Обман слуха бывает настолько полный, что я, например, всегда оглядывался с удивлением, чтобы открыть виновника этого крика, хотя в течение нескольких лет очень часто имел случай наблюдать орланов-крикунов. Этот крик составляет, по-видимому, наиболее существенную их особенность. Когда орлан кричит на лету, то движения его становятся чрезвычайно беспокойными; так и ожидаешь, что он сейчас перекувырнется в воздухе".
Орлан-крикун (Haliaeetus vocifer)
"Когда эти орлы, - пишет Пехуэль-Леше, - во время заката солнца летят в вышине над широко расстилающейся поверхностью воды, они иногда вдруг начинают выделывать на лету удивительные штуки: кружатся, предаваясь какому-то дикому веселью, и при этом сильно вздрагивают и встряхиваются, словно охваченные судорогами. Затем, через известный промежуток времени, слышится их крик, который у них сопровождается такими странными упражнениями". После обеда и под вечер парочка отдыхает на верхушке дерева или на каком-нибудь плавающем стволе, и обе птицы сидят так целыми часами друг возле друга. Всякое новое явление орланы обыкновенно встречают криком; при этом один из них закидывает голову далеко назад, подобно другим орланам, поднимает веерообразно распущенный хвост кверху между крыльями и из груди его с силой вырывается громкий звучный крик. У каждой пары есть свое любимое место отдыха, и если удастся открыть его, то можно быть уверенным, что ежедневно в известный час встретишь там орланов. Для ночлега они выбирают более густой лес, где их убаюкивают свои и криком живущие там попугаи.
Пища орлана-крикуна состоит из рыбы и падали На рыбу он бросается с большой высоты, ныряет за ней глубоко в воду и затем снова поднимается, тяжело махая крыльями. За падалью или опускается на землю, заметив ее здесь, или вытаскивает ее из воды, если она плывет вниз по реке. Гартман узнал в Судане от туземцев, что орлан также вытаскивает из воды большие раковины и разбивает их на скалах.
Я видел однажды, как орлан-крикун преследовал цаплю; другой раз он съел подстреленного нами коршуна. Но все-таки я не думаю, чтобы орлан постоянно охотился за высшими позвоночными, как утверждает Левальян, нашедший кости газели в числе других остатков от его обеда. "Мы ни разу не видали, - говорит Пехуэль-Леше, — чтобы орлан-крикун преследовал птиц или млекопитающих; они и не боятся этого орла". Зато с другими хищными птицами у орлана-крикуна далеко не мирные отношения; особенно яростно он нападает на грифов и, благодаря своей ловкости, обыкновенно остается победителем. Он не терпит конкурентов по своему ремеслу. Однажды Гейглин видел, как орлан-крикун с криком бросился на другую хищную птицу и отнял у нее рыбу. Ливингстон не раз был свидетелем того, как орланы мучили пеликанов до тех пор, пока последние не извергали из своего мешка пойманных ими рыб и не уступали их своим мучителям.
В неволе орланы-крикуны держат себя совершенно так же, как и остальная их родня. Они скоро приручаются и встречают тогда хозяина звонким криком. Насколько можно судить по имеющимся наблюдениям, они легко переносят наш суровый климат. В зоологических садах пленные орланы-крикуны живут из года в год на открытом воздухе.
Пальмовый гриф, или грифовый орлан (Gypohierax angolensis), о котором здесь идет речь, внешним видом и осанкой гораздо более похож на стервятника. Клюв у него сильный, хотя длинный и очень узкий. Верхняя половина его слегка дугообразно изогнута, коротка и оканчивается тупым крючком на краях нет зубцов; нижняя половина большая и приблизительно на одну треть менее высокая, чем верхняя. Восковица прикладывает половину клюва; ноздри имеют вид широких щелей, расположенных несколько косо в продольном направлении. Уздечка голая, ноги слабые. Пальцы сравнительно короткие, вооруженные не особенно большими кривыми когтями. Крылья длинные и острые. Оперение взрослой птицы все белое, за исключением черных кончиков больших маховых перьев, малых маховых перьев, плечевых перьев и широкой черной полосы. У молодых птиц однообразное темно-бурое оперение и бурые глаза. Только на третьем или четвертом году молодые птицы вполне приобретают окраску взрослых. В длину он имеет 60 см, длина крыла 40, а хвоста 20 см.
Пальмовый гриф, или грифовый орлан (Gypphierax angqlensis)
Относительно образа жизни этой птицы, известной уже в течение целого столетия, мы только в последнее время получили сведения от Рейхенова. Преимущественно на основании его наблюдений нами и составлено последующее описание. "Пальмовый гриф часто встречается под тропиками в западной Африке. В восточной же был убит до сих пор только один экземпляр на острове Пемба, к северу от Занзибара. На западном побережье, внутри указанных нами пределов, он принадлежит к числу наиболее обыкновенных хищных птиц. По Золотому берегу вплоть до Габона я встречал его повсюду, где только имелись подходящие условия для его существования. Питаясь преимущественно рыбой, он может жить только вблизи воды, на морском берегу или около рек; на плохо орошаемых возвышенностях и горах он представляет такую же редкость, как и наш орлан-белохвост внутри европейского материка. Наиболее удобное местожительство представляют для этого орлана болотистые пространства, тянущиеся вдоль рек, особенно там, где воды больших западноафриканских рек несут с собой громадное количество ила, мутящего море на протяжении многих миль и образующего часто обширные дельты. Эти болотистые местности главным образом покрыты зарослями мангровых деревьев, и только местами, украшенные пальмами и колючими панданусами, пересекаются узкими речными рукавами, которые очень редко посещаются человеком; здесь-то обыкновенно и устраивают свои жилища пальмовые грифы. Они представляют здесь настолько обыкновенное явление, что могут быть отнесены к числу птиц, наиболее характерных для пустынных болотистых местностей. Их можно видеть сидящими в одиночку или парами на верхушке дерева и отдыхающими после еды или играющими высоко в воздухе, причем они то описывают круги, то несутся над самой поверхностью воды, высматривая добычу. Сидящий пальмовый гриф держится довольно прямо; его длинный клюв и голая передняя часть головы делают его настолько похожим на королевского грифа, что его узнаешь только тогда, когда он поднимется. Особенностями своего образа жизни он напоминает нашего орлана-белохвоста, только все движения его более медленны. На лету он также имеет более всего сходства с орланом-белохвостом. Подобно белохвосту, он тоже иногда, играя, бросается вниз с большой высоты и затем, спокойно паря, снова поднимается в вышину. Впрочем, у него манера охотиться иная, чем у орлана-белохвоста; в этом отношении он скорее напоминает коршунов. Охотясь, он низко несется над поверхностью воды и, заметив рыбу, спускается довольно медленно по дугообразной линии, чтобы схватить ее на поверхности. Я никогда не видал, чтобы этот гриф бросался круто, завидев добычу. Кроме рыбы он, по-видимому, питается моллюсками, которые во множестве находятся на болотистых берегах устьев рек. Впрочем, возможно, что иногда нападает на млекопитающих и птиц. Не раз мне случалось видеть его преследующим серых попугаев, которые улетали от него с явными признаками страха и громким криком. Сначала я скорее склонен был смотреть на эти преследования, как на игру, но ввиду интересного наблюдения Ушера, видевшего, как пальмовый гриф бросился на молодую козу, должно предположить, что он преследует попугаев с враждебными намерениями. Но я считаю невероятным, чтобы пальмовый гриф ел косточки плодов пальм, как утверждает Пэль*.
* Как показали специальные исследования, плоды гвинейской пальмы и раффии, или винной пальмы, составляют существенную долю в питании грифа.
Удивительна молчаливость этой птицы. Хотя я в течение полугода мог почти ежедневно наблюдать ее в низменностях Камеруна, я ни разу не слышал от нее ни одного звука.
Гнездо я всегда находил на одном из самых высоких деревьев того района, в котором жила пара этих птиц. На время периода размножения пальмовые грифы часто покидают устья рек и летят вверх по течению туда, где растут гигантские хлопчатники и баобабы, на которых удобнее строить гнездо, чем на низких мангровых деревьях. Гнездом, устраиваемым на верхушке или на вилообразно расходящихся сучьях упомянутых нами деревьев, птицы пользуются несколько лет подряд, и потому оно достигает значительных размеров. Кладка состоит, по-видимому, только из двух яиц. К сожалению, я не мог вполне убедиться в этом; мне ни разу не удалось достать яйца из гнезда, хотя самые гнезда я видал несколько раз; но они всегда находились на совершенно недоступных для меня местах. Что негры умеют, тем не менее, добираться до этих гнезд, доказывают нередко привозимые в Европу живыми молодые грифы".
Во многих отношениях значительно расходятся с этим рассказом сообщения Пехуэль-Леше. "Эта коренастая птица или отдыхает в ленивой позе на суке дерева, растущего на берегу или среди саванны, или, реже, кругами носится по воздуху на сравнительно небольшой высоте и медленно парит над берегом моря или над водами, прорезывающими материк. По дороге этот гриф схватывает крабов, раковины, следующих за приливом рыб и подобную легко добываемую мясную пищу. Никогда мы не видали, чтобы он бросался стремглав с высоты на свою добычу или долго преследовал какое-нибудь животное. Я также ни разу не замечал, чтобы какая-нибудь птица или млекопитающее выказывали страх перед ним. Он схватывает только то, что случайно попадется ему по пути и, как на свободе, так и в неволе, охотно питается плодами масличной пальмы. Когда мы охотились за водяными птицами, не раз случалось, что после удачного выстрела какой-нибудь находившийся поблизости пальмовый гриф преспокойно подлетал и уносил подстреленную птицу, несмотря на наш крик и угрожающие жесты. Один старый гриф в течение нескольких недель ежедневно появлялся утром около нашего жилища как раз, когда мы стреляли для обеда зеленых голубей, постоянно пролетавших мимо нас в одно и то же время. Он садился на баобаб и терпеливо дожидался, пока мы уйдем, чтобы тогда подобрать то, что оставалось от нашей добычи".
"Мы можем назвать пальмовых грифов вполне безвредными или даже полезными птицами; туземцы также не сообщили нам ничего, что говорило бы не в их пользу. Поэтому их никто не преследует. Местами, конечно, за ними охотятся из-за мяса, которое приобретает приятный вкус, может быть, вследствие того, что они отчасти питаются плодами масляной пальмы. У негров племени Кру, этих западно-африканских странствующих мастеров, мясо их считается даже одним из самых лакомых блюд".
Осоед (Pernis apivorus) достигает 59-62 см в длину; размах его крыльев 135-140, длина крыла 40, длина хвоста 23 см. Оперение подвержено разнообразным изменениям; но, по наблюдениям Берендса, особенности окраски сохраняются в течение нескольких поколений, так что птенцы двух родителей одинакового цвета наследуют их окраску. Иногда оперение бывает однообразного бурого цвета, только на хвосте три больших и несколько маленьких коричневых полос, да голова у самца серо-голубая; часто также верхняя сторона туловища бывает бурой, а нижняя более или менее испещрена белыми пятнами или скорее белая с бурыми поперечными пятнами и с черными стержневыми полосками. Молодые птицы обыкновенно коричневые или желто-бурые; перья на голове у них светлее, а стержни более темные. Кроме указанных видоизменений окраски, существует и мною других. Глаза у осоеда бывает всяких оттенков, начиная от серебристо-белого до золотисто-желтого; клюв черный, восковица золотисто-желтая, ноги лимонно-желтые.
Осоед (Perm's apivorus)
Вся Европа, за исключением самых северных стран, может считаться отечеством осоедов. Начиная от средней Скандинавии и Финляндии, они водятся решительно повсеместно, но всюду, разве только за исключением восточной России, встречаются поодиночке и только местами. На низменностях он попадается чаще, чем в горных местностях: вообще на высоте более чем на 1000 м над уровнем моря он, по-видимому, не встречается; кроме того, присутствие или отсутствие осоедов в какой-нибудь местности зависит от характера леса. Исключительно хвойных лесов осоед избегает или, по крайней мере, там, где может выбирать, предпочитает лиственные. По словам Альтума, он охотнее поселяется в буковых лесах, чем в дубовых.
"Осоед, - говорит Науман, - совсем неблагородная и трусливая птица; по этому качеству он превосходит всех наших хищных птиц. Главные черты его характера - добродушие, трусливость и вместе с тем глубокое упрямство. Он пуглив, летает медленно, тяжело и обыкновенно низко над землей; на лету он лениво, а при поворотах и довольно неловко машет крыльями, по временам парит и в таком случае кажется менее неповоротливым; вообще полет его более тихий и медленный, чем у других его родичей. Прибавлю еще, что, когда он летит, его легко отличить от канюка, часто встречающегося в Германии. Осоед кажется значительно больше вытянутым в длину и хотя он своей фигурой на лету напоминает трезубец, его всегда можно отличить по его более длинным крыльям и хвосту. В период любви он также выделывает разные фокусы.
"Во всем поведении осоеда, - продолжает Науман, - проявляется величайшая лень. Целыми часами он сидит на одном месте, обыкновенно на межевом камне или на уединенно стоящем дереве, высматривая добычу. Вопреки обыкновению других хищных птиц, довольно свободно двигается по земле и часто на ходу преследует насекомых. Когда идет по земле, подняв высоко голову и растопырив головные и затылочные перья, пожалуй, его можно было бы принять за небольшого орла, если бы его тотчас не выдавала походка, которой он напоминает скорее ворону. Крик его - торопливое, часто повторяющееся "ки-ки-ких", тянущееся иногда несколько минут сряду".
Осоед вполне заслуженно носит свое имя, так как пищу его главным образом составляют осы и другие перепончатокрылые. До тех насекомых, которые строят свои гнезда над землей, он добирается, вероятно, сбрасывая их жилища с ветвей, к которым они прикреплены, а живущих под землей он добывает, разрывая их подземные постройки. "Однажды я видел, - пишет мне Либе, - пару осоедов, которые были заняты тем, что на краю одного поля раскапывали шмелиное гнездо. Самка хватала лапами дерн и землю и вырывала кусок за куском, причем помогала иногда и клювом. Самец несколько раз на короткое время сменял свою подругу. Приблизительно через четверть часа они окончили свою работу".
Если эта птица откроет пчелиное или осиное гнездо, ее нелегко отогнать от него. "В одно июльское утро, - рассказывает Берендс, - крестьянин заметил осоеда, занятого раскапыванием осиного гнезда. Хотя его несколько раз спугивали, он вскоре снова появлялся и усердно принимался за прерванную работу. В полдень я его застрелил прежде, чем он успел раскопать гнездо. В его зобу и желудке я нашел только остатки жуков и ни малейшего следа ос, которые, однако, во время шестичасовой работы осоеда целыми сотнями кружились около него; он отгонял их от себя, встряхивая головой. Это явление возбудило мое внимание, и я очень обрадовался, когда вскоре после того мне удалось достать старую, легко раненую самку, и я получил возможность производить над ней опыты. Когда я предлагал ей осу, то она не только не ела ее, но даже отворачивалась; если же она и решалась схватить осу, то сейчас же и бросала ее. Сколько раз я ни повторял опыт, результат был один и тот же. Никогда я не мог заставить птицу съесть осу". Берендс, взгляд которого мы будем опровергать далее, замечает затем, что осоед, кроме ос и пчел, ест еще саранчу, жуков, гусениц, лягушек и ящериц. Остатки теплокровных животных Берендс находил в их желудке только изредка.
За исключением Берендса, все наблюдатели, рассматривавшие насекомых, находившихся в зобу и желудке осоеда, единогласно утверждают, что он непременно откусывает жало у всех перепончатокрылых, шершней, ос, шмелей и пчел, прежде нем проглотит их. По словам Наумана, он умеет так ловко ловить этих насекомых, что, когда он схватывает их, они располагаются у него в клюве сбоку в поперечном направлении. Быстро сжимая челюсти, осоед откусывает конец брюшка насекомого на расстоянии миллиметра от жала, так что откушенный кусок отпадает; он никогда не проглатывает жала, так как иначе оно могло бы нанести ему смертельную рану, вонзившись во рту или глотке. Над всеми насекомыми он производит эту операцию, и никогда в содержимом его желудка не находили ни одного жала. Во время охоты за осами и пчелами его достаточно защищают от укусов летающих вокруг него насекомых жесткое оперение и твердые щитки, покрывающие его лапы.
Тотчас после прилета на родину осоед принимается за постройку нового или за починку старого гнезда. Он строит его всего охотнее в лиственных лесах, граничащих с полями и лугами. Только в крайности он сам строит себе гнездо: гораздо охотнее пользуется готовым гнездом, в котором в предыдущем году жил сарыч или коршун, или даже старым вороньим гнездом, которое он чинит, обыкновенно употребляя для этого свежие зеленые прутья. Когда он решится сам строить себе гнездо, то принимается за дело в высшей степени неловко и небрежно. Постройка в таком случае выходит чрезвычайно плохая и состоит обыкновенно из нескольких слоев тонких прутьев, которые иногда бывают так неплотно наложены один на другой, что видны насквозь яйца, если смотреть на гнездо снизу.
Во время периода любви самцы и самки осоедов, подобно другим ястребиным птицам и особенно канюкам, играют друг с другом высоко в воздухе, и тогда, по словам Наумана, бывает очень интересно смотреть на эти игры, происходящие над тем местом, где находится гнездо осоедов. Парочка их, не шевеля крыльями, большими кругами взлетает на высоту, поднимаясь по спиральной линии. Самец постепенно отделяется от самки и залетает на еще большую высоту; затем отсюда он почти с вертикально поднятыми крыльями, как-то особенно быстро покачиваясь, спускается снова к самке, но тотчас опять кругами поднимается на большую высоту, чтобы еще раз спуститься к ней, затем снова взлетает на высоту; и так они играют друг с другом иногда в течение четверти часа.
Кладка состоит из двух яиц,* форма и цвет которых изменчивы; то они шарообразны, то яйцевидны.
* Кладки осоедов обычно содержат два яйца, но бывают гнезда с одним или тремя яйцами.
Скорлупа у них более или менее блестящая, желто-белая или красно-бурая со светлыми или темными пятнами, цвет которых иногда всюду одинаков, иногда же на одной половине яйца темнее, чем на другой. По наблюдениям Саксэ, осоед несет яйца никак не раньше конца мая и притом второе яйцо через промежуток от трех до пяти дней после первого. "Самец и самка сидят на яйцах попеременно и кормят друг друга личинками ос и шмелей; личинки эти приносятся осоедами вместе с сотами, и часто в гнезде образуются большие запасы. Замечательно смелыми бывают осоеды, когда они сидят на яйцах. Шестого июня 1870 года я рассчитывал найти яйца в одном гнезде, которое перед тем много раз осматривал. Осоед сидел в нем; хвост его высовывался из гнезда. Я постучал палкой о дуб, но осоед не шевельнулся. Только после того, как я несколько раз принимался стучать, он сел на край гнезда, нахохлился, поднял перья на голове, злобно посмотрел на меня, встряхнулся и снова уселся на яйца. Только, когда я уже почти добрался до самого гнезда, осоед, нисколько не торопясь, пошел вдоль сука, на котором находилось гнездо, и затем уже полетел. Преследуемый воронами и разными небольшими птицами, он некоторое время летал вокруг дерева и затем снова опустился, шагах в 50 от меня. Оказалось, что яйца высиживались уже в течение 4-5 дней. Не раз со мной случалось, что осоед улетал из гнезда только тогда, когда я уже почти мог схватить его.
Сначала птенцы кормятся гусеницами, мухами и другими насекомыми; родители собирают эту пищу в глотку и выбрасывают потом птенцам. Позже они приносят птенцам целые соты, наполненные личинками, и осиные гнезда, а под конец даже молодых лягушек, птиц. Птенцы после того, как научатся летать, некоторое время еще ночуют в гнезде; потом они начинают кочевать, причем сначала держатся все вместе и, вероятно, все еще возвращаются на то место, где родились. Под руководством своих родителей они скоро научаются сами добывать себе пищу, но, несмотря на это, еще долго остаются в некоторой зависимости от них".
Во всех частях света распространены коршуны. Представители немногих установленных до сих пор видов чрезвычайно сходны между собою. Голова у них большая и круглая, туловище коренастое, клюв короткий, сравнительно высокий, сильно изогнутый в длинный крючок. Крылья очень длинные, так что, когда они сложены, то заходят дальше короткого хвоста, имеющего на конце небольшую выемку. Чрезвычайно густое оперение состоит из очень нежных, как бы рассученных шелковистых перьев, как у сов.
У чернокрылого дымчатого коршуна (Elamis caeruleus) верхняя сторона тела окрашена в красивый пепельно-серо-голубой цвет, лоб и нижняя сторона тела белые, кроющие перья крыльев и плечи черные. У молодых птиц верхняя сторона буровато-серая, а нижняя светло-желтая. Взрослый самец имеет 35 см в длину; размах крыльев 78, длина крыла 30, длина хвоста 14 см. Самка немного больше самца.
Уже в Сирии дымчатый коршун попадается нередко, а в Египте он принадлежит к числу довольно обыкновенных птиц. Начиная отсюда, распространен во всей Африке и южной Азии; нередко залетает также и в Европу, где его убивали не только в Испании, южной Италии, Греции, но не раз также и во Франции, Германии, Великобритании. Там, где коршун является постоянным жителем, а не гостем, как у нас в Европе, он поселяется всего охотнее в тех местностях, где леса чередуются с полями. По наблюдениям Жердона и других ученых, в Индии они водятся всюду, где по условиям местности могут найти достаточную для их пропитания добычу. Они живут всегда парами и не соединяются в общества с другими птицами того же вида, разве только летают вместе с птенцами, пока те требуют еще обучения. Впрочем, пары живут очень близко одна к другой, и благодаря этому иногда случается увидеть сразу в воздухе несколько пар.
По образу жизни дымчатый коршун имеет много общего, с одной стороны, с канюками, с другой - с совами. Он бывает особенно деятелен рано утром и вечером, летает также и в сумерки, когда другие хищные птицы уже отправляются на покой. Летит ли коршун или сидит на одном из своих излюбленных постов, его всегда легко бывает узнать. На лету он отличается от большинства других хищных птиц тем, что высоко держит крылья, так что концы маховых перьев находятся значительно выше туловища.
Чернокрылый дымчатый коршун (Elanus caeruleus)
Когда он сидит, его еще издалека легко узнать по ослепительной окраске, которая сверкает под лучами южного солнца. В Египте он имеет обыкновение отдыхать, сидя на журавлях колодцев, которыми крестьяне пользуются для орошения своих полей. В Нубии он выбирает те деревья, с которых всего лучше можно видеть всю окрестность. Заметив добычу или почувствовав голод, дымчатый коршун слетает с дерева и, почти не шевеля крыльями, парит на умеренной высоте. Увидев бегущую по земле мышку или саранчу, он трепещется некоторое время на одном и том же месте, затем складывает крылья, устремляется вниз и, в случае удачи, относит добычу на свой наблюдательный пост, чтобы там съесть ее. Саранчу он поедает часто и на лету, но мышей всегда относит на дерево. На одном каком-нибудь большом поле может наловить достаточно добычи для того, чтобы насытиться. Главную, даже почти исключительную пищу его составляют мыши; саранчу он ест лишь между прочим. Конечно, не пренебрегает и птенцами, которых ему иногда случается находить в гнездах, а также, по словам Гейглина, и ящерицами, водящимися в пустыне. Он нападает даже на летучих мышей, за которыми охотятся, кроме него, еще только некоторые виды сов.
Дымчатый коршун не только красивая, но и приятная птица. В Египте она относится к человеку доверчиво и имеет для этого полное основание. Она без всякой боязни летает около работающих крестьян. К своей самке самец относится очень нежно. Безобидных птиц не трогает; сильных же хищных птиц преследует с громким криком. Голос его похож на голос нашего чеглока, но отдельные тоны более продолжительны; они почти свистящие и бывают слышны издалека.
В Америке живет миссисипский коршун (Ictinia mississipiensh). Он достигает 37 см в длину; размах крыльев 95 см, длина крыла 29, длина хвоста 13 см. Голова, шея, малые маховые перья и вся нижняя сторона тела чисто-свинцового цвета, причем следует заметить, что на лбу и на кончиках малых маховых перьев цвет этот переходит в серебристо-белый. Остальные части тела, за исключением черных уздечки и век, окрашены преимущественно в темный свинцово-серый цвет, переходящий на верхних покровных перьях крыльев и хвоста, а также на больших маховых и рулевых перьях в серо-черный. Глаза кроваво-красные, клюв черный, ноги карминно-красные.
Область распространения миссисипского коршуна простирается только на южные и юго-западные окраины североамериканских стран, омываемых Мексиканским заливом. Отдельные экземпляры залетали в южную Каролину и даже еще севернее, так что иногда здесь удавалось подстрелить их; но настоящая их родина Техас и Мексика.
"С наступлением весны, — рассказывает нам Одюбон, - миссисипский коршун появляется на берегах той величественной реки, имя которой он носит, и кочует вдоль нее, долетая до Мемфиса. В Луизиану он прилетает в половине апреля небольшими стаями, штук в 5 или 6, и поселяется в лесах по берегам рек. Вглубь страны не залетает. По-видимому, всего охотнее поселяется на недавно посаженных плантациях, находящихся поблизости воды. Полет миссисипского коршуна красивый и сильный; он неутомим и залетает на такую высоту, на которую может подняться еще только один вилохвостый коршун. Часто этот коршун парит в воздухе, совершенно не двигая крыльями, и описывает правильные круги. Также часто, сложив крылья, он вдруг, словно стрела, устремляется косо вниз и проносится над самыми ветвями, на которых заметил ящерицу или какое-нибудь насекомое; иногда случается видеть, как он, с изумительной ловкостью, летает вокруг верхушки или ствола дерева, намереваясь схватить добычу. Порою коршун летает зигзагами, как бы спасаясь от преследований опасного врага, а иногда кажется, что он кувыркается на лету, подобно голубю-турману.
Дальние путешествия совершает небольшими перелетами, обыкновенно сопровождаемый целой свитой ласточек. Иногда же парит на большой высоте среди ворон и грифов или в обществе вилохвостого коршуна. Грифа он охотно дразнит, пока этот трус не спустится на землю, чтобы прекратить неприятную для него игру. Преследуя крупное насекомое, пресмыкающееся или небольшого гада, коршун поворачивается боком, вытягивает лапы с широко раскрытыми пальцами и обыкновенно моментально схватывает добычу. По-видимому, он съедает ее на лету с не меньшим удовольствием и удобством, чем сидя на дереве. На землю он никогда не спускается, пока здоров. На млекопитающих никогда не нападает, хотя и любит преследовать лисицу, громко крича и бросаясь на нее; птиц также не трогает". По Риджваю, пища его главным образом состоит из разных цикад и кузнечиков, а отчасти также и из маленьких змей. Он не всегда схватывает добычу когтями, а пользуется для этого также и клювом.
Гнездо свое миссисипский коршун устраивает на верхних ветвях самых высоких деревьев, преимущественно на роскошных магнолиях и белых дубах, составляющих украшение всех южных штатов. Постройка эта бывает очень проста и похожа на гнездо вороны; она состоит из набросанных друг на друга ветвей, обложенных сверху испанским мхом, корой виноградных лоз и сухими листьями. Два или три кругловатых яйца разрисованы множеством темных шоколадно- бурых и черных пятен по зеленоватому фону. В длину они имеют 40 мм, а наибольший поперечник равняется 35 мм, так что они округлы и без всяких пятен. Обе птицы высиживают яйца и так любят своих птенцов, что храбро защищают их от всякого врага, даже от человека. Одюбон сообщает, что пара коршунов, гнездо которых он велел достать, несколько раз проносилась около самой головы негра, лазавшего за гнездом. Птенцы, как только научатся летать, становятся похожи на родителей и еще до зимнего перелета вполне приобретают оперение взрослых птиц.
Вилохвостый коршун (Elanoides forficatiis) - один из самых замечательных и, несмотря на простоту своей окраски, один из наиболее великолепных представителей птиц Южной и Средней Америки; он нередко залетал также и в Европу и потому причисляется также к птицам и этой части света. Туловище у него коренастое, шея короткая, голова небольшая, но сильно вытянута в длину. Клюв довольно длинный, но низкий, слегка загибающийся уже от основания и образующий крепкий крючок, края его прямые без зубцов и выемок, разрез рта очень глубокий. Ноги короткие и небольшие, но довольно крепкие; короткие пальцы вооружены сильно загнутыми, чрезвычайно острыми когтями. Крылья, похожие на крылья ласточки, очень длинны и слегка заострены; хвост необыкновенно развит и на конце снабжен такой глубокой выемкой, что крайние его перья более чем вдвое длиннее средних. У взрослых птиц все оперение белое, за исключением нижних шейных перьев, крыльев и хвоста, которые окрашены в черный цвет с металлическим зеленоватым отливом. Глаза кофейного цвета или темно-карие; клюв черный, восковица голубовато-серая, ноги светлого зеленовато-голубого цвета; когти светлого рогового цвета. Самец немного меньше самки, оперение его туловища более чистого белого цвета, а черный цвет крыльев более блестящий. Длина этой птицы 60 см, размах крыльев 130, длина крыла 40^5, длина крайних хвостовых перьев 30 см.
Вилохвостый коршун встречается во всей Южной Америке, начиная от южной Бразилии, и в южных окраинах Соединенных Штатов, местами он принадлежит к числу довольно распространенных птиц. По Одюбону, большие стаи вилохвостых коршунов появляются в начале апреля в штатах Луизиана и Миссисипи, где их причисляют к самым обыкновенным птицам; в сентябре они снова улетают отсюда. Оседлыми птицами они являются только на юге Северной Америки, в Техасе и Мексике, а также и в Бразилии.*
* Из-за неразумного преследования этот коршун уничтожен на большей части североамериканской области гнездования, поэтому в Техасе в настоящее время не обитает. В Северной Америке вилохвостый коршун перелетная птица.
1— Миссисипский коршун (Ictinia mississipiensis) 2— Вилохвостый коршун (Elanoides forficatus)
Чрезвычайно редко можно видеть вилохвостых коршунов, летающих поодиночке или парами, обыкновенно они собираются многочисленными стаями и парят высоко в воздухе или сидят на деревьях; в таких случая бывает от 20 до 200 штук этих птиц. "Вилохвостый коршун, - говорит Одюбон, - чрезвычайно красив и неутомим на лету. Он движется по воздуху с такой легкостью и грацией, что всякий, кто сколько-нибудь любит наблюдать за птицами, придет в восторг от этого зрелища. Паря и описывая большие круги в воздухе, коршун то поднимается на неизмеримую высоту, направляя полет только при помощи своего вилообразного хвоста, то вдруг с быстротой молнии спускается вниз и затем снова поднимается, парит все дальше и дальше и скоро исчезает из виду. Иногда видишь, как стая кружится около дерева или быстро пролетает между его ветвями, почти касаясь его ствола, чтобы схватить каких-нибудь насекомых или маленьких ящериц. Движения этих птиц изумительно быстры и разнообразны. Глубокие дуги, описываемые ими, внезапные круги и зигзаги и необычайная легкость, с которой он разрезает воздух, должны привести в восторг каждого наблюдателя".
Пища вилохвостого коршуна состоит преимущественно, а иногда даже исключительно из насекомых. Одюбон и Риджвай сообщают, что он ест ящериц и змей, но почти все остальные наблюдатели утверждают, что он истребляет только насекомых. Охотится он за ними так же, как и ласточки, с той только разницей, что хватает свою добычу не клювом, а лапой. "Во время нашего путешествия по горам, - рассказывает Одюбон, - мы увидали целую стаю вилохвостых коршунов, летавших взад и вперед довольно низко над дорогой, по которой мы следовали. Некоторые из них парили на высоте едва 4 м над землей. Вся стая тесно держалась вместе и очень напоминала стаю наших касаток. Полет их был не быстр, но силен и ровен, крыльями они совсем не шевелили. Наше появление, по-видимому, нисколько не смутило коршунов; даже крик восторга, вырвавшийся у моего спутника, его знаки и жесты, от которых я тщетно старался его удержать, не встревожили их. Некоторые из них пролетали на расстоянии всего 4 или 5 м от нас и таким образом давали нам возможность хорошо рассмотреть все их движения. Время от времени какая-нибудь из птиц медленно и грациозно поворачивала или нагибала вниз голову и в то же время выдвигала вперед ногу, которая перед этим, судорожно сжавшись, что-то хватала; нога выдвигалась настолько далеко, что касалась закрытого до сих пор клюва. Но птица оставалась в этом положении только одно мгновение: она раскрывала клюв, проглатывала добычу и снова поднимала голову. Эти движения проделывала вся стая. Скоро мы поняли их причину: вилохвостые коршуны охотились за одним видом пчел, отличающимся великолепной окраской".
"При тихой и теплой погоде, - продолжает Одюбон, — вилохвостый коршун парит на неизмеримой выси, охотясь за большим насекомым, так называемым москитовым соколом, и выказывает при этом все свое искусство. Главную пищу этой птицы составляют саранча, гусеницы, маленькие змеи, ящерицы и лягушки. Проносясь низко над землей, он иногда вдруг останавливается на мгновение, не шевеля крыльями, спускается вниз, схватывает змею, уносит и растерзывает ее на лету".
Одюбон рассказывает об одном вилохвостом коршуне, которого он несколько дней держал в клетке. Коршун отказывался от всякой пищи и не давал кормить себя насильно. Взъерошив перья, со скучным видом все сидел на одном и том же месте; только если его хватали за крылья, старался защищаться когтями. Он умер от истощения.
Красный коршун (Mihas milvus). Это статная птица, имеющая 65-72 см в длину; размах ее крыльев 140-150 см, длина крыла 50, длина крайних хвостовых перьев 38 см. От своих европейских родичей и вообще от всех других коршунов красный коршун отличается более вилообразным хвостом, средние перья которого на целых 10 см короче крайних.
Все равнины Европы, начиная от южной Швеции до Испании и отсюда до Сибири,* служат родиной этих хищных птиц, которых Шиллер назвал "царями воздуха".
* Красный коршун не живет в Сибири, западная граница его гнездового ареала проходит от северной Эстонии через самый запад Белоруссии, окрестности Чернигова и Киева до черноморского побережья Кавказа. Этот вид часто путали с черным коршуном (Milvus migrans), о чем также упоминает и сам Брем.
Внутри этой области распространения, очень обширной, красный коршун встречается далеко не всюду. Во время перелета они часто соединяются в большие стаи, штук в 50-200. Около Толедо мы наблюдали однажды среди зимы стаю коршунов, состоящую по крайней мере из 80 штук; все они жили очень дружно, днем охотились вместе, а ночью отправлялись ночевать в небольшой лесок на берегу Тахо. Летом в той же местности красные коршуны встречаются только парами и то не особенно часто. Во время своих периодических странствований они направляются через северо-западную Африку и долетают до островов Зеленого мыса. Большое количество их ежегодно дважды перелетает через Гибралтарский пролив.
В прежнее время красный коршун играл ту же роль, которая в настоящее время в Африке выпала на долю хохлатого коршуна. "Во времена Генриха VIII, - говорит Пеннант, - над британской столицей носилось много коршунов, которых привлекали разные отбросы, валявшиеся на улицах; эти птицы были до того смелы, что хватали свою добычу, не стесняясь ни шумом, ни большой толпой. Убивать их было запрещено". Богемец Шашек, посетивший Англию в 1471 году, замечает, что он нигде не видал такого множества красных коршунов, как в Лондоне, а Белой уверяет, что он не нашел никакой разницы между коршунами, живущими в Каире и Лондоне. В настоящее время обстоятельства изменились, и эта птица, принадлежавшая в Великобритании к числу самых обыкновенных, теперь совсем исчезла оттуда и только в Шотландии местами выводит птенцов*.
* В наши дни красный коршун отсутствует в Шотландии, на Британских островах он остался только на самом западе Англии.
Красный коршун вовсе не величественная птица; он ленив, неповоротлив и отвратительно труслив. Летает медленно, но удивительно неутомимо. Тихо плывя по воздуху, он иногда в течение целой четверти часа ни разу не взмахнет крыльями и управляет полетом только при помощи своего широкого хвоста. Таким образом, коршун, по-видимому, без всякого усилия то поднимается на неизмеримую, почти недосягаемую для человеческого глаза, высоту, то проносится через большие пространства над самой землей. Сидящего на дереве красного коршуна можно узнать по тому, что он насколько возможно втягивает шею, так что голова кажется лежащей совсем между плечами, а также по тому, что хвост у него обыкновенно направлен не прямо вниз, а немного вперед. Поэтому, если смотреть на сидящего красного коршуна сбоку, то бросается в глаза угловатость линий его профиля.
Из чувств у красного коршуна, несомненно, всего лучше развито зрение; чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на его прекрасные глаза; но еще убедительнее доказывается: это поведением парящего на громадной высоте коршуна, если покажется где-нибудь животное, могущее служить ему добычей. По развитию умственных способностей красный коршун, конечно, не уступит ни одной из хищных птиц. Он, например, всегда умеет отличить охотника от простого крестьянина, избегает возвращаться в те местности, где один раз уже был напуган. В понятливости красного коршуна можно также убедиться, если застанешь ею поблизости от гнезда или если приходится наблюдать его в неволе. Крик коршуна довольно неприятный, протяжный, нечто среднее между смехом и блеянием. Его можно передать приблизительно слогами "гиги гиээ". Во время спаривания слышится также своеобразная трель. Красный коршун питается маленькими млекопитающими, птенцами, еще не умеющими летать, а также ящерицами, змеями, лягушками, жабами, кузнечиками, жуками и дождевыми червями. Кроме того, он ворует у крестьян цыплят, причиняет немало хлопот гусятникам, досаждает охотникам своими нападениями на молодых зайцев и куропаток. Несмотря на все эти грехи, красного коршуна едва ли можно причислить к вредным птицам. Если где-нибудь на полях начнут особенно сильно размножаться мыши, то туда является и красный коршун; он остается в таких местах иногда несколько недель и каждый день пирует на славу. Если принять в соображение, что красный коршун истребляет множество мышей и вредных насекомых, то нельзя не прийти к тому заключению, что ему можно простить убийство какого-нибудь зайчика или гусенка. Охотники считают неоспоримым, что он приносит большой вред, истребляя много дичи в лесных дачах, предназначаемых для охоты, и поэтому всякий из них считает нужным по мере возможности истреблять красных коршунов и их птенцов. Но на самом деле эти коршуны принадлежат к числу наиболее безвредных наших хищных птиц. Ловлей рыбы, которой он занимается довольно правильно и ради которой иногда не ленится пролетать расстояния в 25-30 км, он также приносит далеко не такой значительный вред, как обыкновенно думают. Помимо того, что ему только изредка удается схватить замеченную им рыбу*, он вообще направляет свои преследования больше против лягушек, чем против рыб.
* Коршуны обычно подбирают снулую, больную или мертвую рыбу. Они не в состоянии поймать рыбу, полную сил. Поэтому коршун играет в природе роль санитара, не давая распространяться заболеваниям среди рыб и других животных.
Период размножения начинается вскоре после весеннего перелета. Красный коршун придерживается по возможности той же местности, в которой он провел предыдущее лето, но не всегда поселяется в своем прежнем гнезде. Если ему удастся найти незанятое воронье или соколиное гнездо, то он довольствуется им; если же не удастся, то сам строит себе новое. Избравши для житья какой-нибудь лес, самец и самка сначала долго летают над ним, играя друг с другом и выказывая при том все свое искусство; затем они выбирают какое-нибудь дерево, обыкновенно как можно более высокое, но иногда и совсем не подходящее, плохое, причем не обращают внимания на то, лиственное оно или хвойное. На верхних ветвях этого дерева или на одном из его больших боковых сучьев они начинают строить гнездо, имеющее около метра в поперечнике и по способу постройки не отличающееся существенно от гнезд канюков и других ястребиных птиц. Узнать его можно бывает благодаря тому, что красный коршун любит выстилать гнездо разными тряпками и бумагами, причем не всегда выбирает для этого самые чистые. Бывали случаи, что коршуны крали у прачки развешанные для просушивания занавески и выстилали ими свое гнездо.
Кладка состоит из 2-3, редко 4 яиц, которые очень похожи на яйца обыкновенного канюка, только немного крупнее их. Длина их равняется 59-62 мм, наибольший поперечник 45-47 мм. Скорлупа мелкозернистая, но матовая; основной цвет белый с легким зеленоватым оттенком; фон этот усеян пестрыми крапинками и грубыми черточками темного красно-бурого цвета. По-видимому, высиживает только самка; по крайней мере, пока она сидит, самец ревностно занимается добыванием для нее пищи. Приблизительно через 4 недели вылупливаются птенцы, и тогда оба супруга начинают таскать им пищу. Птенцы красных коршунов не менее прожорливы, чем птенцы других хищных птиц; благодаря этому их родители принуждены усиленно заниматься охотой, чтобы прокормить их, и в это время они иногда позволяют себе нападать на домашнюю птицу. Высиживающая самка очень упорно сидит на яйцах.
В некоторых местностях место красного коршуна занимает черный коршун (Milvus migrans), которого иногда смешивают с предыдущим; местами встречаются оба вида вместе. Черный коршун заметно меньше красного. Он имеет 55-58 см в длину, размах его крыльев равняется 136-145 см, длина крыла 44-47, длина хвоста 26-29 см; первые из приведенных нами цифр относятся к самцу, вторые - к самке. Оперение вообще темнее, чем у красного коршуна, так что названия, данные этим двум птицам, нельзя не признать удачными.
Весной, тотчас же по прибытии на свое летнее местопребывание, черный коршун отыскивает то место, где он жил в предыдущем году, и приступает к своим летним занятиям. Эрцгерцог Рудольф Австрийский доставил мне такое прекрасное и верное описание этой птицы, что всего лучше будет привести его здесь целиком, только местами добавляя его наблюдениями других исследователей. "В Венгрии черный коршун считается довольно обыкновенной птицей; в нижней Австрии я встречал его только в некоторых местностях, но в них он поселяется ежегодно. Любимым его местопребыванием бывают леса, особенно растущие по берегам больших рек или около болот. Высокие деревья нужны ему собственно только для витья гнезда и для ночлега. В течение дня он все время летает вдоль реки, над кустами или среди них. Все в нем приспособлено для жизни на ровной местности, изобилующей водой, поэтому он особенно любит наши придунайские луга. Тот, кто знаком с ним, конечно, не в состоянии и представить себе его среди местности холмистой или гористой. В таких местах его никогда не приходилось видеть; он не встречается ни на высоких горах, ни на лесистых предгорьях, ни на плоских возвышенностях, он избегает даже тех лесов, которые граничат с большими лугами и полями. В этом отношении его разборчивость доходит до того, что, например, на лугах, орошаемых Дунаем, он из множества живущих здесь хищников встречается всех чаще, а на расстоянии всего одной мили отсюда, на опушке Венского леса, его уже никогда не увидишь. Я имею возможность бывать очень часто в Венском лесу и ни разу еще не встречал там черного коршуна, красный же ежегодно прилетает сюда.
Черные коршуны - птицы общительные; раз они водятся в какой-нибудь местности, то встречаются в ней всегда в большом количестве.
Полет этой птицы чрезвычайно красив, особенно когда она, летая, играет над поверхностью больших рек, чем она занимается иногда в течение целой четверти часа и даже более; но только весной в период спаривания можно получить истинное понятие об ее искусстве. Возбужденная чувством любви, пара черных коршунов поднимается на большую высоту и парит здесь. Вдруг один из них, опустив совсем крылья, падает и опускается почти до самой поверхности воды, затем он некоторое время летит стрелой по кривой линии, быстро возвращается назад, трепещет на месте, подобно пустельге, и вообще производит удивительные эволюции, летая по всем направлениям.
1 - Черный коршун (Milvus migrans) 2 - Красный коршун (Milvus milvus)
Гнездо черного коршуна построено чрезвычайно просто. Коршуны строят его на нижней половине одного из самых высоких деревьев и обыкновенно в углу между стволом и одним из главных сучьев. Оно состоит из набросанных кое-как прутьев; обыкновенно уже издали виден высовывающийся из него раздвоенный хвост самки. В большинстве случаев черный коршун завладевает покинутыми гнездами цапель, вследствие чего гнезда коршунов и цапель трудно отличить одно от другого. Большинство гнезд черного коршуна я находил на тех островах, где жили цапли и бакланы; на тех же, где гнездились канюки, красные коршуны и более крупные представители ястребиных, я никогда не встречал черных коршунов во время периода размножения. Время высиживания подвержено значительным колебаниям. В половине апреля я находил гнезда, в которых самки уже ревностно высиживали яйца, а несколько других пар в то же время еще строили гнезда или даже только отыскивали подходящее место для их постройки. К середине мая в большинстве гнезд самки уже сидели на яйцах.
Тот, кому приходилось наблюдать черных коршунов, наверное, замечал, что они чрезвычайно любят общество болотных и водяных птиц, и дружба, в которой они живут с этими птицами, может служить доказательством безвредности коршунов. Однажды на берегу большого острова я нашел гнездо черных коршунов; в ста шагах от него все деревья были испещрены гнездами цапель, между которыми кое-где виднелись также гнезда пустельги и чеглока. Все обитатели этой колонии совершенно мирно пролетали друг возле друга, а коршун самец, играя, носился среди гнезд летающих цапель и бакланов. Одно из них было построено на высоте всего каких-нибудь 3 м над землей на толстом суку: над ним на том же дереве помещались 4 или 5 гнезд бакланов. Другое гнездо коршунов находилось на толстом дереве также низко над землей: на метр выше его помещалось гнездо цапель и в обоих этих гнездах самки сидели на яйцах, а самцы - коршун и цапля - сидели рядом на одном и том же сучке. Оба гнезда коршунов были построены на самых крайних из высоких деревьев острова, одно на краю болотистой части леса, другое на противоположном конце, на берегу широкого рукава Дуная. Рядом, на другом небольшом островке, находилось еще одно гнездо коршунов, а совсем близко от него, хотя по другую сторону узкого рукава реки, поселились канюк, балобан и несколько чеглоков; наконец, тут же находилось большое гнездо речной скопы, впрочем, покинутое в этом году. Я думаю, что черные коршуны поселяются рядом с цаплями и бакланами главным образом по той причине, что, будучи очень прожорливыми, они вместе с тем очень ленивы и не любят особенно трудиться над добыванием себе пищи. Всего охотнее они едят рыбу, и им легко утолить голод, живя по соседству с цаплями, так как последние часто роняют из своих гнезд больших рыб, чем и пользуются другие птицы. Правда, черный коршун сам довольно искусный рыболов, но он предпочитает попрошайничать и жить на чужой счет. Иногда он на лету пристает к большим водяным птицам и к речным скопам и отбивает у них добычу. Кроме рыб пищу его составляют чаще всего молодые зайцы, хомяки, суслики, мыши и в особенности лягушки. Для птичников он очень опасен, благодаря своему необыкновенному нахальству; он без всякого стеснения похищает цыплят и утят на глазах их родителей, и, в случае таких нападений, его можно отогнать только ружейными выстрелами. Однажды в одной деревне, расположенной среди долины на окраине луга, я наблюдал черного коршуна, который постоянно являлся сюда охотиться и летал приблизительно на высоте дымовых труб, высматривая добычу".
Относительно размножения черного коршуна могу еще прибавить, что он свое гнездо, подобно красному коршуну, всегда выстилает разными лохмотьями, старыми передниками, ночными кофтами или свалянной шерстью млекопитающих, паклей и тому подобными материалами, так что его жилище легко отличить от гнезда других живущих у нас птиц. По словам Блазиуса, не трудно бывает узнать, занято ли гнездо черными коршунами или уже покинуто ими, по тем тряпкам или клочкам пакли, которые часто прицепляются к краям гнезда или к соседним ветвям, когда птицы таскают их в гнездо. В конце апреля в гнезде обыкновенно уже находится вся кладка, состоящая из 3-4 яиц, поразительно сходных с яйцами красных коршунов; основная окраска их желтоватая или серовато-белая; благодаря испещряющим их бурым жилкам, они выглядят как бы мраморными; кроме того, они густо усеяны более мелкими пятнами. По-видимому, высиживает только самка. После трехнедельного высиживания* вылупливаются птенцы; они покрыты пуховым одеянием, основная окраска которого белая; начиная с затылка, оно имеет слабый ржавый оттенок, позади глаз находятся буроватые пятна, а вся верхняя сторона светлая серо-бурая.
* Период насиживания у черного коршуна составляет не менее четырех недель, обы чно более одного месяца.
Вначале родители кормят птенцов полупереваренными кусками мяса, лягушками и рыбами. Обыкновенно птенцы начинают вылетать из гнезда, когда хвост и крылья еще не приобрели тех размеров, которые они имеют у взрослых птиц, и тогда в дождливую погоду их нетрудно поймать на земле или на низких деревьях. Поздним летом семейство распадается, и каждый из его членов начинает жить особняком. К осени пары черных коршунов снова собираются сначала в небольшие общества, а потом в целые стаи и вместе предпринимают зимнее путешествие.
Черный коршун считается одной из самых вредных наших хищных птиц. Я не могу, однако, вполне присоединиться к этому мнению и скорее думаю, что в тех местностях, где водится много этих коршунов, причиняемый ими вред не особенно значителен. При беспристрастном сравнении вредных и полезных сторон его деятельности приходишь к заключению, что они приблизительно уравновешивают друг друга. Пищу его составляют главным образом мыши и лягушки, а также рыбы, которых он во время периода размножения подбирает преимущественно под гнездами цапель. Поэтому нельзя не признать, что причиняемый им вред весьма незначителен, и мне кажется, что за ним числится вовсе не так уж много грехов, как думают. Своим присутствием он очень оживляет местность, особенно в тех однообразных равнинах, в которых он обитает, и пейзаж очень выигрывает в красоте, когда среди неба виднеется парящий коршун.
Коршун-паразит (Milvus parasitus) имеет 52-55 см в длину, размах крыльев его равняется 132-136, длина крыла 43-45, а хвоста 20-22 см.
Область распространения обнимает всю Африку, за исключением области Атласских гор, кроме того, Мадагаскар, Сирию, Малую Азию. В северо-восточной Африке этот коршун является самой обыкновенной из хищных птиц; он принадлежит к числу типичных представителей фауны стран, орошаемых Нилом, и прибрежья Красного моря. Коршун-паразит - первая птица, которую встречаешь в Египте; его же видишь парящим над девственными лесами в области верхнего течения Нила. Он более чем какой-нибудь другой его родич питается за счет человека и живет с ним в большой дружбе, которая, впрочем, очень выгодна для коршуна, но для человека часто оказывается весьма нежелательной.
Коршун-паразит (Milvus parasitus)
Коршун-паразит - самая дерзкая и надоедливая из всех известных мне птиц. Попрошайничество - его ремесло; поэтому он охотнее всего живет в населенных местах, посещает ежедневно дворы и поселяется на пальмах, растущих в садах, или на верхушках минаретов. Он становится, наконец, докучливым и даже ненавистным, так как его видишь решительно повсюду. Ничто не ускользает от его зорких глаз; он внимательно следит за деятельностью людей и, благодаря своему близкому знакомству с ними, прекрасно понимает все их дела, так что в этом отношении с ним могут сравниться только очень немногие птицы и млекопитающие. Он непременно полетит вслед за овцой, которую ведут на бойню, но если пастух гонит овец с пастбища, остается совершенно равнодушным; когда рыбак возвращается с ловли, коршун летит ему навстречу, когда же тот отправляется на ловлю, не обращает на него никакого внимания. Он летает над баркой, в которой убивают какое-нибудь животное, или даже садится на нее. Кружится около повара, как только тот появляется на палубе стоящего или плывущего судна; он первый посещает лагерь, первый замечает всякую падаль От него нельзя достаточно далеко спрятать никакого куска мяса. С ловкостью у него соединяется необъяснимая дерзость, с жадностью - знакомство со всеми привычками человека. Плохо приходится неосторожному покупателю, который несет мясо на голове в корзине или в деревянной чашке, как это часто делают в Египте: деньги его, вероятно, пропадут даром. Мне самому пришлось однажды быть свидетелем того, как коршун-паразит схватил весивший более килограмма кусок мяса, который несли в корзине, и унес его целиком, несмотря на брань ограбленного им человека. В Абиссинии однажды наш повар разрезал на куски зайца на ящике, стоявшем посреди двора. Едва только он успел повернуть голову на чей-то зов, как один из кусков уже очутился в когтях подлетевшего коршуна, который и тут не упустил благоприятного момента. Он умеет воровать буквально из рук человека.
Коршун-паразит питается не только за счет людей; он следит также за деятельностью животных и птиц. Как только кто-нибудь схватит добычу, тут же его окружает толпа этих несносных коршунов; они с криком преследуют хищника, яростно бросаясь на него, и чем дольше продолжается эта охота, тем более увеличивается количество попрошаек. Тяжелая добыча, которую держит в своих лапах благородный хищник, мешает ему лететь с обычной быстротой, и он не может избавиться от нападающих на него сзади коршунов. Желая избавиться от них, он скоро бросает добычу и предоставляет коршунам драться из-за нее друг с другом, а сам возвращается на те места, где охотился, и отыскивает новую добычу. Грифам тоже ненавистны коршуны-паразиты. Они постоянно кружатся около пирующих грифов, смело пролетают среди них и умеют вовремя подхватить куски мяса, разбрасываемые грифами, и всегда с необычайной жадностью набрасываются на найденную добычу. Коршун-паразит редко сам охотится, хотя довольно ловок и очень искусно умеет ловить мелких домашних птиц, даже молодых голубей, а также мышей, пресмыкающихся и рыб, которых он особенно любит.
Коршунов-паразитов приходится обыкно- венно видеть летающими целыми стаями: парами они держатся только около своих гнезд. Над бойнями больших городов они носятся иногда стаями штук в 50-60.
Крик этой птицы начинается высоким звуком, который можно приблизительно передать слогом мхи", и оканчивается продолжительным, дрожащим "тэ-хэ-хэ-хэ". Относительно полета, характера и способностей мне здесь незачем распространяться: во всех этих отношениях коршун сходен с европейскими родичами.
Туземцы вполне заслуженно считают коршуна-паразита чрезвычайно дерзкой и несносной птицей; тем не менее они не преследуют его; думают, что и к нему должны применяться законы вежливости и гостеприимства, так что коршун может с полной безопасностью летать всюду, где ему вздумается. О его доверчивости существует немало интересных рассказов; образ коршуна встречается также и в некоторых сказках.
В Африке живет крупный и сильный боевой орел (Polemaetus hellicosus) - большая птица длиной 80-86 см, с крыльями длиной в 60-65 и хвостом в 31-34 см. Преобладающий цвет на верхней стороне пепельно-серо-бурый, на голове к нему примешивается черно-бурый. Беловатая полоса пробегам над глазами к задней части головы и теряется в коротком, широком хохле. Вся нижняя сторона белая с голубоватым налетом и почти без пятен. Глаза серо-бурые, восковица зеленовато-голубая, клюв черный, лапы свинцово-серые.
Первое описание боевого орла появилось в конце прошлого столетия в знаменитом сочинении Левальяна о птицах южной Африки. Позднее эту птицу нашли в западной и восточной Африке, и теперь я знаю, что большая хищная птица, которую я видел в абиссинских горах сидящей на высоком дереве, сильно выдававшемся над окружающей местностью, был орел.
Об образе жизни и поведении этого красивого хищника все еще нет более подробных наблюдений, чем те, которые сообщил Левальян, и потому я должен основываться на них в дальнейшем изложении.
Боевой орел выбирает для жилья одиноко стоящее дерево, так как он очень осторожен и любит видеть, что делается вокруг. Отсюда пара облетает обширную область, неизменно держась вместе; рядом они не терпят ни одной другой птицы того же вида и вообще никакой хищной птицы. Всякий другой хищник, который вторгнется в эту область, подвергается беспощадному нападению; хохлатые орлы бьются с ним изо всех сил и принуждают его обратиться в бегство. "Случается, - говорит Левальян, - собираются стаи грифов и воронов с намерением отнять у орла его добычу; однако одного взгляда хищника бывает достаточно, чтобы удержать эту ватагу паразитов".
Вероятно, боевой орел охотится главным образом в утренние и вечерние часы. Обыкновенно добыча его состоит из мелких антилоп и зайцев; но вообще он не щадит и многочисленные виды диких куриных птиц. Весь его характер показывает, что он настолько же опасный враг африканским животным, как наш беркут европейским. Во всей южной Африке кет хищной птицы, которая равнялась бы этому орлу по силе и кровожадности. Это неограниченный властелин в своей области; сила и смелость соединяются в нем, делая его страшным врагом всех беззащитных существ. Полет его легче и быстрее, чем у других орлов. Голос, как говорят, то резкий и пронзительный, то грубый и глухой.
Гнездо устраивает на вершинах высочайших деревьев и лишь в случае их недостатка на выступах скал недоступных горных обрывов; оно, в общем, похоже на гнездо других ортов, но как говорят, строится совершенно определенным образом из трех различных слоев. Первый слой состоит из толстых палок, второй - из более тонких ветвей, мха, сухих листьев, вереска и других мягких растительных веществ, встречающихся в окрестностях, и, наконец, третий - из тонких прутиков, который и образует лоток гнезда. Вся постройка имеет в диаметре от 1,5 до 2 м и так крепка, что человек совершенно безопасно может держаться на ней. Яиц два, около 8 см длиной; они почти шарообразны и чисто белого цвета. Пока самка высиживает, самец снабжает ее необходимым кормом, а позднее охотится и для всего семейства, но лишь до тех пор, пока птенцы еще очень малы; как только они подрастут, они нуждаются в таком большом количестве пищи, что старики едва могут добыть достаточное количество ее. Готтентоты уверяли Левальяна, что они два месяца питались едой, которую отнимали у двух молодых хохлатых орлов. До вылета птенцов на гнезде и вокруг него накапливаются кучи костей самых различных животных.
Левальян долгое время держал в неволе одного боевого орла и наблюдал, как он с жадностью бросался на предлагаемое мясо, проглатывал его фунтами и никогда не отказывался принимать пищу, даже если его зоб был уже полон. Исследователь упоминает далее, что этому хищнику по вкусу приходились всякие животные, он не пренебрегал даже предложенным ему трупом другого орла. Я на основании собственных наблюдений над птицами этого вида в неволе считаю это указание преувеличенным.
Приблизительно в тех же странах встречается родственный, но гораздо меньший хищник, который называется гребенчатый орел (Lophaetus occipitalis). Он плотного сложения, с длинными крыльями, коротким хвостом и высокими ногами; оперение его довольно одноцветно. Очень темный бурый цвет составляет основную окраску, брюхо темнее, грудь светлее.
Длина равна 50-52 см, размах крыльев 120-130, длина крыла 33-35, а хвоста 18-20 см.
Из африканских хохлатых орлов гребенчатый орел один из самых обыкновенных, если не самый распространенный из всех. В лесах области Нила он встречается довольно часто.
Гребенчатый орел (Lophaetus occipitalis)
Здесь его можно видеть спокойно сидящим на вершинах мимоз и крайне серьезно играющим своим хохлом. Он морщит лоб, наполовину закрывает глаза и поднимает свой хохол так, что он стоит вертикально, расставляет перья хохла также в стороны и нахохливает остальное оперение, потом снова прижимает хохол к затылку. Это важное занятие длится по получасу, причем он не делает никакого другого движения. В это время гребенчатый орел кажется воплощением лени и производит впечатление малодеятельной хищной птицы. Однако можно скоро узнать эту сонливую птицу и с другой стороны, стоит ей только заметить что-нибудь, за чем можно охотиться: мышку, полевую крысу, земляную белку, воркующего голубя. С быстротой молнии она слетает, делая короткие, быстрые удары крыльями, ловко пролетает, подобно нашему ястребу, через самый густой кустарник, ревностно преследует намеченную добычу и почти без промаха схватывает ее. По поведению и характеру гребенчатого орла можно сравнить с нашим ястребом. Он так же дерзок и хищен, как и тот, и является, безусловно, лучшим хищником леса.
О размножении гребенчатого орла я не делал самостоятельных наблюдений. Левальян говорит, что он устраивает гнездо на деревьях и выстилает его углубление перьями и шерстью. Самка кладет, как говорят, два почти круглых яйца, которые испещрены на бледном фоне красно-бурыми пятнами.
Гвианская гарпия (Morphmts guianensis). Длина птицы равна 70 см, размах крыльев 150-154, длина крыла 40-42, а хвоста 30 см. Замечательно рыхлое оперение, похожее на оперение сов, удлиняется на задней части головы в перистый хохол длиною в 15 см и изменяется с возрастом птицы.
Принц фон Вид, Шомбургк и Бурмейстер сообщают нам кое-что относительно местопребывания и образа жизни этой все еще мало известной птицы. Из этих данных следует, что гвианская гарпия распространена по большей части Южной Америки и держится в прибрежных лесах и в оазисах степей, а всего охотнее у берегов рек. Ее можно видеть в воздухе, делающей круги, я она может быть легко узнана по ослепительно-белому оперению, которое резко выделяется на темно-голубом небе. Птица отличается и своим громким криком. Для отдыха выбирает сухие вершины высоких деревьев, остается здесь, не двигаясь, целые часы и по временам поднимает свой красивый хохол. Охотится за млекопитающими и птицами. Принц фон Вид узнал от охотников, что эта птица особенно охотится за обезьянами. Гнездо строит, по Шомбургку, на не слишком высоких деревьях.
Гвианская гарпия (Morphnus guianensis)
Известное родство с только что описанной хищной птицей обнаруживает южно- американская гарпия (Harpyia harpyia). Тело ее крупное, голова большая, клюв необыкновенно высокий и крепкий, с сильно закругленной спинкой и заостренным краем, который образует изгиб под ноздрями и тупой зубец перед ними. Ноги толще, чем у других хищных птиц; лапы очень длинны и каждый из длинных пальцев вооружен еще чрезвычайно большим, толстым и сильно согнутым когтем. Крыло, которое в сложенном положении не достает до середины хвоста, коротко и закруглено, как и хвост. Оперение обильное и мягкое, почти как у сов; на затылке оно удлиняется в длинный и широкий хохол, который может подниматься. Голова и шея серого цвета. Удлиненные перья на затылке, вся спина, крылья, хвост, верхняя часть груди и бока тела шиферно-черного цвета. Хвостовые перья с тремя поперечными беловатыми полосками; нижняя часть груди и гузка белого цвета; остальная нижняя часть имеет черные крапины на белом фоне; голени на таком же фоне покрыты черными волнистыми полосками. Клюв и когти черного цвета, ноги желтые; глаза красно-желтые. Длина гарпии равняется 1 м, длина крыла 55 см, а хвоста 34 см. Бурмейстер приводит еще большие размеры. Средний палец длиной 8 см, задний 4 см; но последний снабжен когтем, который имеет в длину 8 см, если мерить по дуге, а коготь среднего пальца, измеренный таким же образом, равен 4 см.
Начиная от Мексики и до середины Бразилии и от Атлантического океана до Тихого, гарпия встречается, по-видимому, в каждом более или менее обширном лесу. В горах она населяет, однако, лишь более глубокие и более теплые долины; на высоты не поднимается. Там, где она встречается, это хорошо известная хищная птица, пользующаяся с незапамятных времен большим уважением, и о жизни которой издавна существуют различные басни. Уже первые путешественники, которые описывали Америку, а особенно ее животных, упоминают об этой птице, и каждый старается рассказать о ней совершенно невероятные вещи. Так, Фернандец рассказывает, что гарпия, которая будто бы почти такой величины, как овца, даже прирученная, нападает на человека по самому ничтожному поводу, постоянно дика и раздражительна, но тем не менее может быть полезной, так как ее легко дрессировать. Модуит уверяет, будто бы одного удара клюва гарпии достаточно, чтобы раздробить череп человека, в его описании проглядывает, что эта хищная птица очень часто пускает в дело свою силу. Только позднейшие наблюдатели д'Орбиньи, Чуди и Пурламак, которые подробно описывают жизнь гарпии, не дозволяют преувеличений. От них мы узнаем в кратких чертах следующее.
Гарпия населяет влажные, богатые водой леса Южной Америки и преимущественно берега рек; д'Орбиньи уверяет, что он никогда не видал гарпии внутри лесов, вдали от рек. Она встречается всюду, но нигде не попадается часто, вероятно, лишь потому, что ее перья с незапамятных времен составляют крайне ценное украшение индейцев, и поэтому ее сильно преследуют.
Южноамериканская гарпия (Harpuia harpyia)
Кроме времени спаривания, гарпию всегда наблюдают поодиночке, она как будто боится, что другая птица, даже из пары, помешает ей на охоте. Подобно ястребу, ее редко можно видеть на высоких деревьях, напротив, она сидит на нижних ветвях. Отсюда поднимается сначала вертикально вверх коротким, порывистым, но быстрым, как стрела, полетом, кружит несколько минут и, если ей посчастливится высмотреть добычу, с силой бросается вниз на нее. Говорят, что она вовсе не пуглива и очень близко подпускает к себе человека; однако это относится, вероятно, лишь к тем лесам, в которых она имеет мало случаев познакомиться со своим самым страшным, если не единственным врагом.
Насколько можно заключить из различных указаний, гарпия не пренебрегает никаким высшим позвоночным животным, если только оно не слишком сильно и велико. Некоторые наблюдатели склонны думать, что она нападает лишь на млекопитающих и именно, главным образом, на обезьян и ленивцев; но Чуди наблюдал, что она ревностно преследует также птиц. "Ни одной хищной птицы, - говорит он, - индейцы не боятся так, как гарпию. Ее величина, мужество и отвага действительно делают ее одним из самых опасных врагов. В лесах она находит обильную пищу среди птиц, но производит значительные опустошения и среди белок и обезьян. Если стадо последних, а особенно капуцинов, почует близость гарпии, то обезьяны поднимают жалобный крик, убегают по возможности все на одно дерево и стараются спрятаться в самой густой листве. Эти беспомощные животные могут противопоставить своим врагам лишь жалобные крики". Макузи уверял Шомбургка, что гарпия - величайший враг ревунов, что она уносит косуль, охотится также на ленивцев и кусками отрывает этих последних от ветви, к которой они прицепились. Что последнее указание очень нуждается в подтверждении, мне едва ли нужно упоминать.
Гнездо гарпии, по словам Шомбургка, находится на высочайших деревьях и, по словам индейцев, используется им в течение нескольких лет сряду. Верного описания их яиц я не знаю.
Д'Орбиньи рассказывает, что индейцы очень часто вынимают гарпию из гнезда, выкармливают и держат в неволе единственно затем, чтобы добывать драгоценные перья более легким способом, чем путем охоты за старыми птицами. Индеец, у которого есть живая гарпия, пользуется уважением со стороны других и поэтому очень счастлив. Кормить птицу и таскать ее во время странствования по лесам выпадает на долю женщин. Когда гарпии, содержащиеся в неволе, получат окончательную окраску, то начинается их мучение: два раза в год хозяин вырывает у каждой перья из хвоста и крыльев, чтобы украсить ими стрелы или сделать себе головной убор. Перья эти составляют важный предмет меновой торговли у индейцев, и некоторые племена, известные как искусные охотники за гарпиями получают за них все, что вообще ценит индеец. В Перу счастливому охотнику достается особенное вознаграждение. "Если индейцу посчастливится убить гарпию, - говорит Чуди, - то он идет с ней из хижины в хижину и собирает дань в виде яиц, кур, маиса и тому подобных вещей. У дикарей и европейцев на берегах Амазонки мясо, жир и помет этой птицы считаются, по словам Пурламака, драгоценными целебными средствами.
Ястреб-перепелятник (Aceipiter nisus) считается типичной птицей семейства ястребиных. Длина его равна 32 см, размах крыльев 64, длина крыла 20, длина хвоста 15 см. Значительно более крупная самка на 8-9 см длиннее и на 12-15 см больше в размахе крыльев. У старых птиц вся верхняя сторона черновато-пепельно-серая, нижняя сторона белая с ржаво-красными волнистыми линиями и ржаво-красными стрежневыми черточками; хвост с 5-6 черными поперечными полосками и белой каймой на конце. Клюв голубой, восковица желтая, радужная оболочка золотисто-желтая, ноги бледно-желтые.
В Европе перепелятник, по-видимому, водится везде, а также и в большей части Средней Азии он, вероятно, оседлая птица. Живет в лесах всякого рода, охотнее всего в рощах, которые находятся в гористых странах. Но вовсе не боится человека, напротив, охотно селится в непосредственной близости от деревень и городов. По крайней мере, он посещает их осенью и зимой, охотится даже в маленьких садах внутри больших городов, ежедневно появляется, если ему раз удалось достать здесь добычу, в определенные часы, и иногда не дает себе даже труда унести добычу, а поедает ее в укромном местечке в непосредственной близости от жилых построек.
"Перепелятник, - говорит мой отец, который очень подробно и точно описал его, - прячется большую часть дня и появляется лишь тогда, когда хочет охотиться. Несмотря на короткие крылья, он летает легко, быстро и очень ловко; ходит, напротив, подпрыгивая и неловко. Он боязлив перед человеком, но дерзок и бесстрашен по отношению к более крупным птицам. Бехштейн приписывает большую отвагу самцу, Науман - самке, но оба ошибаются: и самец, и самка одинаково храбры. Правда, самка сильнее и может с успехом выдержать битву, в которой самец был бы побежден. Мне пришлось однажды видеть замечательное зрелище перед окном. Самка перепелятника поймала воробья и унесла его за забор сада, едва в 10 шагах от моего жилища, чтобы съесть его там. Я заметил это из окна и не стал мешать. Когда перепелятник не управился еще и наполовину, прилетела ворона, чтобы отнять у него добычу. Перепелятник расправил крылья и закрыл ими свою добычу. Но после того, как ворона несколько раз бросилась на него, он взлетел, держа воробья в одной лапе, ловко повернулся на лету так, что спина его почти была обращена к земле, и так сильно схватил ворону свободной лапой за грудь, что она принуждена была улететь. Но и самец обнаруживает такую же дерзость, как и самка, и, подобно ей, появляется в деревнях".
Ястреб-перепелятник (Aceipiter nisus)
С дерзостью ястреб-перепелятник соединяет замечательное присутствие духа и хитрость. Если перепелятник возбужден находящейся поблизости добычей, он забывает все вокруг себя, не обращает внимания ни на людей, ни на собак и кошек. Схватывает и уносит намеченную добычу около самого наблюдателя, бросается со свистом над самой головою сидящего человека, так что почти задевает его крыльями, схватывает жертву без промаха и исчезает с нею, прежде чем успеешь хорошенько опомниться. У охотника, стреляющего мелких птиц, он нередко уносит подстреленную дичь. Тачановский даже уверяет: чтобы приманить перепелятника, достаточно сделать выстрел из ружья. Должен сказать, что и я часто видел после выстрела приближающегося перепелятника, но не считал возможным сделать такой вывод, как только что упомянутый автор.
Перепелятник - самый страшный враг мелких птиц, но вовсе не редко он отваживается нападать и на более крупных. От серой куропатки до королька ни одна птица, по-видимому, не защищена от его нападений; мелкими млекопитающими он тоже не пренебрегает. Смелость перепелятника иногда поистине беспримерна. Случалось наблюдать, что он нападал на домашних петухов, и не раз видели, как бросался на зайцев. Однако кажется, что он хотел лишь в шутку напугать этих боязливых животных.
"Мой отец, - пишет мне Рейхенов, - добыл раз на охоте серую куропатку, не употребляя в дело собаки, пороха и свинца. На расстоянии около 100 шагов поднялось стадо куропаток, и почти в то же время в середину тесно скучившейся стаи бросился перепелятник-самка. С куропаткой в лапах перепелятник направился на находившуюся неподалеку межу и прикончил здесь свою добычу. Мой отец спокойно подождал, пока перепелятник убил куропатку, и подкрался, прикрываясь склоном межи, на довольно близкое расстояние к тому месту, где должен был сидеть перепелятник, схватил камень и с криком бросил его в хищника; этим он так испугал перепелятника, что тот оставил куропатку и улетел. Я сам однажды в Вецларе помешал громким криком перепелятнику-самке схватить голубя, которого он уже догнал". У перепелятника, конечно, нет недостатка в мужестве и хищности для того, чтобы броситься на каждую дичь, которую он рассчитывает каким-нибудь образом одолеть: он отваживается нападать, по-видимому, бесцельно, даже на животных, могущих хорошо защищаться. "Я шел по своему лесу и следил за цаплей, которая спокойно пролетала над самыми деревьями. Вдруг из густых ветвей одного из последних деревьев бросился перепелятник, мгновенно схватил испуганную цаплю за шею, и оба со страшным криком упали вниз. Я подбежал тотчас к ним, но перепелятник заметил меня слишком рано, он испугался, выпустил цаплю, и обе птицы спокойно полетели в разные стороны. Я очень хотел знать, чем бы окончилась эта неравная битва, если бы я не помешал. Одолел бы маленький, безумно смелый хищник цаплю и действительно умертвил бы ее?" Если считать, что те перепелятники, которые бросаются на более крупных млекопитающих, хотят лишь напугать их, то все же надо думать, что на более мелких, величиной до белки, перепелятник нападает лишь затем, чтобы съесть их. Мюллер долгое время наблюдал, спрятавшись, за перепелятником, который повторял свои нападения на белку, причем она подвергалась смертельной опасности. Для мелких птиц, именно вьюрков, воробьев, синиц, скворцов и дроздов, перепелятник опасен тем, что захватывает их всегда врасплох и делает спасение почти невозможным, ловит так же хорошо летящих птиц, как и сидящих, и во время охоты даже летит вслед за вспугнутой добычей.
Все мелкие птицы знают и очень боятся своего страшнейшего врага. "Воробьев, - говорит Науман, - страх перед ним загоняет в мышиные норы, и все остальные птицы стараются спастись, как только могут". Некоторые поступают при этом с немалой сообразительностью. Они описывают тесные круги вокруг ветвей и стволов, причем перепелятник, несмотря на свою ловкость, не может так скоро следовать за ними; благодаря этому они немного опережают его и с быстротой молнии бросаются в густой кустарник. Другие при появлении хищника бросаются на землю, прижимаются к ней, лежат неподвижно и часто остаются незамеченными; короче, каждый изо всех сил старается спастись. Самые проворные из мелких птиц преследуют злодея с громким криком и тем самым обращают на него внимание других птиц, которые становятся осторожными. Особенно деревенские ласточки часто портят ему охоту, и он хорошо знает, сколько вреда они причиняют ему; если они приблизятся к нему, он взвивается в высоту, описывает, паря, несколько кругов и затем улетает к лесу, наверное, с сильной злобой в сердце на то, что докучливые птицы так быстры. При нападениях он нередко дает промах; но зато, если посчастливится, схватывает сразу и двух птиц. Пойманную добычу уносит в укромное место, вырывает у нее большие перья и затем, не торопясь, съедает ее. Кости, перья и волосы он выбрасывает обратно в виде погадок. Молодые птицы, еще не вылетевшие из гнезда, и которые выводятся на земле, принадлежат к любимой пище перепелятника, но он не щадит и яиц.
Голос перепелятника слышен редко, обыкновенно лишь у гнезда. Это быстро следующие друг за другом "ки-ки-ки" или медленное "кэк-кэк". Первый крик служит, по-видимому, предостережением.
Гнездо перепелятника находится в чащах или в молодых лесах, редко высоко над землей; оно, по возможности, хорошо скрыто и помещается, если можно, на хвойных деревьях близко от ствола. Он любит такие местности, где поле и лес чередуются между собой. Здесь он выбирает для постройки гнезда чащу или молодой лес, расположенный, по возможности, вблизи от полей или даже от деревень. Если перепелятник раз дал себе труд построить гнездо, то выводит в нем птенцов из года в год, а если у него похитить весной яйца, то кладет их два раза в один год. Между 10 мая и 20 июня в гнезде находят 3-5 не очень больших, довольно гладких яйца различной формы и цвета, с толстой скорлупой. Самка высиживает одна, сидит очень усердно и обнаруживает чрезвычайную любовь к яйцам, не оставляет их, даже если ее несколько раз потревожат, и старается всеми силами оборонять их при нападениях. Оба родителя в изобилии приносят птенцам пищу; однако лишь самка умеет надлежащим образом раздирать ее на куски. Наблюдали, что молодые перепелятники, у которых была убита мать, умирали от голода при обильной пище, так как отец не умел подготовить ее так, чтобы они могли ее есть. После вылета родители долго еще кормят птенцов, водят и учат их.
Более крупные благородные птицы без колебания съедают перепелятника, если могут овладеть им; более мелкие птицы проявляют свою ненависть, по крайней мере, тем, что преследуют его. Человек является врагом этого хищника всюду, где только познакомится с ним. У многих народов Азии перепелятник высоко ценится в качестве охотничьей птицы и поэтому имеет много друзей. "На южном Урале, - говорит Эверсман, - его употребляют для охоты больше, чем какого-либо из ястребов, но главным образом лишь для охоты на перепелов. Летом выкармливают птенцов, дрессируют их, употребляют осенью для охоты и затем отпускают на свободу. Их не стоит кормить в течение зимы, так как весной можно достать столько молодых, сколько нужно. Для охоты выкармливают только более крупных самок; мелких самцов отпускают на волю, так как они для охоты не годятся". Точно так же, как на Урале, перепелятников вынашивают и в Персии и Индии и употребляют с большим успехом. "Охота на воробьев, - замечает Сен-Джон, - одно из любимейших летних удовольствий в Персии, когда погода слишком жаркая для охоты, требующей напряжения. Мелкую добычу вспугивают главным образом около оросительных канав и бросают ястреба прежде, чем улетающие птицы достигнут безопасного убежища. Перепелятник редко дает промах и преследует воробьев с таким рвением даже в мышиных норках и других убежищах, что часто бывает трудно вытащить его оттуда обратно, и таким образом случается терять ценных ловчих птиц. Хороший перепелятник ловит 15-20 воробьев в час. Его понятливость удивительна. Уже через неделю после поимки перепелятника можно употреблять для охоты, правда, привязав к длинному шнуру. Достаточно заняться им несколько дней, чтобы настолько приручить его, что он и без веревки возвращается к хозяину. Самок употребляют преимущественно для охоты на перепелов". Как мы узнаем от Жердона, перепелятника высоко ценят все индийские охотники. Часто ловят в сеть для хищных птиц и дрессируют на куропаток, перепелок, бекасов, голубей и особенно на мейн. Они оказывают хорошие услуги особенно в джунглях и вознаграждают труд, затраченный на их дрессировку.
Кто сам держал перепелятника в неволе, должен признать искусство азиатских охотников. Эти хищные птицы вовсе не приятные пленники; их пугливость, дикость и обжорство просто отвратительны. Ленц приводит пример прожорливости, на который я хочу указать в заключение, так как он характеризует нрав птицы. "Несколько лет тому назад я достал самку перепелятника, которая так яростно преследовала овсянку в колючем кусте, что запуталась в нем и была поймана. Я тотчас связал ей концы крыльев "месте и посадил ее в комнату, где собралось 11 человек, на которых она смотрела сверкающими глазами. Я принес шесть молодых воробьев и пустил одного из них на пол, воробей побежал, и перепелятник тотчас бросился на него, схватил, задушил его когтями и уселся на своей добыче, которую сильно сжимал, пристально смотря на общество. Так как он не хотел при нас есть, то мы ушли прочь, и когда вернулись через 10 минут, воробей был съеден. То же случилось и с двумя следующими воробьями; но четвертого, которого он так же яростно задушил, как и остальных, он съел лишь наполовину, когда мы возвратились, дав ему, как всегда, для еды 10 минут. Тем не менее, он так же жадно схватил и пятого и опять через 10 минут шестого, хотя и не мог съесть их, так как его зоб был полон".
Я часто держал перепелятников в неволе долгое и короткое время, но никогда не мог вступить в дружбу с ними.
Ястреб-тетеревятник (Accipiter gentilis) не только по имени, но и по характеру своему ястреб в настоящем смысле этого слова.
Тетеревятник - большая, сильная хищная птица длиной 55 см и 1,1 м в размахе крыльев, при длине крыла в 31 см и длине хвоста в 22 см. Более крупная и более сильная самка на 12—15 см длиннее и на 15-18 см больше в размахе крыльев, чем самец. В окончательном оперении верхняя сторона тела черновато-серо-бурая, с большим или меньшим голубым налетом; нижняя сторона белая, каждое перо разрисовано буро-черными стержневыми черточками и волнистыми линиями. Клюв черного рогового цвета, восковица бледно-желтая, глаза ярко-желтые, ноги желтые. В одежде молодых верхняя сторона тела бурая, каждое перо с ржаво-желтым краем и пятнами; нижняя сторона ржаво-красноватая, позднее ржаво-беловатая, с бурыми продольными пятнами. Клюв, глаза, ноги и восковица бледнее, чем у старых птиц. Отклонения редки; впрочем, очень светло окрашенных тетеревятников и альбиносов наблюдали неоднократно.*
* Среди тетеревятников, населяющих Восточную Сибирь и север Дальнего Востока, довольно значительна доля светлых птиц, некоторые особи отличаются практически целиком белой окраской оперения.
Область распространения тетеревятника простирается по большей части Европы и Средней Азии**; в пределах этих стран он, однако, встречается не везде, а если и встречается, то не одинаково часто.
* * На самом деле тетеревятник в Средней Азии не гнездится, там встречаются только пролетные или зимующие птицы. Зато он заселяет всю лесную зону Сибири и Северной Америки.
Где тетеревятник раз поселился, оттуда его трудно прогнать, если условия до некоторой степени благоприятны для его жизни. Он требует густой древесной заросли, в которой может пользоваться покоем и легко хватать добычу. Он едва ли делает различие между краснолесьем и лиственным лесом и особенно любит такие леса, которые чередуются с полями и лугами. Но все же чаще встречается в более крупных, чем в мелких, лесах.
По моему мнению, описание этой хищной птицы, данное моим отцом, остается до настоящего времени самым лучшим; поэтому оно служит основой последующего изложения, и лишь местами я буду вставлять более новые и важные наблюдения.
Тетеревятник - одинокая, необщительная хищная птица, которая лишь во время спаривания и вывода птенцов держится вместе с другой птицей; это крайне необузданный, дикий, дерзкий, быстрый, сильный и при этом хитрый и пугливый хищник. Полет его всегда быстр, а когда он бросается на добычу, то летит порывисто и шумно и часто парит. При этом он обыкновенно несколько расширяет свой длинный хвост. Если тетеревятник летит из одной части леса в другую и, особенно в гористых местностях, стремится от одной возвышенности к другой, то он летит на значительной высоте, приблизительно на 200—400 м над землей. Обыкновенно же скользит, как кустовые хищники, низко над землей, держась лесных опушек и кустов. Часто пересекает деревья и кустарники или пролетает над самыми верхушками их. Едва ли какая-нибудь другая птица обнаруживает во время полета столько разнообразия в движениях, как тетеревятник, который соединяет быстроту с резкими и неожиданными поворотами, стремительность движения с ловкостью, изумительной в такой большой птице. Он быстро поднимается вверх, некоторое время парит, описывая круги, внезапно бросается вниз, с величайшей уверенностью пролетает сквозь густые деревья и то поднимается, то опускается. На земле и он неловок, обыкновенно прыгает и лишь редко ходит. Садясь на дерево, всегда выбирает нижние ветви, и помещается, по возможности, ближе к стволу. Я никогда не видел его сидящим на скалах и стенах; на дома в деревнях он, говорят, иногда опускается. Голос его сильный, противный крик, который, однако, слышится нечасто.
Ястреб-тетеревятник (Accipiter gentilis)
Тетеревятника можно видеть в движении и деятельности во всякое время дня, даже в полуденные часы, которые большинство остальных хищных птиц посвящают отдыху. Он довольно правильно облетает большую область и долгое время возвращается изо дня в день на то место, где ему раз посчастливилось. Изумительное обжорство принуждает его охотиться почти беспрерывно: подобно перепелятнику, он редко действительно сыт, а всегда голоден или, по крайней мере, кровожаден. Он охотится за всеми птицами, от дроф и глухарей до маленьких вьюрков, и за всеми млекопитающими, которых надеется одолеть. Он бросается на зайца, чтобы умертвить его, поднимает с земли злую ласку и уносит от гнезда белку, разбойничает среди летящих и сидящих животных, плавающих птиц и бегущих млекопитающих и даже вытаскивает свою добычу из убежищ. Величайший страх охватывает животных, которые знают, что он опасен для них; они часто так пугаются, что остаются на месте, неподвижно устремив глаза и, как говорит Науман, "проливают кровь в его когтях, прежде чем решатся искать спасения в бегстве или прижавшись к земле". Хищность его можно сравнить лишь с его дерзостью, а оба эти качества - с его кровожадностью: он никому не дает пощады. Подобно перепелятнику, всегда захватывает добычу врасплох и потому почти всегда достигает цели. "Около деревенских жилищ, - совершенно справедливо пишет Алътум, - он так же неожиданно, как на окраине леса, со свистом проносится над крышей низкого строения или в промежутке между двумя постройками. С быстротой молнии схватывает на дворе одну из домашних кур или голубя и исчезает с ними прежде, чем успеешь хорошенько узнать нежданного гостя".
За домашними голубями он охотится постоянно, и одна пара тетеревятников может за несколько месяцев опустошить самую богатую голубятню. Заметив тетеревятника, голуби поспешно обращаются в бегство; но он с быстротой молнии бросается наперехват за ними и старается схватить одного из них, причем обыкновенно бросается на него сверху. Это происходит без заметного движения крыльев с далеко вытянутыми лапами и несколько сложенными крыльями, но с такой быстротой, что сопровождается шумом, который можно слышать на расстоянии 100-150 шагов.
Очень понятен и основателен тот смертельный страх, который охватывает при его появлении всех тех птиц, которым он угрожает. Лишь только он показывается, во всем птичьем мире начинается тревога. Голуби или куры сидят неподвижно на земле, позволяют человеку брать их руками или убегают в какое-нибудь укромное место и целые дни и недели не могут забыть перенесенного испуга. Сильные куры, собирая последние силы, бегут с хищником на спине в дом, как бы желая найти защиты у человека, и только храбрые вороны, которым тоже приходится жестоко терпеть от него, могут отважиться оказать сопротивление.
Точно так же усердно, как птиц, преследует он и млекопитающих. "Молодых зайцев, - говорит мой отец, - он одолевает легко, а на старых нападает по определенному плану. Именно, когда заяц ищет спасения в бегстве, он несколько раз ударяет его клювом, а когда заяц ранен и утомлен, он хватает его лапами и постепенно умерщвляет клювом и когтями. Эта битва продолжается обыкновенно долгое время, и я знаю пример, когда заяц некоторое время катался вместе с ястребом по земле и последний все-таки не выпустил его, даже когда ему приходилось лежать под зайцем. Один мой приятель, человек, достойный доверия, убил из засады одним выстрелом сразу и зайца, и тетеревятника в то время, когда тетеревятник бросился на зайца".
Если возможно, тетеревятник не довольствуется одной жертвой, а убивает столько птиц, сколько может поймать, затем спокойно ест их. Так, Розенталь видел, как тетеревятник в течение часа унес из гнезда одного за другим пять воронят, почти способных уже летать, несмотря на защиту собравшихся старых ворон. Если он голоден или возбужден продолжительным преследованием, а может быть, и обескуражен рядом неудачных нападений, то забывает всякую осмотрительность, преследуя спасающегося от него голубя, залетает даже внутрь дома или влетает в окно, бросается на птицу в клетке. На дворах его случалось ловить руками на схваченной им курице, накрывать корзинами, прогонять ударами палки. Замечательно то, что он большой лакомка. Где есть выбор, он всегда бросается на самую вкусную дичь. Это доходит до того, как пишет мне Мейеринк, что в местностях, богатых дичью, особенно там, где много фазанов и серых куропаток, его нельзя поймать в ловушку, если посадить в качестве приманки голубя, и, напротив, он попадает в нее очень скоро, если посадить туда фазана или куропатку. Там, где держат голубей, он всегда больше охотится за ними, чем за курами, хотя ему и легче ловить этих последних. Очевидно, он поступает так только потому, что голуби более нравятся ему, чем куры.
Причиной необщительности тетеревятника служит, вероятно, его неимоверная хищность. У птиц, содержащихся в неволе, мы часто наблюдали убийство собственных детенышей и птиц того же вида. Один мой приятель, лесничий, уверял меня, что держал однажды 14 тетеревятников в большом помещении; несмотря на обильную пищу, они после ужасных битв переели друг друга, так что осталось лишь два*.
* Часто такого рода случаи проявление стресса в условиях неволи.
Я могу дополнить эти данные, прибавив, что в неволе более сильный тетеревятник съедает более слабого, даже своего самца, птенца, отца или мать.
Невыразимая ненависть встречает тетеревятника всюду, где он покажется. Особенно вороны, которых он подчас схватывает, когда они сидят, неутомимо преследуют его и бросаются на него, обнаруживая полное презрение к смерти. "Один тетеревятник, продолжает мой отец, - которого преследовали три вороны, пытался иногда схватить одну из них, но они так искусно уклонялись, что ему никак не удавалось даже ранить какую-нибудь. Вороны некоторое время летали, таким образом, вместе с ястребом, и вдруг тот заметил на расстоянии 300 шагов голубей на крыше. Он тотчас поспешил туда и бросился косо вниз, но возвратился без голубя. Вороны были, казалось, совершенно изумлены этим нападением на голубей. Пока тетеревятник парил, они могли следовать за ним, но когда он кинулся на голубей, то ни одна из них не была в состоянии сопровождать его. Лишь когда он поднялся снова, вороны возобновили свою погоню. Некоторое время они опять гонялись за ним; вдруг он бросился почти по горизонтальной линии, пролетел около 200 м, поймал голубя и улетел с ним. Однако вороны снова стали его преследовать, да так сильно, что он должен был выпустить голубя и отказаться от всякой попытки поймать другого". Вороны вообще единственные птицы, которые проявляют при каждом удобном случае смертельную ненависть к тетеревятнику и доставляют ему много хлопот. Лишь только он показывается, как черная толпа окружает его; громкое карканье привлекает все новых и новых помощников, и таким образом вороны иногда совершенно останавливают тетеревятника. Это случается особенно тогда, когда он улетает с добычей в когтях или хочет съесть ее на земле. В пылу битвы обе стороны иногда совершенно забывают обо всем окружающем. Науман говорит, что хищнику удается иногда схватить одну из преследующих его ворон, но такие случаи могут встречаться лишь редко, так как вороны, охотясь за тетеревятником, действуют всегда с большой осторожностью. Кроме ворон, и наши мелкие благородные ястребы нападают на ненавистную и для них хищную птицу, а ласточки постоянно забавляются тем, что с громким предостерегающим криком сопровождают его.
Гнездо тетеревятник устраивает на самых старых и самых высоких деревьях в лесу, по большей части на толстых ветвях, около ствола; оно очень велико и плоско, состоит внизу из самых сухих сучьев, затем из прутьев и сверху выложено зелеными еловыми, пихтовыми и сосновыми ветвями, которые, по-видимому, постоянно заменяются новыми. Собственно лоток гнезда, очень неглубокая ямка, выложен обыкновенно пуховыми перьями самой высиживающей птицы. Раз построенное гнездо служит и на следующий год той же паре тетеревятников, которые поправляют, расширяют его и втыкают в него свежие ветви. Однако иногда пара имеет три или четыре гнезда, которые строятся на незначительном расстоянии одно от другого, и выводит птенцов то в одном, то в другом. Уже в марте, в прекрасные ясные дни, можно видеть, как обе возбужденные любовью птицы поднимаются винтообразно в вышину, делая равномерные повороты. Во второй половине апреля или в начале мая кладка бывает обыкновенно закончена. Она состоит из 2-4 больших, скорее продолговатых, чем круглых, очень вздутых посередине яиц, с толстой и шероховатой скорлупой. Они разрисованы по зеленоватому фону редкими желтыми пятнами, но часто бывают и лишены пятен. Самка высиживает с горячей преданностью и не оставляет гнезда даже после того, как ее несколько раз тревожили. Птенцы растут быстро, но и едят невероятно много, и обоим родителям приходится немало трудиться, чтобы утолить их волчий аппетит. Оба родителя приносят все, что находят; по наблюдению одного нашего знакомого, человека, вполне достойного доверия, приносят даже целые гнезда с находящимися в них птенцами, именно гнезда обыкновенных и черных дроздов*.
* Тем не менее такие свидетельства - выдумки.
Едва ли следует сомневаться в том, что, как уверяли некоторые лица, более сильные птицы в гнезде, если терпят голод, нападают на своих братьев и съедают их.
Вследствие приносимого тетеревятником вреда, который нельзя оценить и который очень часто непосредственно касается человека, эту коварную хищную птицу ревностно преследуют. Охота за ними не особенно легка, так как смышленость и хитрость старых тетеревятников доставляют охотнику много хлопот. Но тем лучше вознаграждается ловля их или охота, основанная на том, чтобы разумно пользоваться ненавистью тетеревятника к филину. Насколько он не любит, чтобы другие задорные птицы нападали на него, настолько ревностно, горячо и упорно сам нападает на филина. Своеобразно хлопая крыльями, более порхая, чем трепеща, он приближается к ненавистной сове на расстояние нескольких сантиметров, так что бывает нельзя стрелять в него, чтобы не попасть в филина. Иногда тетеревятник садится на жерди перед шалашом, тогда его можно без труда застрелить.
Приручить тетеревятников можно, это доказали древние охотники, а современные азиатские доказывают и в настоящее время. Но что надо делать, чтобы сломить их упрямство, остается для меня загадкой. Покорить такое существо человеку - это торжество приручения. В Индии тетеревятник, по Жердону, самый драгоценный из всех охотничьих птиц. "Бац, как называют его в Индии, дрессируется на вихляев, коршунов, стервятников, уток, бакланов, цапель, ибисов, зайцев и т.д. Для охоты на зайцев тетеревятнику надевают кожаные штаны, чтобы он не изорвал ноги о шипы кустов, как случается обыкновенно, так как заяц тащит хищника за собой. Тетеревятник держится одной лапой, а другую волочит за собою, чтобы схватывать соломины, ветви и тому подобное и тем удерживать зайца. Он летит прямо к добыче; но если она находится не на надлежащем расстоянии (около 100-200 м), то оставляет охоту и или возвращается обратно к охотнику, или садится на соседнее дерево или на землю. Хорошо дрессированный тетеревятник-самка стоит обыкновенно 20-50, а самец 10-30 рупий".
Чем дольше и чаще им пользуются, тем лучше он становится. Он привыкает к людям, собакам и другим предметам, которые могут сначала пугать его, довольно быстро; его понятливость просто удивительна, ум почти равен уму собаки. Томсон уверяет, что у него были настолько ручные и умные тетеревятники, что достаточно было протянуть руку, чтобы приманить их на нее; другие могли сидеть перед палатками без привязи, перелетали, когда охотники снимались с места, на ближайшее дерево и следовали за ними по лесу и открытым местам, никогда не отставая, пока не взлетала какая-нибудь птица, годная для охоты, и не начиналась их работа. "Чудное зрелище, - замечает Жердон, - доставляла одна из этих птиц, когда она, как пуля, устремлялась за взлетевшей дикой курицей и сбивала ее на землю, прежде чем мы успевали различить, что это за птица. Иногда между ними начиналось состязание в быстроте: курица летела впереди, тетеревятник за ней, обе птицы напрягали все мускулы, ястреб все более и более приближался, пока ему не удалось, наконец, схватить добычу. В местности, поросшей травой, которая не мешала видеть далеко вокруг, такая охота имеет величественный вид. Не менее привлекательна и охота на франколинов в высокой густой траве. Ряд слонов взгоняет добычу, франколин взлетает прямо, спущенный ястреб следует за ним по горизонтальной линии, пока не увидит, что тот опускается, и схватывает его, падая почти вертикально вниз". Хорошо дрессированных тетеревятников можно, по словам Томсона, употреблять на все виды куриных Индии, от павлина до серой куропатки; в час они могут поймать более дюжины птиц. В Персии тетеревятника вынашивают чаще, чем какого-либо другого ястреба. Некоторых птиц.
употребляемых для этого, ловят на лесистых холмах юга и запада, но большую часть привозят из прикаспийских лесов. "Тарлана", как называют в Персии тетеревятника, употребляют для охоты на каменных куропаток и франколинов. Белые экземпляры, получаемые из Сибири, ценятся не выше обыкновенных. На южном Урале и прилежащих степях тоже чаще всего вынашивают именно этого ястреба, во-первых, потому, что его во множестве находят во всех лесистых местностях, а потому не трудно и достать, во-вторых, потому, что он очень понятлив.
На юге Африки живет, насколько известно до настоящего времени, самый крупный вид из семейства ястребиных, которого называют певчий ястреб-габар (Micronisus gabar). У него оперение горла и верхней части груди шиферно-серое; оперение брюха, гузки и штанов, а также большие кроющие перья крыльев покрыты по белому фону тонкими пепельно-серыми зигзагообразными попе- речными линиями. Радужная оболочка глаз прекрасного бурого цвета, клюв темно-синий, восковица и ноги ярко-оранжевого цвета. Длина самца равна 50 см, размах крыльев 99, длина крыла 30, длина хвоста 22 см. Самка приблизительно на 4 см длиннее и на 5-6 см больше в размахе крыльев.
Певчий ястреб имеет только весьма отдаленное наружное сходство с европейским ястребом; по умственным способностям и нраву он совершенно отличается от него. Это ленивая угрюмая птица, которая не обладает той смелостью, которая делает европейского ястреба опасным врагом всех более слабых позвоночных животных. Лень - вот преобладающая черта его характера: целыми часами сидит он на одном месте, сонливо оглядывая со своей вышки ближайшую окрестность. Полет его не так быстр и ловок, как у наших ястребов, а, напротив того, вял и нерешителен.
Главной пищей певчего ястреба служат насекомые, пресмыкающиеся и мелкие млекопитающие. По моим наблюдениям, саранча составляет его любимую, а временами и исключительную пищу. Кроме того, он охотится еще за мышами, остатки которых находят обыкновенно в его желудке. Гартман видел, что он ловит и ящериц, и наблюдения этого натуралиста совершенно сходятся с моими собственными. На птиц он нападает только в тех случаях, когда мелкие пташки несутся целыми стаями к водопою, но ему и тут редко удается схватить хоть одну птичку. Он слишком неуклюж, чтобы поймать птицу на лету, и я никогда не видал, чтобы он преследовал голубей, как это делают наши тетеревятники и перепелятники. Уже грызунов, величиной с белку, он никогда не трогает, а с сусликами, например, живет в величайшей дружбе.
Пойманные ястребы этого вида по нраву противоположны европейским представителям этого семейства. Певчие ястребы - это спокойные, тихие птицы, которые целыми часами сидят, на одном месте, скоро знакомятся со своими воспитателями и со временем становятся с ними даже очень ласковыми. Без видимого неудовольствия принимают они предлагаемую им пищу, но все же легко делаются жертвой не вполне соответствующей их природе обстановки.
Одни из самых красивых представителей дневных хищных птиц нашей части света - это луни. Стройные птицы, средней величины, с небольшим слабым туловищем; нежным и слабым, сильно загнутым, тупым и зубчатым клювом, конец которого образует длинный крючок. Ноги стройные, длинные и короткопалые, крылья длинные, большие, но довольно узкие; хвост средней величины, широкий и мягкий.
Полевой лунь (Circus cyaneus). Встречается чаще других. Вся верхняя часть тела взрослого самца светлого пепельно-бурого цвета за исключением затылка, который бурый с белыми долевыми полосками; нижняя часть белая. Первое маховое перо черно-серое, следующие пять - черные, а около корня сероватые или белые; прочие - пепельно-серые; средние перья хвоста темно-серые, у краев светлее, почти белые; крайние перья покрыты у корней едва заметными неправильными полосками. У старой самки оперение затылка, задней стороны тела и верхней части крыльев имеет ржаво-желтые края; полоска над глазом беловатая; передняя сторона по ржаво-желтому полю покрыта продолговатыми бурыми полосками; на хвосте несколько бурых и ржаво-желтых полос. Молодые птицы похожи на самку. Зрачок, восковица и ноги лимонно-желтые; клюв черного рогового цвета. Длина достигает 46 см, размах крыльев 113, длина крыла 36, длина хвоста 21 см. Самка на 6 см длиннее и на 9 см шире самца. Область распространения полевого луня довольно обширна. Он живет во всей средней части Европы точно так же, как и в большей части Средней Азии, посещает во время своих перелетов все страны северной Африки до экватора, также всю южную Азию, насколько местные условия удовлетворяют его потребностям.
На юге России, в Придунайской низменности, Турции и Греции, на юге Средней Азии и в северной Африке полевого луня заменяет степной лунь (Circus macrourus).
В своих нравах и привычках, насколько я мог узнать, оба родственных вида луней мало чем отличаются друг от друга, так что совершенно достаточно в последующих описаниях иметь в виду одного полевого луня. Появившись в конце марта, полевой лунь, устроившись в своих владениях, начинает вести такой правильный образ жизни, что его невозможно не заметить. Несколько раз в сутки облетает он свои владения вдоль и поперек, почти всегда держась выбранного однажды направления, так что не может не броситься в глаза даже не особенно внимательному наблюдателю. Едва успеют кусты, луга и поля обсохнуть от росы, как полевой лунь уже отправляется за добычей и продолжает поиски до тех пор, пока старания его не увенчаются успехом. За счастливым ловом следует более или менее продолжительный отдых, после которого лунь опять летит за пищей. Так проводит он время, попеременно летая и отдыхая, до самых сумерек. Летает он, как бы качаясь в воздухе, почти касаясь земли. То паря, высоко поднявши вверх крылья, то ускоряя свои полет ленивыми взмахами крыльев, летит лунь по им дороге, направляясь преимущественно к ручью, канаве или ряду кустарников. Иногда он уклоняется от главного направления вправо или влево или кружит по одному месту, несколько раз стремительно опускается на землю, как будто хватает добычу, но, поднявшись, продолжает свой путь. Летает, как бы качаясь, вокруг верхушек деревьев, над рядами кустов, по ту или другую их сторону, несется над лугом или нивой и, наконец, возвращается, описывая большие дуги, к исходному пункту своих странствований. Кто внимательно следит за какой-нибудь парочкой луней, тот, конечно, заметит, что самец всегда более или менее тщательно исследует местность, но охотится в разное время дня, то утром, то в полдень, то вечером. Такая охота продолжается часа полтора, после чего лунь обыкновенно отдыхает от четверти до получаса или, по крайней мере, несколько минут. Для отдыха выбирает какое-нибудь возвышение почвы или известное место среди луга или хлебного поля; сидит вначале в задумчивости несколько минут неподвижно, причем не упускает случая оглядывать кругом всю местность и, наконец, приступает к чистке и разглаживанию своих перьев. Последнее производится так тщательно, что место отдохновения луня легко отыскать по множеству разбросанных там перьев, особенно в период линьки. Я никогда не видел, чтоб полевой лунь сидел на деревьях, между тем как степные луни всегда отдыхают на них*.
* Это не так, для степного луня сидеть на деревьях так же необычно, как и для полевого.
К искреннему моему сожалению, я не могу выступить в роли защитника полевого луня. Нельзя не согласиться, что красивая ярко-голубая птица служит истинным украшением равнин, особенно когда она весной плавно носится над полями; несомненно и то, что она очень полезна, уничтожая мышей и насекомых, в особенности саранчу, а ловлей ящериц и лягушек, которые вместе с мышами составляют ее главную пищу, не приносит нам, по крайней мере, никакого вреда: но различные злодеяния, которые она позволяет себе совершать на наших глазах, лишают ее права на наше сочувствие и защиту. Несмотря на свою кажущуюся слабость, полевой лунь - дерзкий и опасный враг всех тех животных, которых он в состоянии одолеть. В его хищнические когти попадают суслики, молодые зайцы, неоперившиеся птицы, гнезда которых расположены на земле, начиная с молодых фазанов и куропаток и кончая малиновкой. Взрослую птицу лунь поймать, конечно, не может, но сидящую низко на гнезде самку он снимает так же ловко, как выхватывает из гнезда неоперившегося птенца или лежащие в нем яйца. Что он убивает молодых фазанов удостоверено многими свидетелями. По словам Наумана, его вид страшно пугает куропаток. Во время полета он, правда, не может причинить им вреда. Вот почему куропатки, завидев луня, тотчас улетают как можно скорее и прячутся от страшного хищника среди высокорастущих злаков, или кустарников, или же в огородах, засаженных капустой и репой. От зорких глаз луня, однако, не укрывается эта игра в прятки. Он тотчас подлетает, обыскивает самым тщательным образом место убежища своей жертвы, порхает над ним, стремительно опускается на землю как бы для того, чтобы схватить добычу, опять поднимается вверх и продолжает эту жестокую игру до тех пор, пока молодая куропатка не оплошает и не попадется ему в когти. "Старые куропатки, - говорит Розенталь, - защищают сообща свое потомство, причем, однако, большей частью погибает один или два птенца". Таким же образом хватает он молодых камышевок, бекасов и других болотных и водяных птиц. Кроме того, полевой лунь умеет отлично пользоваться своей способностью мгновенно останавливаться на лету и падать на землю, чтобы застать врасплох сидящую на яйцах птицу. Впрочем, вышеупомянутыми сведениями мы вполне исчерпали весь запас прегрешений полевого луня.
С воронами полевой лунь живет в постоянной вражде и нелегко одолевает храбрых маленьких птиц, вроде ласточек и трясогузок. Из людей для луня опасны больше всего собиратели яиц, так как от охотника он по большей части сумеет уберечься.
Полевой лунь, пойманный даже взрослым, ведет себя в неволе гораздо спокойнее, чем всякая другая хищная птица, за единственным исключением его ближайших родичей. По-видимому, без всякого озлобления мирится он с потерею своей свободы; совершенно равнодушно смотрит на стоящих перед его клеткой людей, спокойно прохаживается туда и сюда и принимает разнообразные позы. На всякую предложенную ему пищу он бросается без оглядки, пожирает все, что ему приносят, но только при определенной пище может долго прожить в неволе.
В сообществе с полевым лунем живет луговой лунь (Circus pygargus). Длина его достигает 44 см, размах крыльев 125, длина крыла 48, а хвоста 23 см. У старого самца, бесспорно, самого красивого из наших луней, голова, затылок, спина и верх груди голубовато-серого цвета. У старых и молодых самок, оперение которых почти одинаковое, верхняя часть тела преимущественно буро-серая. Глаза у старых птиц ярко-желтые, у молодых карие, клюв голубовато-черный, восковица желтая; очень высокие и тонкие ноги желтовато-воскового цвета.
Область распространения лугового луня не менее обширна, чем местожительство обоих описанных нами раньше его родичей. Однако птица эта принадлежит более востоку, чем западу северных стран Старого Света. Согласно данному ему имени, он предпочитает для житья обширные луга или, по крайней мере, болота, высыхающие летом на больших пространствах; поэтому он селится преимущественно поблизости рек и в особенности на низменностях, затопляемых во время половодья. Чаще встречается в низменностях Австрии и Венгрии, южных Придунайских долинах; но центральным пунктом его области распространения должны мы.
вероятно, считать сибирские степи и Туркестан. Во всех степях около Алтая, к юго-востоку до горной страны Алатау, где мы путешествовали вместе с Финтшем и графом Вальдбург-Зейлем, мы находили чаще всех остальных видов луней - лугового луня; но (о чем следует особенно упомянуть) встречали его очень часто и в тундре нижнего течения Оби. К востоку область его распространения простирается до Китая. Во время своих путешествий он посещает осенью и зимой всю южную Европу, большую часть южной Азии и Африки, попадается зимой в Индии в удобных ему местностях, проникает до степей средней Африки, появляется, по словам Андерсона, даже в южной Африке.
Хотя луговой лунь ни внешним своим видом, ни образом жизни, ни нравом, ничем особенно не отличается от полевого и степного луня, я все же не могу отказать себе в удовольствии передать здесь те сообщения, которыми я обязан талантливому перу кронпринца Рудольфа Австрийского. Описание жизни этой птицы передано так живо и ярко, а вместе с тем так верно и правдиво, что я ничего не читал равного, а тем более лучшего описания. "В Австрийской низменности, - так пишет мне кронпринц, - луговой лунь вьет гнезда даже в окрестностях Вены, но, подобно другим своим сородичам, оказывается очень прихотливым в выборе местожительства. Любимым местопребыванием его служат обширные безлесные равнины, покрытые, однако, то мелким тернистым кустарником, то нивами, и прорезанные реками. Луговой лунь - настоящий житель низменности и никогда не встречается ни в горах, ни в лесистых местностях. Он, правда, не связан, подобно камышовому луню, с какой-нибудь определенной местностью; однако старательно избегает далеких путешествий вне своего отечества. Обширные поля и в особенности сырые луга, молодые поросли и просеки по краям береговых лесов больших рек служат ему любимым местопребыванием, в особенности, если в их непосредственной близи находятся большие, безлесные пространства".
Со своей стороны я могу прибавить, что луговой лунь даже в вышеупомянутых степях отыскивает себе для жилья преимущественно местности, орошаемые рекой, ручьем или едва просачивающимся из земли ручейком и уже оттуда предпринимает путешествия по сухим степям. Однако, вопреки всем собранным нами наблюдениям, луговой лунь поднимается и на вершины степных гор, залетает по дороге в небольшие рощи, хотя при этом все-таки придерживается тех горных откосов, которые сохраняют отпечаток степей.
"Луговой лунь, - продолжает кронпринц, - хищная птица, которая всю свою жизнь проводит на земле или, по крайней мере, над землей. Только во время спаривания можно видеть, как они парочками поднимаются в вышину, где совершают всевозможные эволюции в воздухе; однако эти упражнения в полете далеко не так разнообразны, как у камышового луня, хотя нужно сказать, что луговой лунь гораздо быстрее, легче и выносливее своего большого сородича. Полетом своим он нисколько не напоминает хищных птиц, а скорее ласточек и чаек; за ласточку его нередко принимает даже опытный охотник. Когда луговой лунь, поднявшись прямо с земли, несется, почти касаясь ее, то полет его удивительно напоминает полет козодоя. Луговой лунь - одна из самых подвижных и беспокойных птиц: с восхода солнца и далеко за полночь он находится в постоянном движении, хотя круг деятельности его ограничивается только весьма небольшим пространством. Часто можно видеть, как он, широко распустив крылья, почти не ударяя ими в воздухе, парит над волнующейся нивой, или вдруг пролетает совсем низко над полем или лугом, выписывая извилистые линии; потом круто поднимается в вышину, чтобы покачаться или покружиться в воздухе, после чего камнем падает на землю в густые злаки или высокую траву, где отдыхает несколько минут; потом опять принимается за ту же игру, которую продолжает изо дня в день почти безостановочно. Самки ведут более спокойную жизнь, чем самцы, и сидят по большей части на земле, в особенности во время высиживания. Самка, впрочем, такая невзрачная птица, что не знатоку трудно признать ее за лугового луня, если он вообще и заметит ее. Что касается самца, то он, бесспорно, одна из самых красивых и изящных птиц Германии. Его веселый и беспокойный нрав в высшей степени оживляет монотонную равнину. Его красивой наружностью поразится всякий, кому удастся увидать эту стройную птицу, как она, освещенная солнцем, искрясь и отливая серебром, плавно несется над волнующимися нивами, тем более, что в среднеевропейских странах привыкли видеть только темно оперенных хищных птиц. Для ночлега луговой лунь выбирает себе хлебное поле, некошеный луг, густой кустарник, иногда осоку; часто отдыхает и на пограничных камнях, воткнутых в землю кольях, на часовнях и т.д.; во всяком случае, он спит только на земле или низко над ней. Леса избегает он даже днем, а тем более ночью.
1 - Полевой лунь, самка (Circus cyaneus) 2- Луговой лунь (Circus pygargus) - Степной лунь (Circus macrourus)
Я никогда не видал, чтобы луговой лунь сел на дерево, но замечал, напротив того, что он избегает не только леса, но и одиноко стоящих деревьев и даже в молодом лесу, где вьет свои гнезда, никогда не садится на кусты. Чем охотнее держится он долин, орошаемых реками, тем решительнее избегает лесной чащи. Конечно, ему случается лететь мимо опушек высоких лесов, но никогда не проникает он в их середину. Чаще всего можно видеть, как луговой лунь, подобно чайкам, носится туда и сюда вдоль какого-нибудь речного протока; только один раз заметил я, что, испуганный встретившейся ему лодкой, он полетел по направлению высокого леса.
"Луговой лунь, как и все его сородичи, довольно пугливая птица, которая держится от человека в почтительном отдалении; однако она не одарена хитрою и умною осторожностью соколов. Не умея различить, как это делают другие хищные птицы, охотника от крестьянина, мужчину от женщины, он спасается от всякого человека в полете, описывая в воздухе волнообразную линию. Если он летит высоко над полями и завидит человека уже издали, то можно быть уверенным, что он пролетит дальше, чем на ружейный выстрел, от заклятого врага всех зверей. Но часто случается, что лунь пробирается у самой земли, по тропинкам между хлебными полями и лугами и тогда может случиться, что, вследствие закрытого со всех сторон вида на окрестность, он на повороте неожиданно почти наткнется на самого охотника и таким образом попадется ему в руки. Сидя на земле, он не так пуглив и умеет скрыться от врага; когда же отдыхает, скрывшись среди густого кустарника, то часто спокойно пропускает мимо себя человека или поднимается с земли, когда тот уже совсем близко.
Гнездо лугового луня представляет весьма простую постройку из хвороста, сухих веток и подобных веществ, которые довольно крепко соединены между собой; оно расположено всегда у самой земли, среди густого кустарника, хлебных растений, высокой травы и иногда в камыше. Вообще луговой лунь гораздо осторожнее камышового при выборе места для постройки гнезда и избегает открытых мест. Смотря по состоянию погоды, но большей частью не раньше половины мая, кладка, состоящая из 4—5 яиц, окончена. Яйца, длина которых достигает 42 мм, а ширина 32 мм, чисто белые или покрыты редкими пятнами; они мелкозернисты и без глянца, вследствие чего имеют сходство с яйцами сов, но отличаются от них своим светло-зеленым отливом. Они так похожи на яйца полевых луней, что их часто смешивают между собою. Любовью к своим яйцам и птенцам луговой лунь превосходит даже других сородичей. Любовь эта выказывается не одной только самкой, так как самец для защиты гнезда готов, не задумываясь, подвергнуться всякой опасности. Даже другие луговые луни спешат на защиту чужих птенцов, которым грозит опасность, и вместе со встревоженными родителями с громким криком окружают врага. Пока самка сидит на яйцах, самец постоянно носится взад и вперед около гнезда, время от времени он подлетает к подруге и садится рядом; после короткого отдыха опять начинает он кружиться около гнезда и, наконец, покидает, большей частью ненадолго, свое местожительство для добывания пищи.
Луговой лунь живет охотой на бегающую, сидящую или ползающую, но никак не на летающую дичь. Самой любимой его пищей служат хомяки, суслики, полевые мыши и лягушки; кроме того, он хватает и птиц, не умеющих летать, время от времени и молодых зайцев, перепелов и куропаток. Но вообще я того мнения, что приносимый им вред нельзя сравнить с той пользой, которую он оказывает, уничтожая мышей, сусликов и других вредных грызунов".
Мне остается упомянуть о болотном луне (Circus aeruginosas). Оперение его довольно значительно изменяется, не только смотря по полу и возрасту, но и по временам года. У старого самца перья лба и темени покрыты бурыми и желтыми полосками; остальная верхняя часть тела кофейного цвета. У взрослой самки оперение менее яркое и не такое пестрое. Длина достигает 55 см, размах крыльев 136, длина крыла 43, длина хвоста 24 см. Самка на 3-4 см длиннее и на 7-9 см шире.
Болотный лунь водится во всех странах и местностях Европы, отвечающих условиям, необходимым для его существования. Кроме того, он встречается во всей западной Азии к югу от Алтайских гор; но чем дальше на восток, тем появляется он все реже и реже, а на Амур и в Китай залетает разве только в одиночку. Во время своих перелетов он посещает юг Азии и большую часть Африки. Жизнь болотного луня связана с низменностью: положительно можно сказать, болото и вода так необходимы для его существования, что он никогда не упускает их из виду. У нас болотный лунь перелетная птица и появляется с весенним разливом рек, следовательно, не раньше марта и не позже апреля; в августе начинается отлет этих птиц, а к концу октября они совершенно исчезают. Но в южной Европе, а именно в Греции и Испании, так же как и в северной Африке и преимущественно в Египте, а еще чаще в Персии и Индии, этого луня считают уже оседлой птицей.
Болотный лунь (Circus aeruginosas)
Несмотря на то, что мне случалось наблюдать за болотным лунем в трех частях света и временами даже в значительном количестве, я все-таки предпочитаю передать здесь слова кронпринца Рудольфа об этом предмете; позволю себе, впрочем, вставить наблюдения и других опытных натуралистов, а иногда и свои собственные.
"Образ жизни и нрав болотного луня изобличают в нем неблагородного хищника, в котором не отразились характерные особенности этой гру п п ы пти ц. Слабость телосложен ия дозволяет ему только охоту за небольшою дичью, которую он убивает на земле или разыскивает среди болот. Человека он боязливо избегает, умеет спастись от него среди камыша или непроходимых болот. За исключением времени размножения, эту большую хищную птицу можно увидеть довольно редко. Днем она скрывается в камышах, где в полной тишине и с большим успехом гоняется за добычей. Это особенно относится к тем луням, которые устроили свое жилище среди обширных болот, у стоячих вод и топей. Здесь лунь сидит целый день на толстых стеблях тростника и камышовых головках, плавающих бревнах, старых выступающих из воды сваях, но всегда как можно дальше от берега. Плывущую среди осоки лодку или охотничью собаку он подпускает к себе на близкое расстояние, как будто надеясь на свое темное оперение. И только когда опасность ему покажется очень серьезной, он поднимается вверх, но не так, как другие хищные птицы, которые как можно скорее спешат удалиться на расстояние, а медленно летит над камышами, тяжело ударяя о воздух своими круглыми крыльями. Единственное время, когда болотный лунь отрекается от своей ленивой медлительности, от своей, так сказать, пресмыкающейся жизни, это пора размножения: тут он бросает болото и тростник, носится высоко по воздуху, совершая самые удивительные фокусы, будто хвастаясь своим умением летать. Пара таких птиц, живущая обыкновенно так скрытно, что их в остальное время года и не заметишь, в апреле в состоянии оживить всю окружающую местность. Раньше, чем самка начнет свою кладку, еще во время спаривания, парочка луней часто поднимается в высочайшие слои воздуха и там предается еще более разнообразным и искусным играм, чем это делают коршуны. Болотные луни отличаются, впрочем, от коршунов тем, что, время от времени, со значительной высоты вдруг низвергаются на землю и, отдохнув несколько секунд, снова начинают играть, совершенно так, как это делают другие луни.
С началом мая все игры прекращаются; самки садятся на свои гнезда, и только одни самцы иногда забавляют их и себя разными воздушными упражнениями. Когда видишь их кружащимися все по одному и тому же месту, то можешь сказать, что гнездо находится неподалеку; поэтому его нетрудно отыскать. В стоячих водах, в тростнике и болоте гнездо это устроено на высоких травах или близ самого берега в осоке, иногда даже в хлебном поле, в случае если эти поля непосредственно граничат с берегами, населенными болотными лунями.
Если нет подходящего места или все болото покрыто водой, то гнездо строится между высокими стеблями тростника, на самой воде, и, следовательно, плавает. В береговых полянах оно находится чаще всего в камышах, окаймляющих запруды или узкие рукава, но, кроме того, встречается постоянно в просеках и молодых лесах, расположенных недалеко от берега. Я, впрочем, заметил, что некоторые гнезда изредка попадаются и очень далеко от воды, в совершенно сухих местах. В таких случаях гнездо представляет довольно обширную, плоскую, как тарелка, постройку из ветвей и травы и лежит прямо на земле, между тем как среди болот и тростниковых зарослей оно всегда состоит из тростника, осоки и других болотных растений, которые самка, часто издалека, притаскивает в своих лапах. При выборе местожительства птица главным образом обращает внимание на то, чтобы ничто не могло помешать ей свободно прилетать и вылетать из гнезда. Большей частью в первых числах мая и, во всяком случае, не раньше конца апреля в гнезде находят окончательную кладку, состоящую из 4-5 яиц.
Болотные луни - самые нежные родители. В то время, как все остальные хищные птицы, за исключением полевых луней, долго не решаются вернуться к гнезду, с которого их раз спугнули, камышовый лунь дает себя несколько раз согнать с гнезда и снова возвращается к нему даже на виду своего противника. Когда гнездо стоит на открытом месте, то самка, которая, как у всех луней, одна занимается высиживанием, старается обмануть внимание охотника, распластываясь по земле, и только тогда с шумом поднимается с гнезда, когда враг находится от нее в двух или трех шагах; но и тут она не спешит улететь подальше, как это делают другие хищные птицы, а медленно несется над самой землей и, только отлетевши шагов на сто, поднимается прямо вверх на довольно большую высоту, описывает большой круг над гнездом и возвращается к нему с другой стороны. Если же она заметит, что враг все еще не удалился, то продолжает носиться над гнездом с жалобным криком; но стоит нарушителю ее спокойствия удалиться шагов на сто, как птица тотчас же с высоты прямо опускается на гнездо".
Болотного луня мы, безусловно, должны считать самым вредным хищником из его сородичей: пища его состоит почти исключительно из водяных и болотных птиц, молодых птенцов и яиц, и только в случае их недостатка довольствуется пресмыкающимися, рыбами и насекомыми. Охотится в общих чертах совершенно так же, как и прочие его сородичи, с той только разницей, что гораздо усерднее преследует птиц. И в этом отношении приносит больше вреда, чем какая бы то ни было хищная птица, так как другие, кроме того, ловят много мелких грызунов и насекомых.
"В поле, - рассказывает Науман, - болотный лунь выслеживает гнезда жаворонков и других птиц, причем не брезгает ни яйцами, ни молодыми птичками. Большие яйца он искусно высасывает, маленькие же проглатывает со скорлупой. Он производит страшные опустошения в гнездах полевых птиц, а также в гнездах диких гусей и уток среди камышовых зарослей, потому что во время вывода птенцов питается одними яйцами и птицами.*
* Данное утверждение не совсем верно. В период вывода птенцов болотный лунь питается теми же объектами, что и вне периода размножения. Кроме птиц, в его пище присутствуют и млекопитающие.
Старые птицы, которые очень хорошо знают, что болотный лунь такой же искусный, как и злобный, истребитель их потомства, стараются всеми силами удалить его от своего гнезда и преследуют его жалобным криком и сердитыми ударами клюва. Дикие утки, гуси и другие плавающие птицы, временно покидая гнездо, тщательно закрывают яйца разным настилочным материалом, стараясь скрыть их от глаз луня. Зато яйца птицы, случайно спугнутой с гнезда и не успевшей прикрыть их, должны считаться неминуемо погибшими, так как первый лунь, которому они попадутся на глаза, без всякой церемонии высосет их. Только лебединые яйца ему, кажется, разбить не под силу: я видел, как лунь долгое время клевал их, но вынужден был отказаться от своего намерения. Главным предметом его нападений во все время, от вывода яиц до самой осени, служат лысухи, которые плавают врассыпную, завидев врага, они поспешно скликают друг друга и спешат укрыться в ближайшем тростнике. Если хищник и тут преследует их, то лысухи снова плывут на открытую воду и стараются спастись, ныряя. В тростнике лунь долго гоняется за ними, перепрыгивая с одного стебля на другой, пока не сцапает кого-нибудь. Старым уткам он повредить не может и даже не смеет нападать на молодых утят в присутствии матери, которая, чуть заметит, что лунь намерен напасть на утят, взлетает ему навстречу, иногда даже выше камыша, кидается и кусает его, между тем как птенцы, прижавшись друг к другу, испуганно дожидаются матери. Пока у молодых гусят живы оба родителя, ни один камышовый лунь не может обидеть их, потому что оба родителя, а преимущественно самец, постоянно сторожат птенцов".
Бородач, или ягнятник (Gypaetus barbatus), по моим собственным измерениям, достигает 1-1,15 м длины, 2,4-2,67 м в размахе крыльев; длина крыла равняется 79-82 см, длина хвоста 48-55 см. Первые цифры относятся к самцам, вторые к самкам, но те и другие, как у всех хищных птиц, подлежат значительным колебаниям. Оперение старых птиц на лбу, темени и боках головы желтовато-белое, оттенен ное более тем н ы м и щети н исты м и перьями; задняя часть головы и шеи красивого ржаво-желтого цвета; спина, верхние кроющие перья крыльев и хвоста черные. По груди проходит ожерелье бело-желтых перьев с черными пятнами. От основания клюва тянется поперек глаза черная уздечка; на задней части головы она загибается, но не совсем подходит к такой же полоске, идущей с другой стороны, так что не образует полного кольца. Глаза серебристо-белые; окружающая их кожа красно-коричневого цвета. У молодой птицы глаза пепельно-серые. Очень молодые птенцы черно-бурые, только после нескольких линек оперение молодых бородачей принимает такой же вид, как у старых.
В последнее время нашли, что сардинские, испанские и южноафриканские бородачи светлее окрашены, чем те, которые живут на Пиренеях и на Алтае.
Бородач очень распространен. В Европе он населяет Альпы и Трансильванские горы, реже встречается на Балканах и в Пиренеях, на Кавказе. В Азии он водится на всех высоких горах, от Алтая до пограничных и центральных гор Китая и оттуда до южноаравийских и Гималайских гор. В Африке его местопребывание ограничивается только северными береговыми странами этой части света.*
* В прошлом и первой половине этого столетия бородач преследовался людьми в большинстве стран Европы, в результате чего он был истреблен во многих местах. Сейчас бородач не встречается ни в Альпах, ни в Карпатах (Трансильванские горы), ни на Сардинии, нет его также в горах Болгарии, Югославии, Испании и на Апенинском полуострове. Пока еще он сохранился только в Пиренеях, на Корсике, в горах Греции, на Крите и на Кавказе. Бородач внесен в Красную книгу России и в списки редких видов птиц большинства стран Европы и многих стран Азии.
Ни одна хищная птица, не исключая даже орла, не была так подробно описана, как бородач, но в то же время можно сказать, что только в последние годы из ее жизнеописания отброшено все лишнее и сказочное. Я сам, вследствие своих наблюдений за этой гордой птицей в Аравии и Испании, был одним из первых, постаравшихся изобразить жизнь и нравы ее согласно со строгой истиной. В настоящее время мне доставлено много и других наблюдений. Мы получили более или менее подробные отчеты от Жердона, Адамса, Ходжсона, Ирби, Гейглина, Гюрнея, Крюпера, Гуддлестона, Юма, Сальвина, моего брата и других. Отчеты эти очень сходны между собой, но сильно разнятся рассказы о швейцарском бородаче прежних и новейших наблюдателей, в том числе и уважаемого Гиртаннера. Поэтому я сообщу мои собственные и согласные с ними наблюдения вышеупомянутых естествоиспытателей, а потом уже передам более важные, по моему мнению, рассказы швейцарских наблюдателей.
Более прочих своих собратий, за исключением разве кондора, бородач имеет право считаться обитателем самых высоких точек горного пояса; но под этим не должно подразумевать, что он водится исключительно в горах: он любит вершины, но не избегает и долин. Совершенно равнодушно относится он к непогоде, буре, льду и снегу. Незаметно тоже, чтобы постоянная жара, господствующая в более низких слоях воздуха южных гор, беспокоила его, при стремительном полете даже горячий воздух веет ему прохладой. Тем более он мгновенно может унестись из несносной жары и охладить свою грудь в чистом эфире высших слоев воздуха. На всех высоких горах Испании он составляет довольно обыкновенное явление, но вьет гнезда и ниже, на высоте от 200-300 м над уровнем моря. То же самое относится и к Персии. В Швейцарии, напротив, бородач, по возможности, держится самых высоких и недоступных вершин, где живет никем не замеченный.
"Над вершинами проносятся страшные зимние бури, - говорит Гиртаннер, - разметывая по сторонам снег и лед. От ударов ветра дрожат хижины в горах, а мощный заповедный лес под напором ветра стонет, качается и трещит, и всему живому грозит смерть среди ужасного шума разыгравшихся сил природы. Только тогда начинает опытный охотник посматривать в вышину из своего низенького окошка, чтобы узнать, не кружится ли бородач над его деревней. Охотник хорошо знает, что исполинская борьба стихий и лютый голод заставят хищника спуститься с высоты и приблизиться к жилищу человека. Если бородачу удастся кого-нибудь похитить для наполнения своего голодного желудка, то он в скором времени повторяет свое посещение; если счастье ему не благоприятствовало, то он исчезает, чтобы больше не возвращаться. Бородач прилетает и улетает, как чужеземец из далекой, незнакомой страны". По моим собственным наблюдениям, каждая пара живет на пространстве в несколько километров и облетает его каждый день по известному маршруту. Поэтому за ними легко наблюдать в той местности, где они водятся.
По моим наблюдениям, только через часа полтора после восхода солнца начинает он облетать свою область и не позже пяти часов пополудни опять направляется к месту ночлега. Обе птицы одной пары летят вдоль горного хребта обыкновенно не выше 50 м над землей и на не слишком далеком расстоянии друг от друга и высматривают добычу. Они несутся вдоль всего протяжения хребта, огибают верхушку особенно высокой горы и исследуют точно таким же образом противоположную сторону. Если главный хребет прерывается поперечными долинами, то птицы облетают их на той же высоте, которой они до сих пор держались. Над котловинами они кружатся по большей части довольно продолжительное время. Если зоркий взгляд тут ничего не высмотрит, годного для пищи, бородач поднимается вверх и точно таким же образом исследует верхушки гор и плоские возвышенности; если и тут поиски окажутся безуспешными, то спускается в долину.
Бородач (Gypaetus barbatus)
Бородач, совершающий подобный полет, не задерживается никакими препятствиями. Во время своих перелетов он несется необыкновенно быстро и с большим шумом, не двигая крыльями, и вся фигура его при этом до того красива, что никак нельзя его смешать с коршуном или орлом. Только совершенно незнающие люди могут его принять за стервятника. Опускаясь на ноги, бородач всегда выбирает возвышенную местность, преимущественно выступы скал или, по крайней мере, горные площадки. Видно, что ему трудно взлетать вверх, почему он и предпочитает начинать свой полет с высоты, чтобы отсюда, не взмахивая крыльями, взлететь. А когда он уже парит в воздухе, то малейшего дуновения достаточно, чтобы приподнять его на какую угодно высоту. В Абиссинских горах бородач поднимается, по словам Гейглина, иногда так высоко в воздухе, что самому зоркому глазу кажется точкой в небе.
На скалах, где только возможно, он сидит прямо; но большей частью ему приходится держаться горизонтального положения из-за своего длинного хвоста. Походка его сравнительно хороша: он шагает, а не припрыгивает.
Еще в 1858 году я писал, что, если спросить у добросовестного испанского охотника о бородаче, то он, конечно, не станет рассказывать тех невероятных охотничьих и разбойничьих историй, которыми так злоупотребляют швейцарцы, говоря о своей птице. Испанец скажет просто: "костолом", ест падаль, кроликов, зайцев и других мелких млекопитающих, кости он раздробляет, сбрасывая их с большой высоты в глубину долины. Ни один испанец, к которому мы обращались, как к охотнику или как ученому, не считал своего бородача таким отчаянным разбойником, каким швейцарцы считают своего. Когда я спрашивал в Испании о птице, которая похищает коз и баранов, детей и собак, то мне всегда называли беркута, а никак не бородача. О беркуте, и только о нем одном, испанцы рассказывают столько историй, сколько их сообщают немецкие натуралисты об альпийском бородаче. В Испании смотрят на бородача, как на очень безвредную птицу. Пастухи вовсе не боятся его, а владельцы стад никогда и не слышали о разбойничьих набегах, совершенных им; но каждый человек уверяет, что бородач постоянно вместе с грифами набрасывается на падаль и, как уже раньше замечено, бросает с высоты кости, чтоб раздробить их. Я сам раз наблюдал в Сьерра-Неваде за бородачом, который со скалы высоко подымался в воздух, опускался вниз, что-то брал со скалы, опять подымался вверх, и снова опускался на скалу: поведение его в этом случае я иначе не могу объяснить, как вполне поверив рассказу испанца. Нет основания сомневаться в том, что птица именно таким способом разбивает большие кости. Орлан-белохвост и другие птицы, а именно вороны и чайки, поступают, по уверению добросовестных наблюдателей, совершенно так же. Бородач, таким образом, носит с полным правом свое испанское название - "костолом".
Про абиссинского бородача Гейглин сообщает следующее: "Наши кабинетные ученые описывают бородача гордым разбойником, смело сбрасывающим в пропасть больших млекопитающих и нападающим даже на людей. Я имел случай наблюдать за этой птицей ежедневно в течение долгого времени. Убивал их дюжинами и, по исследовании желудка, к величайшему своему удивлению, нашел, что его пища состоит почти вся из костей и других отбросов, и что питается он трупами. Сам же охотится только в крайних случаях, ему редко удается поймать зайца или заблудившуюся больную козу. Можно его иногда видеть шагающего или скачущего боком, подобно воронам, на зеленых лужайках горных стран, для того, чтобы подстеречь водящихся там многочисленных крыс".
Крюпер говорит следующее: "Когда слышишь имя бородача, то невольно вспоминаешь о самом смелом разбой н и ке пернатого царства, ужасаешься при мысли о страшных злодействах этой птицы. И приходит на ум, действительно ли бородач такое вредное существо, внушающее ужас и страх людям и стадам, или он вовсе не заслуживает той печальной репутации, которая сложилась о нем в сочинениях ученых и головах простолюдинов? В Аркадии, где нет очень высоких гор, местожительство его начинается у самого моря. Чем же может там, в долине, поживиться этот опасный сосед? Отыскивает он там овец, коз или крупный скот, чтобы растерзать? Его можно иногда видеть кружащимся на небольшой высоте у подножия поросшей кустами горы: голова его опущена вниз, он что-то выслеживает и вдруг бросается вниз и исчезает. Вероятно, он в эту минуту напал на добычу, нашел, может быть, козу? Нет, только черепаху, которая утолит его голод и придется по вкусу его птенцам. Чтобы добыть мясо черепахи, он ее бросает с высоты на скалу и таким образом разбивает ее щит. Англичанин Симпсон, который наблюдал за бородачом в Алжире, подтвердил это сообщение и рассказывал мне, что всякий бородач имеет особенную скалу, на которой он разбивает черепах. 14 мая 1861 года я нашел гнездо бородача. Под ним у скалистой стены лежало великое множество черепах и различных костей".
"Мозговые кости, - говорит Симпсон, - составляют лакомство, которое больше всего любит бородач, и когда грифы склюют все мясо с трупа животного, он появляется под конец пира и проглатывает кости целиком или же разбивает их и проглатывает кусками, если не в состоянии добыть иначе костяной мозг. Разламывает он кости, сбрасывая их с значительной высоты на камень. Как старые, так и молодые ягнятники страшно прожорливы: около их гнезда находят множество костей черепах и тому подобных лакомств. Из этого, впрочем, не следует, что он сам и его птенцы ограничиваются мозговыми костями, черепахами и тому подобными яствами. Напротив того, он не брезгает ни ягненком, ни зайцем, ни курицей, хотя его когти и клюв относительно роста очень слабы, и он не может, подобно грифам и орлам, растерзать свою добычу. Этот недостаток вознаграждается, впрочем, его удивительной глотательной способностью. Греки уверяют, что он глотает и переваривает решительно все, но истории, которые рассказываются по этому случаю, так удивительны, что я не решаюсь их передавать".
Ирби говорит, что падаль составляет, по-видимому, единственную пищу бородача. "Эта птица, - подтверждает Гюрней, - проглатывает большие кости. Желудок убитого мной у южного берега Африки бородача был переполнен ими. Кости эти, без всякого сомнения, проглочены без кусочка мяса, и я сам видел, как один ягнятник проглотил сухую кость. Самая большая из найденных мной костей - позвонок быка в 10 см длины, 7 ширины и 5 см толщины. В желудке птицы я нашел вместе с костями еще большое количество шерсти дамана, из чего заключил, что бородач таскает и подобных животных, вероятно, в то время, как они, выйдя из своей норки, днем греются на солнце". "Он ловит, - говорит Адаме, - сурков, но не придерживается исключительно живой добычи, так что его часто можно видеть тихо летящим вдоль откосов гор, где он высматривает падаль и другие остатки. В желудке убитого мной в Кашмирских горах бородача я нашел различные кости и копыто козерога". Хуттон уверяет, что бородач в Индии питается исключительно падалью и редко хватает добычу больше курицы, которую тут же и разрывает на лету. Ходжсон подтверждает эти слова.
После таких многочисленных и во всех отношениях схожих между собою описаний трудно поверить рассказам швейцарских наблюдателей о смелости, силе и хищности ягнятника. Сюда относятся, например, рассказы Штейнмюллера, будто один огромный бородач пробовал спихнуть со скалы быка; другой унес годовалого козленка, несмотря на сопротивление его хозяина, а потом обратил последнего в бегство; третий с высоты сбросил козленка; четвертый втащил на противоположную скалу двадцатисемифунтовый железный капкан; пятый сам был убит в воздухе лисицей, которую унес с земли; шестой похитил ребенка на глазах его родителей; седьмой, наконец, утащил на 1400 шагов трехлетнюю девочку, которую спасло от растерзания только присутствие мужчины, прибежавшего на крик. В Швейцарии любимой его пищей служат убитые им самим мелкие млекопитающие животные, а именно: зайцы.
сурки, новорожденные и молодые серны, козы, ягнята, поросята. Но если ему это не удастся и он не может добыть и падали, то голод и чувство самосохранения принуждают его нападать на больших животных. С этим согласуются все полученные мною сообщения самых достоверных наблюдателей, так что я не считаю себя вправе сомневаться в совершенной истине этого факта. Все наблюдатели согласны между собой еще в том мнении, что одной падалью и мелкими животными бородач не мог бы поддерживать свое существование. Кальберматтен сообщает, что видел, стоя на берегу Дуная, у Орсовы, как бородач только в 20 шагах от него набросился на гуся и унес его.
"Альпийских зайцев бородач старается, прежде всего, выгнать из-под защиты кустов и хвойных деревьев, чтобы потом в открытом поле прямо схватить их или прежде оглушить только ударом крыла. Смотря по обстановке, он тут же объедает свою добычу или уносит ее в гнездо или же в свое обыкновенное местожительство. Во время охоты на взрослых серн, овец он пускает, прежде всего, в ход не когти, а крылья. Если орел, сложив крылья, как камень падает с высоты на добычу, впускает в нее когти и старается задушить, то нападение бородача происходит с более близкого расстояния. Наш тессинский наблюдатель после многократных собственных наблюдений сообщает нам следующее: "Если бородач своим зорким глазом высмотрит на земле годное ему в пищу животное, он не падает с высоты камнем, подобно благородному орлу, но спускается, описывая в воздухе большие круги. Часто садится на рядом стоящее дерево или скалу и начинает нападение, взлетев с того места еще немного вверх. Если он увидит поблизости людей, то громко кричит и улетает. Никогда не нападает на животных, пасущихся в долине, далеко от обрывов; но если заметит серну, которая пасется около самого обрыва, то начинает, подлетев к ней сзади, пугать оторопелое животное и гоняет его взад и вперед, пока оно, оглушенное и обезумевшее от страха, не бросится к краю обрыва. Достигнув этой цели, бородач пускает в ход свои мощные крылья. С оглушительным свистом и шумом хлопают жесткие крылья по бокам до смерти испуганной и ослепленной жертвы. Тщетно старается она. собрав последние силы, защититься рогами от своего убийцы. Наконец она решается сделать прыжок или просто оступается, прыгает или валится в пропасть или же, падая в совершенном изнеможении, умирающая скатывается вниз по уступам скалы. Медленно опускается бородатый ягнятник за своей жертвой, добивает ее, если нужно, ударами клюва и крыльев и немедленно принимается за растерзание еще теплого животного. Если овца или другое животное, стоя на самой крутизне обрыва, не заметит хищника, пока он не подлетит совсем близко сзади, то борьба обыкновенно непродолжительна. Он озадачивает изумленную жертву сильными ударами крыльев и одним метким толчком сбрасывает ее благополучно вниз с помощью клюва и когтей, на лету хватает ее с края скалы, потом выпускает из когтей, так что она падает и разбивается на дне пропасти".
Бальденштейн мне рассказывает: "Как-то вечером, в одну из моих охот в горах, я сидел в приятном разговоре с пастухом, а его собака бегала около близкого обрыва взад и вперед, обнюхивая землю; вдруг до нашего уха донесся страшный вой собаки, и в то же мгновение мы увидели нашего верного сторожа, летящего в воздухе над пропастью, между тем как его убийца, бородач, торжественно парил над ним. Мы перед тем не обращали внимания на собаку и не заметили появления бородача, пока страшный крик собаки не заставил нас оглянуться. Не будь этого жалобного воя, собака пропала бы совершенно загадочным для нас образом, и мы бы никак не могли себе объяснить ее внезапного исчезновения, хотя, весьма вероятно, у нас и возникло бы подозрение именно об этом роде ее смерти. Быстро спустился бородач за своей добычей и вместе с ней скрылся с наших глаз. Все это совершилось чрезвычайно быстро, быстрее, чем это можно передать словами. Сбросила ли птица собаку ударами своих сильных крыльев или стащила ее крючковатым клювом, я сказать не могу, потому что, как сказано выше, оглянувшись, увидел собаку уже летящею над бездной. Но я наверно могу сказать, что бородач ни разу не нападал на моих гончих, пока они гонялись далеко от обрыва, хотя часто кружился над ними. Этот хищник не бьет свою добычу налетом, как это делает орел".
Другой охотник из Граубиндена рассказывает, как однажды он невдалеке от того места, где стоял, увидел бородача, который напал на серну и напрасно старался ударом крыла сбросить ее в пропасть. Обыкновенный его способ нападения на этот раз не удался потому, что сметливая серна, вместо того, чтобы броситься к пропасти, несколькими смелыми прыжками спаслась в пещере, откуда мужественно отражала нападение своими рогами, так что хищник никакими усилиями не мог выгнать ее из ее убежища. Из Тессина сообщили мне о подобном же случае. Все эти рассказы идут от горных жителей из Альп, где бородач живет постоянно. Все они переданы людьми, которые безошибочно могут отличить бородача от беркута. Эти люди никак не хотели отказываться от фактов, замеченных ими днем своими собственными, большей частью очень зоркими глазами.
Давно перестали верить тому, что бородач бросается также на человека с намерением его убить; рассказы эти даже осмеивали, как басни, но потом опять начали их выдавать за правду или, по крайней мере, за вещь возможную. Случаи похищения маленьких детей большими хищными птицами, которые в Альпах можно приписать только орлам, слишком достоверно доказаны, чтобы в них можно было еще сомневаться. Я не совсем ясно понимаю, почему преступником в этом отношении может быть только орел? Почему бородач, который, как доказано, одолевает даже взрослых серн, не может утащить такое беззащитное существо, как ребенок, и сбросить его со скалы? Тут, по-моему, тяжесть преступления следует поделить поровну между обеими птицами, потому что и бородач старается унести свою добычу, если он по какой-нибудь причине не может растерзать ее на месте. Если тяжесть жертвы превышает его силу, он всегда может ее сбросить вниз, как это замечается у других хищных птиц. Более сомнения вызывают те сообщения, в которых наш бородач бросался на подростков с целью умертвить их каким бы то ни было образом. Очень мало известно примеров подобных нападений. Но достоверность того факта, как на Зильбернальпе бородач столкнул одного пастушонка со скалы в пропасть и у подножия растерзал, получает сильное подтверждение благодаря новым рассказам о подобных же случаях в Бернских Альпах. Этот новейший случай нападения бородача на подростка вовсе не старая история, я много потрудился над тем, чтобы удостовериться в верности этого факта.
Гиртаннер рассказывает: "В течение июня 1870 года можно было прочесть во многих швейцарских газетах, что вблизи Рейхенбаха в Бернском кантоне бородач напал на одного мальчика и убил бы его, если бы птицу не спугнули вовремя. Сначала я мало обратил внимания на это сообщение и ждал, что этот бородач скоро превратится в орла или даже в ястреба, а пострадавший мальчик - в курочку. Но опровержения не последовало на этот раз, и так как дело интересовало меня настолько, что стоило его исследовать, то я отправился в Кандергрунд к пастору Галлеру, радушие которого мне было хорошо известно".
Гиртаннер рассказывает дальше, как этот пастор направил его ко второму лицу, Блазеру, и как после довольно продолжительной переписки с этим последним он узнал следующее.
"Дело было 2 июня 1870 года в 4 часа пополудни; этот самый мальчик, Иоганн Бетшен, веселый, живой парень лет 14, небольшого роста, но крепкого сложения, шел из Кина в Арис Кин лежит в глубокой долине близ Рейхенбаха, в уголке, образуемом в Кинской долине слиянием рек Кина и Кандера; Арис приблизительно на 150 м выше на площадке горного выступа. Довольно крутая дорога вела мальчика по только что скошенному лугу, и когда он на маленьком горном пастбище подошел к небольшому стогу сена в 100 шагах от жилья, на него сделано было нападение. Внезапно и совсем неожиданно птица набросилась на мальчика сзади, со страшной силой ударила его обоими крыльями по голове так, что, по его собственным словам, ему показалось, что его бьют двумя косами; одним ударом птица сшибла его с ног и повалила на землю. Падая и стараясь обернуться назад, чтобы увидеть, кто таким дерзким образом ударил его в голову, мальчик снова подвергся такому же нападению: последовал второй натиск и удар обоими крыльями, которые свистели справа и слева вокруг его головы и почти лишали его сознания, так что он был совсем оглушен. Тут мальчик увидал огромную птицу, которая напала на него в третий раз, вонзила когти ему в бок и грудь, ударяя крыльями, почти лишив его дыхания, и, наконец, начала долбить ему голову клювом. Ни движениями ног, ни поворотами всего тела не мог он прогнать птицу. Тем сильнее действовал мальчик своими кулаками: одной рукой он старался отражать удары, другой - освободиться от своего врага. Это ему, наконец, удалось. Птица вдруг поднялась над мальчиком, может быть, для того, чтобы возобновить нападение. Но мальчик принялся отчаянно кричать. Этот ли крик удержал птицу от повторного нападения или, может быть, поднимаясь, она увидала спешившую на крик женщину и потому бросила свое намерение - осталось неизвестным. Вместо того, чтобы снова напасть, бородач поспешно скрылся за склоном горы. Мальчик так ослабел от испуга и ужаса, что едва мог подняться с земли. Упомянутая женщина нашла его окровавленным и с трудом поднимающимся с земли. Женщина эта уже не видела птицы. В этом факте можно было бы, пожалуй, еще сомневаться, но я не сомневаюсь нисколько. Потерпевший Иоганн Бетшен, который раньше никогда не слыхивал о таких птицах, не мог бы сочинить подобный рассказ о птичьем нападении и так описать его, причем он совершенно одинаково рассказывал о ходе вещей и своей спасительнице и другим людям, когда его обмывали и перевязывали у жилья. Его и всю его семью я знаю за людей правдивых. Раны его, которые я сам потом осматривал, состояли из трех, доходящих до костей черепа шрамов на затылке. На груди и боках видны были очень ясно следы когтей в виде сильных пятен, частью кровавых; потеря крови была также очень значительна. В продолжение 8 дней мальчик был очень слаб. По моему мнению, нельзя сомневаться ни в правдивости его рассказа, ни в действительности подобного факта. Но как я мог узнать от мальчика, который никогда не видал таких птиц и который был так испуган нападением, имел ли он дело с орлом или с бородачом? Я вызвал его на допрос, и он рассказал мне все, что мог и как умел. У него остался в памяти страшный крючковатый клюв, на конце которого он видел свои собственные волосы и кровь, далее - кольцо вокруг шеи, испещренные белыми пятнами крылья и, наконец, что особенно было для меня убедительно, - "под клювом у него было что-то сильно мохнатое".
"Хотя, к счастью, случаи нападения ягнятников на людей, - продолжает Гиртаннер, - очень редки, в особенности на людей в таком возрасте, как упомянутый мальчик, но я, по крайней мере, не сомневаюсь теперь в том, что они бывают; другим же предоставляю, конечно, судить по-своему. Чтобы бородач нападал на взрослого человека в надежде его осилить, чтобы он его сбрасывал со скалы или убивал каким-нибудь другим образом, еще не доказано. Тем не менее, охотники, путешественники и пастухи уверяют, что иногда, отдыхая в опасных горных местах, они чувствовали над собой удары шумящих и свистящих крыльев могучей птицы, которая с быстротой стрелы проносилась над их головами в зияющую пропасть со скалистой вершины. Но они предполагают, что только случай привел птицу на это место, и что она нечаянно зацепилась за их тело крыльями". Наши сведения о размножении бородачей в настоящее время существенно увеличились благодаря различным наблюдениям. Почти всеми установлено, что эта птица, так же как и другие птицы этого семейства, высиживает птенцов по несколько раз в одном гнезде. Гнездом, которое лорд Лильфорд нашел в Испании, птицы пользовались, по уверениям ближайших жителей, с незапамятных времен. Обыкновенно бородач выбирает для высиживания, как и другие хищные птицы, просторную пещеру, большей частью за какой-нибудь неприступной каменной стеной; впрочем, по сообщению моего брата, может случиться, что он устраивает гнездо только на 10 м выше доступного людям места. В Швейцарии, по рассказам Гиртаннера, бородач выбрал для гнезда место на голой, недоступной скале, довольно высоко в горах, там, где нависший утес образует крышу над довольно просторной нишей. Один сардинец, о котором упоминает Гиртаннер, нашел гнездо на трех близко стоящих друг к другу дубовых пнях у большого обломка скалы.
Первый наблюдатель, которому удалось добраться до гнезда бородача, был, кажется, мой отец. Гнездо было расположено на выступе скалы, защищенном от лучей солнца несколько выдающимся камнем; оно находилось только на 15 м выше подошвы последнего горного гребня, так что добраться до него было относительно нетрудно. Поперечник нижней части постройки равнялся приблизительно 1,5 м; поперечник гнездового углубления, имевшего около 12 см глубины, равнялся 60 см, вышина гнезда равнялась 1 м. Длинные ветки, толщиной от детской руки до большого пальца, служили ему основанием, над ним была еще тонкая настилка из веток и сучков, среди которых углублялся лоточек гнезда; он состоял из тех же, только более тонких материалов и был тщательно выложен внутри лыком, коровьими и лошадиными волосами. Другое гнездо было найдено в Греции Симпсоном. Оно было, как сообщает Крюпер, выстроено из толстых веток и как бы заткано шерстью различных животных, преимущественно козьей. Лоток был совсем плоский и тоже выложен шерстью, и на нем сидел трехмесячный птенец, около которого лежали кости, целая ослиная нога, несколько черепах и других животных остатков, очевидно, заготовленных ему в пищу. "Оба родителя приблизились к гнезду и по временам издавали свист, похожий на свист пастуха". Позднее старики стали выказывать еще больше беспокойства, но Крюпер вовсе не упоминает о какой-нибудь попытке к нападению на него. Сальвин подтверждает вышесказанное: "Все пары бородачей, за которыми я наблюдал, держались в стороне, пока вскарабкавшийся к их гнезду человек вынимал птенца, и не пытались даже напасть на похитителя" "В Гималайских горах, - говорит Адаме, - гнездо бородача всегда устраивается на неприступных скалах. Время размножения падает на апрель и май. В окрестностях Симлы я нашел однажды в пещере под нависшей скалой его гнездо, в котором сидело два птенца. Богатое собрание костей баранов и других домашних животных окружало их; это, вероятно, были кухонные отбросы одного европейского поселения в нескольких милях оттуда".*
* Все эти истории Гиртаннера, конечно же, приукрашенное переложение прослушанных им рассказов крестьян, также намеренно преувеличивавших хищнические возможности бородача. Максимум, на что способна эта птица, добыть млекопитающее среднего размера типа детеныша сурка или козленка серны, которого бородач в принципе может испугать и столкнуть со скалы. Однако спихнуть в пропасть взрослую серну, собак}' или унести ребенка бородач не в состоянии. Он просто не обладает такими физическими возможностями.
Вред, который живущий на свободе бородач может принести человеку, незначителен и ни в каком случае не может сравняться с вредом, причиняемым беркутом. На юге, где он легко достает падаль и кости, черепах и других маленьких животных, бородач только в исключительных случаях позволяет себе нападать на домашних животных. В Швейцарии он стал так редко появляться, что его хищническим набегам там не стоит придавать большого значения. О какой-нибудь значительной пользе от него, конечно, не может быть и речи, если не говорить о туарегах, которые будто бы эту птицу убивают ради мяса и жира, чтобы мясо съесть, а жир употребить как средство против укуса ядовитых змей. Там, где бородачи попадаются часто, они ведут довольно спокойную жизнь. Их преследуют разве только из любви к охоте, а никак не из необходимости. Однако человек все-таки остается самым большим врагом этой птицы, потому что вредит ей, если не непосредственно, то косвенно, все большим и большим захватом тех владений, в которых они прежде беспрепятственно царствовали и теперь еще ведут свободную жизнь. Кроме того, их всячески беспокоят хищные птицы, а именно стервятники, маленькие соколы, даже вороны; не менее беспокоят их и всякие паразиты. Но все эти враги, вместе взятые, не в состоянии отравить ему жизнь. Один только человек теснит его все больше и больше и окончательно выгоняет из всех доступных ему мест.
Самые большие из хищных птиц - это грифы Старого Света. Клюв их длиннее головы или, по крайней мере, одной с ней длины; он прямой, только перед кончиком верхней челюсти загибается крючком больше в вышину, чем в ширину, и снабжен острым расщепом и большой восковицей, которая занимает одну треть, а у слабейших видов даже половину всей длины клюва. У некоторых видов встречаются кожистые наросты, гребневидные возвышения на клюве. Ноги крепкие, но пальцы на них слабые, когти короткие, мало изогнутые и всегда тупые, так что имеют мало значения в смысле орудия нападения. Крылья необыкновенно велики, широки и большей частью закруглены. Хвост средней длины, закруглен или сильно ступенчат и состоит из жестких перьев.
Осанка ленивая; садясь на землю очень низко, они отделяют крылья от туловища, и только изредка с некоторою тщательностью чистят свои перья. Ходят они, хотя и некрасиво, но легко, большей частью короткими шагами, а летают медленно, но необыкновенно долго. Их внешние чувства по своей тонкости могут поспорить с чувствами других пернатых разбойников. Зрение их охватывает даль, о которой мы едва ли можем себе составить понятие. Слух их, который вместе с тем есть и самое развитое из их внешних чувств, очень хорош. Обоняние сильнее, нежели у всех других хищных птиц, хотя не так тонко, как это описывается в баснословных рассказах о них. Вкус, несмотря на отвратительную пищу, которой они питаются, нельзя считать ничтожным. Также нельзя отрицать присутствие у них осязания, как способности чувствовать прикосновение, так и ощущать окружающую температуру. Их умственные способности, наоборот, кажется, мало развиты. Они робки, но редко бывают осторожными; раздражительны и вспыльчивы, но вовсе не отважны; грифы общественные птицы, однако совсем не миролюбивы; заносчивы и злонамеренны, но притом трусливы; ум их даже не возвышается до хитрости. Мы назвали их ленивыми, потому что видим их сидящими целыми часами неподвижно и в полном спокойствии на одном и том же месте, но могли бы утверждать совершенно противоположное о тех из них, которые большую часть дня проводят в полете. Нрав их представляет смесь разнообразнейших и, по-видимому, противо- речащих друг другу качеств. Многие склонны считать их спокойными и тихими птицами, тогда как более точные исследования показывают, что их надо причислить к самым свирепым из всех хищных птиц.
Изучить грифов можно, но только освоившись с их способом добывания пищи. Немногие из них нападают на животных с намерением убить, обыкновенно они просто подбирают только то, что им доставил случай. Грифы объедают трупы или уносят замеченные нечистоты. Но случай не всегда оказывается для них благоприятным, и им часто приходится целыми днями голодать. Поэтому при виде добычи грифы ведут себя так, как будто во что бы то ни стало должны вознаградить себя за перенесенное воздержание и запастись на будущее время.
Птицы, питающиеся таким образом, могут жить только в теплом и умеренном поясе земного шара. Богатый юг является для них более щедрым, нежели север, и доставляет достаточно пищи для поддержания их жизни. За исключением Австралии и Америки, все части света дают приют грифам. Некоторые виды находятся приблизительно в одинаковом количестве в Европе, Азии и Африке или, по крайней мере, замещаются там близкими сородичами. Они встречаются и в знойных равнинах, и на самых высоких вершинах горных хребтов. Грифы, как нам известно, выше других птиц поднимаются в воздушном пространстве; способны без затруднения переносить самые значительные перемены давления воздуха. Некоторые виды селятся на горных хребтах и покидают их только в виде исключения; другие, наоборот, предпочитают населять низкие местности. Их огромные крылья позволяют, а своеобразность пищи даже вынуждает, пролегать большие пространства. Только во время кладки яиц забота о птенцах привязывает их к какому-нибудь месту; в продолжение остальной части года грифовые ведут более или менее скитальческую жизнь. Только некоторые из грифов избегают близости человеческого жилья, другие находят свой насущный хлеб рядом с человеком гораздо легче, нежели в странах, куда не проникло еще человеческое господство. Во многих странах южной Азии и Африки именно эти хищные птицы служат характерным явлением населенных мест.
Образ жизни грифов станет ясным, если я опишу некоторых из них во время их деятельности. Я могу это сделать, тем более что не только видел грифов в неволе, но наблюдал за ними и на свободе и довольно часто был свидетелем их деятельности.
На южной окраине пустыни лежит издохший верблюд. Трудности путешествия изнурили его; хотя погонщик и снял с него накануне всю кладь и позволил свободно идти подле нагруженных товарищей, он не мог уже достичь Нила и, совершенно изнеможенный, упал, чтобы больше не вставать. Его хозяин, который с непритворным горем расстался с ним, оставил его лежать нетронутым, так как его вера запрещает ему употреблять умершего и даже убитого без обычных обрядов животного. На следующее утро труп лежит еще нетронутый на своем смертном ложе. Тогда появляется ворон над ближайшей горной вершиной. Его проницательный глаз замечает падаль; он кричит и приближается к ней быстрыми взмахами крыльев, несколько раз кружится над павшим животным, затем опускается на землю и ходит на небольшом от него расстоянии по земле; опять быстро приближается к нему и обходит его кругом несколько раз, осторожно осматриваясь. Другие вороны следуют его примеру, и скоро собирается порядочное общество этих всесветных птиц. Тогда появляются и другие плотоядные хищники. Всюду присутствующий коршун-паразит и едва ли реже встречающийся стервятник описывают круги над падалью, орел приближается тоже, несколько марабу спиралью кружатся над приманившей их добычей. Но тех, кто должен начать пир, еще нет. Раньше их прибывшее общество, хотя и клюет тут и там павшего зверя, но его толстая шкура слишком тверда для их слабых клювов, они не могут оторвать от нее большие куски. Стервятник смог вытащить только обращенный кверху глаз из глазницы.
Но время, когда грифы, самые крупные члены этого семейства, вылетают за пищей, понемногу приближается. Вот и десять часов; хорошенько выспавшись, грифы покидают один за другим свой ночлег. Сначала они пролетели низко вдоль горного хребта, но, не высмотрев ничего съедобного, взлетели на воздух и поднялись на необозримую высоту, там они продолжают кружиться. Причем один из грифов оказывается зорче всех, от его удивительно проницательного взора едва ли может что-нибудь ускользнуть. Заметив в долине сборище, гриф тотчас же ясно понимает, что добыча найдена. Немедленно он начинает спускаться, описывая спиральные круги; исследуя дело поближе и убедившись в находке, он разом складывает свои могучие крылья. С шумом падает он вниз с высоты ста, может быть, и тысячи метров и разбился бы на месте, если бы вовремя не раскрыл еще раз крылья, чтобы остановить падение и принять должное направление. От лени и беспомощности, проявляемых этой птицей в другое время, теперь не остается ни малейшего следа. Наоборот, она поражает ловкостью, которой никак нельзя бы было от нее ожидать.
За первым грифом без оглядки следуют и все остальные, находившиеся поблизости. Знаком для начала пира служит падение вниз первого грифа. В продолжение минуты слышится шум, который птицы производят при падении, и видны по всем направлениям быстро увеличивающиеся тела, тогда как за несколько минут перед тем птицы, размах крыльев которых равняется почти трем метрам, казались не больше точек на горизонте. Теперь уже ничто не мешает хищникам. Как только один из них принялся за еду, никакая опасность более не спугнет их; даже замеченный ими вдали охотник не может им помешать. Достигнув земли, стремятся они с прямо вытянутой шеей и приподнятым хвостом к падали. Их больше ничто не удерживает, и нет птиц более жадных, чем они. Меньшая братия почтительно отступает, а между грифами возникает яростный бой и спор. Толкотня, споры, ссоры, драка - едва ли доступны описанию. Два или три удара клюва сильных грифов разрывают кожу, а потом и мышцы падали, а более слабые запускают свои длинные шеи в брюшную полость, чтобы добраться до внутренностей. С жадной поспешностью роются они в них, стараясь оттеснить один другого. Печенку и легкие по большей части съедают тут же внутри животного. Кишки же, наоборот, вытаскиваются наружу, растягиваются и после яростного боя проглатываются кусками. К пирующим постоянно спускаются все новые голодные грифы с решительным намерением отогнать первых от вкусного пира, и опять происходит новый бой, шум, свирепые удары клювом и сердитые крики. Слабейшие гости сидят кругом, отказываясь от пира, и ждут, пока сильнейшие не насытятся; чрезвычайно внимательно следят они за ходом дела, зная, что иногда и до них долетит какой-нибудь кусочек, брошенный, конечно, не по желанию дерущихся, а в пылу боя. Орел и коршун парят в высоте над пирующим обществом и бросаются в середину стаи, схватывают когтями только что оторванный грифами кусок мяса и уносят его прежде, чем последние успеют воспрепятствовать этому захвату. Маленькое млекопитающее бывает в несколько минут съедено до последней косточки таким прожорливым обществом; даже от быка и верблюда после одного пира остается очень мало. Насытившиеся птицы неохотно удаляются от трупа.
Не везде и не всегда пир грифов происходит так, как описано выше. Уже в южной Европе и еще более в Африке в тех местах, где грифы находят падаль вблизи населенных мест, к ним присоединяются другие голодные гости. Во внутренней Африке это собаки и марабу. Грифам приходится выдерживать с ними тяжелую борьбу; но голод делает грифов дерзкими и опасными для соперника. Даже самые большие собаки отгоняются ими, как бы они ни рычали и ни скалили зубы, потому что каждый гриф видит в них опасного конкурента на общую добычу. Даже самая сердитая собака ничего не может сделать против грифа. Если бы ей и удалось укусить его, то она может попасть не дальше, как в распростертые крылья, не причиняя никакого вреда птице, тогда как от сильного клюва грифа всегда остается в том месте, куда он попадет, кровавая рана. Иное дело марабу. Они грифам не дают возможности отогнать себя, рубят своими клинообразными клювами направо и налево через всю толпу, пока она не очистит им места.
По окончании пира грифы неохотно удаляются от места пиршества, а чаще остаются на целые часы поблизости и выжидают наступления пищеварения. Довольно долгое время спустя они отправляются на водопой и там опять проводят несколько часов. Пьют много и часто купаются. В этом они особенно нуждаются, потому что, когда кончают свой обед, то бывают покрытыми грязью и нечистотами и облитыми кровью с ног до головы. Когда омовение совершено ими благополучно, они еще несколько часов проводят в ленивом покое, причем садятся на свои пятки, распустив крылья, с намерением отогреть их на солнце, или плашмя ложатся на песок. К месту ночлега направляются вечером. Для ночлега выбирают деревья или крутые выступы скал, очень охотно ночуют на карнизах скал, к которым нет доступа ни сверху, ни снизу. Некоторые виды предпочитают деревья, другие - скалы.
Полету предшествуют несколько быстро следующих друг за другом и довольно высоких скачков; затем следуют несколько довольно медленных ударов широкими крыльями. Но как только грифы достигнут высоты, они летят дальше, почти не ударяя крыльями, причем они при помощи различных постановок крыльев спускаются вниз по очень мало наклонной плоскости, или же поднимаются снова вверх при помощи встречного ветра. Таким образом, они, по-видимому, без всяких усилий поднимаются вверх на значительную высоту, на которой и летят дальше, если хотят пролететь большое пространство. Несмотря на кажущуюся неподвижность крыльев, полет их необыкновенно быстр и неутомим.
В прежние времена предполагали, что только одно обоняние руководит грифами в отыскивании падали; мои наблюдения, подтвержденные опытами других исследователей, убедили меня в противном. Некоторые наблюдатели считали вправе думать, что гриф может почуять запах падали на расстоянии целой мили, и так много рассказывали басен на этот счет, что и впрямь убеждали легковерных людей, будто грифы чуют смерть умирающего. Мои наблюдения убедили меня в том, что грифы спускаются и на еще свежую, не издающую никакого запаха падаль. Они даже при сильном ветре слетаются со всех сторон, как только один из них увидит добычу, а на скрытую падаль летят только тогда, когда она уже найдена раньше воронами и стервятниками, собрание которых и привлекает их внимание. Поэтому я думаю, что могу с полной достоверностью утверждать, что превосходнейшее и важнейшее из внешних чувств грифов - зрение, и что только зоркий глаз делает их жизнь возможной.
В Европе встречается только один представитель грифов - черный гриф (Aegypius monachus). Это самая большая европейская птица. Длина самца, по некоторым измерениям, доходит до 1,1 м, размах крыльев 2,22 м, длина крыла 76 см, длина хвоста 40 см. Самка длиннее на 4-6 см и размах ее крыльев больше на 6-9 см. Оперение темно-бурое, глаза бурые. Клюв у восковицы голубой, местами красноватый, затем яркий фиолетовый, а на конце синий. Ноги цвета сырого мяса, отливающего в фиолетовый. Шея там, где не покрыта перьями, светлого свинцового цвета, голые кольца вокруг глаз фиолетовые. Молодые птицы почти черные.
Черный гриф встречается в Испании, на Сардинии и на всех горных хребтах Балканского полуострова, а также в Словении, в странах среднего Дуная и даже до Карпат в качестве гнездящейся там птицы*.
* В настоящее время черный гриф относится к глобально угрожаемым видам птиц Европейского континента. Он сохранился только в Испании, кое-где в Греции, на Балеарских о-вах, в Крыму и на Кавказе. В остальных районах Европы, перечисляемых Бремом, черный гриф исчез.
Оттуда он распространяется на большую часть Азии до Китая и Индии. Еще не так давно гриф был редкостью на южном Урале; теперь он там попадается часто. Сибирская язва, которая уже несколько лет свирепствует в этих местностях, доставляет ему обильную пищу**.
* * Сейчас на южном Урале гриф не встречается, известны лишь единичные залеты.
В Сирии и Палестине он живет часто, в Персии редко встречается. В Африке встречается в области Атласской горной страны и части западного берега моря; иногда он показывается в северной части долины Нила.
Согласно письменному сообщению графа Лацара, все охотники Трансильвании единогласно подтверждают, что черный гриф хватает и убивает и живых животных. Я могу представить целый ряд доказательств, подтверждающих эти показания. В зобу одного из пяти грифов, убитых кронпринцем, эрцгерцогом Рудольфом, принцем Леопольдом Баварским, графом Бомбеллесом и мной в Фруска-Гора, был суслик, у другого белка; обоих животных грифы, конечно, не могли схватить иначе, как живыми***.
* * * Грифы обладают необыкновенно острым зрением и способны обнаруживать самые мелкие предметы с большого расстояния. Вполне вероятно, что суслик и белка были найдены мертвыми.
В Греции Гейглин увидел 6-8 грифов за едой, прокрался к ним и, к немалому своему удивлению, узнал, что они спорили из-за обладания несколькими довольно большими сухопутными черепахами. Один из них держал черепаху в когтях и трудился над ее спинным щитом. Остальные уже вскрыли одну черепаху и отделили ее мясо от щита, у другой проклевали отверстия по швам щитков панциря и тяжело поранили, так что она обливалась кровью. Мейеринк рассказывает, что в 1867 году в поместье Гельмсдорф черный гриф убил зайца и в это время был сам убит. Еще лучшим доказательством может служить исследование моего брата. "Я привязал, - пишет он, - козу, чтобы заманить бородача. Вдруг она начинает метаться, как бешеная, во все стороны, насколько позволяет веревка. Я слышу сильный шум в воздухе и надеюсь уже увидеть перед собою бородача, но, к немалому своему удивлению, вижу грифа, который с вытянутыми когтями с шумом летит над самой землей и бросается на козу. Я быстро выхожу из своей засады и едва успеваю помешать грифу".
"Черный гриф, - повествует далее мой брат, - гнездится в Испании, по крайней мере, только на деревьях. Его обширное гнездо стоит или на толстом суке сосны или на широкой густой вершине вечнозеленого дуба, иногда не выше 3-4 м над землей.
1 - Черный гриф (Aegypius monaehus) 2 - Стервятник (Neophron percnopterus) 3 - Белоголовый сип (Gyps fulvus)
Основание его состоит из палок, толщиной в человеческую руку; за ним следует слой более тонких прутьев, и только на этих последних покоится плоское углубление гнезда из тонкого сухого хвороста. В гнезде к концу февраля находят одно белое яйцо* с толстой скорлупой; продольный разрез его равняется 85, а поперечный 68 мм.
* В Азии известны кладки грифов из двух яиц. но они встречаются крайне редко.
Я постоянно находил только одно яйцо, и наблюдения всех испанских охотников, которых я спрашивал, согласуются с моими наблюдениями. Вылупившийся из гнезда птенец покрыт густым, мягким белым пухом и раньше четырех месяцев не вылетает из гнезда. Его заботливо кормят родители падалью, но вовсе не защищают так геройски, как это обыкновенно предполагают. Если охотник подойдет близко к гнезду, в котором сидит птенец, то грифы, правда, кружатся над тем местом, но никогда не подлетают к охотнику на расстояние выстрела. Около Лагранья, где грифы находят самые удобные места для гнездования в огромном сосновом лесу, окружающем деревню, они селятся в большом количестве и именно на расстоянии четверти часа пути друг от друга.
Мы узнали, что черный гриф, который вообще-то мирного характера, также имеет своих врагов, отравляющих ему жизнь. Кронпринц Рудольф, выслеживая под гнездом парочку грифов, увидел высоко в воздухе двух больших хищных птиц, которые, сцепившись вместе и кружась, опустились в гнездо. Тут они разделились, и наблюдатель с удивлением заметил, что бойцы были не одного вида: один из них был черный гриф, другой беркут. Что побудило этого последнего напасть на черного грифа - остается загадкой. От человека гриф не страдает, по крайней мере, его не преследуют".
Африканский ушастый гриф (Torgos tracheliotos) является одним из самых крупных представителей этого вида. Он отличается очень большим и сильным клювом, высокими ногами, большими, широкими, но несколько округленными крыльями, относительно коротким хвостом и своеобразным оперением. Перья верхней части тела такой же формы, как и у других крупных грифов; нижнюю же часть тела покрывает частый, довольно длинный пух серовато-белого цвета, из которого торчат отдельные длинные и узкие саблевидные перья. На бедрах и икрах также лишь редкие маленькие перышки обычного строения; эти части тела также покрыты пухом, который отличается от грудного пуха только большей длиной и желтовато-серым цветом. Голова, половина зашейка и вся передняя часть шеи - голые. Подбородок покрыт перьями в виде волос. Самец имеет 1-1,05 м длины, 2,7-2,8 м размах крыльев, длина крыла 69-72 см, длина хвоста 34-36 см. Самка значительно больше. Преобладающая окраска оперения - желтовато-серо-бурая; маховые и рулевые перья темнее, большие покровные перья крыльев имеют более светлую кайму. На затылке и зашейке очень часто вырастают светло-желтовато-серые и желтовато-белые перья. Молодые птицы отличаются от старых более темным оперением и более широкими перьями на брюшке. Глаза темно-карие, клюв с боков рогового цвета, темный на спинке и на нижней части; ноги светло-свинцово-серые, голая часть шеи - серая, а щеки также голые и фиолетовые. При сильном возбуждении птицы все голые части головы и шеи краснеют, за исключением темени.
Африканский ушастый гриф распространен от Верхнего Египта по всей Африке, а в высоких горах поднимается до 4000 м. Он встречается реже своих родичей, но все-таки попадается всюду. Питается почти всегда крупными павшими животными. Не так доверчив, как более мелкий черный гриф. Он смело появляется в деревнях или на городских бойнях. Властвует один над падалью и прогоняет всех других грифов, за исключением, может быть, сильно кусающихся сипов. Он умеет держать на почтительном расстоянии собак, которые во всей северо-восточной Африке являются опасными конкурентами грифов. Совершенно то же самое рассказывают и про его индийского представителя.
Индийский ушастый гриф (Sarcogyps calvus). Его длина, говорит Жердон, 91 см, длина крыла 60, длина хвоста 25 см; следовательно, эта птица значительно меньше африканского ушастого грифа. Область распространения этой птицы простирается по всей Индии до Бирмы.
"Индусы, - замечает Жердон, - называют его королем грифов, потому что все остальные грифы его боятся и всегда уступают ему место, когда он показывается". Между всеми своими родичами ушастый гриф отличается обжорством. Четыре ушастых грифа в течение 5 минут съедают начисто, за исключением черепа и костей ног, самую большую собаку. Я неоднократно имел случай убедиться в силе ушастого грифа.
После каждого пира индийский ушастый гриф летит к ближайшему водопою, пьет и приводит в порядок свои перья, отдыхает, причем он, как курица, ложится в песок и с наслаждением греется на солнце; потом он летит, описывая круги, часто как будто плывя и не производя некоторое время ударов крыльями, к месту своего отдыха. Он не всегда выбирает высокие деревья для ночлега. Довольствуется даже кустом мимозы, имеющим едва 3 м вышины.Здесь он сидит, держась очень прямо, плотно втянув голову и с вяло висящим хвостом. Утром он, по крайней мере, еще два часа после восхода солнца проводит на месте своего ночлега, и пока оно не поднимется, он так мало пуглив, что можно подойти к нему и даже убить его дробью. Когда я в первый раз возвращался из Мензы, то встретил в одной долине, довольно населенной, так как она прорезана дорогой, стаю из 8 штук спящих ушастых грифов. Птицы сидели так крепко, что я объехал кругом на лошади дерево, на котором они спали, и не спугнул их. Грифы взлетели только после того, как я одного из них убил, но были еще так заспаны, что снова уселись, уже на расстоянии около 500 шагов. Они никогда не появляются на падали раньше 10 часов утра и остаются на ней никак не позже 4 или 5 часов пополудни. Их можно узнать по спокойному, красивому полету, но главным образом бросаются в глаза своей манерой опускаться на падаль; увидав ее, они падают вертикально с высоты, много превосходящей 100 м, а потом, распластав крылья и вытянув ноги, косо спускаются на падаль. Они, как и черный гриф, предпочитают мышцы, а внутренностями, по-видимому, пренебрегают.
Во время еды ушастый гриф становится на свои прямо вытянутые ноги; перья на нем лежат гладко, причем сам он принимает горизонтальную позу. Лежащее перед ним мясо придерживает когтями и раздирает его клювом с силой, соответствующей его огромной голове. В большинстве случаев он проглатывает только маленькие кусочки, а кости старательно обгладывает. Он также нуждается в воде: пьет много и, когда может, купается очень аккуратно. В злобе взъерошивает все перья и фыркает как сова; при этом голое место на его затылке заметным образом краснеет.
Индийский ушастый гриф находится на дурном счету у туземцев более, чем любой другой гриф. Его считают не только нечистым в религиозном отношении, как остальных грифов, но даже опасным для человека. Рассказывают, будто бы наблюдали, что он бросается на спящих людей и их заклевывает.
Сипы отличаются вытянутым, стройным, сравнительно слабым клювом и низкими ногами, но, прежде всего, своей длинной гусиной шеей равномерной толщины; она постепенно переходит в продолговатую голову и покрыта редкими, беловатыми, пуховидными щетинками. У птенцов все перья, особенно перья шейных брыжей, длинные. Таким образом, с безошибочной верностью можно узнать молодых сипов по их длинным и висящим перьям, а старых, наоборот, по их коротким, размочаленным и волосовидным перьям. В окраске оперения также происходит с возрастом более или менее заметная перемена, в особенности в окраске перьев брыжей, которые у молодых птиц всегда темно-желтовато-бурые, а у старых всегда белые или желтовато-белые.
Белоголовый сип (Gyps fulvus) имеет 1,12 м длины, размах крыльев 2,56 м, длина крыла 68 см и длина хвоста 30 см. Оперение весьма равномерно светло-желтовато-бурое.
Встречается в Трансильвании, в южной Венгрии и на всем Балканском полуострове, в восточной, южной и средней Испании, на Сардинии и Сицилии, но зато очень редко встречается на Апеннинском полуострове, и всегда только случайно. Зальцбургские Альпы являются самым северным пунктом его области размножения.*
* Так же как и другие крупные хищники-падалыцики в настоящее время белоголовый сип не встречается на Апеннинском п-ве, Сицилии, в Альпах и Трансильвании. В Западной Европе он сохранился только в Испании, на Балканах и Сардинии.
Еще чаще, чем в Трансильвании, встречается он во всем Египте и Северной Нубии, в Тунисе, Алжире и Марокко, а в Азии он также встречается до Гималайских гор.
В средней Африке белоголового сипа заменяет сип Рюппеля (Gyps ruppellii), самый красивый вид.
Все сипы, по-видимому, предпочитают жить на скалах; поэтому их чаще всего встречаешь поблизости гор, имеющих удобные, прямые, отвесные стены. Но некоторые виды, и особенно сип Рюппеля, нередко садятся на деревья, даже и ночь проводят на них.
Сип Рюппеля (Gyps rueppellii)
Образ жизни белоголовых сипов во многом сходен с образом жизни других видов. Сипы так хорошо ходят по земле, что человек должен употребить известное усилие, чтобы догнать шагающего грифа. Белоголовые сипы лучше всего, хотя и не в хорошем смысле, выказывают характер всех грифов вообще. Они самые сердитые, вспыльчивые и коварные.
Но сравнительно с другими грифами их умственные способности не велики; кажется, что у них хорошо развиты только одни низменные качества. Они живут большими стаями, основывают вместе поселения и соединяются также с другими видами. При уничтожении падали преимущественно выедают внутренности околевших животных. Несколькими укусами они прорезают круглую дыру в животе и всовывают в нее свою длинную шею, насколько только могут. Самые мясистые внутренности проглатывают, не вынимая головы из дыры, а кишки сначала вытаскивают сильными движениями наружу, разделяют их клювом на части и уже кусками проглатывают. Само собой разумеется, что при такой работе голова и шея покрываются кровью и слизью, так что после еды сипы представляют самую ужасную картину. Вопрос, бросаются ли они также на больных и околевающих животных, я оставляю открытым. Арабы обвиняют их в этих проступках, как и пастухи южных венгерских гор.
О размножении белоголового сипа дают сведения Бальдамус, Крюпер, Симпсон, Гейглин и мой брат. Наблюдения последнего содержат в главных чертах все, до сих пор известное. "Время размножения белоголового сипа в Испании падает на вторую половину февраля или на начало марта. Гнездо обыкновенно устраивается в трещине скалы или, по крайней мере, под выступом скалы и состоит из тонкого слоя не очень крупного хвороста. Самка откладывает в это гнездо одно белое яйцо, величиной с гусиное, с толстой скорлупой. Она высиживает его поочередно с самцом таким образом, что на самца падает обязанность насиживания обыкновенно в утренние и в первые послеобеденные часы, а на самку, напротив, во все остальное время дня. Белоголовый сип никогда не гнездится на деревьях. В удобных местах находятся всегда несколько гнезд на расстоянии приблизительно 100-200 шагов друг от друга. Замечательно то, что общество, гнездящееся таким образом на скалистой стене, вовсе не состоит исключительно из грифов; последние преспокойно терпят в своем соседстве бородача и ястребиного орла, позволяют даже черному аисту поселиться и гнездиться в непосредственной близости от их гнезда. Сипы довольно плотно сидят на яйцах и только при громком крике показываются из гнезда, садятся на край его и высматривают нарушителя их спокойствия. Если последний хорошо спрятался, они возвращаются на гнездо и вообще покидают его только тогда, когда на самом деле убедятся в грозящей им опасности. Не раз думали, что именно эти грифы храбро нападают на охотника, который грозит их гнезду, но после моих наблюдений это показание оказывается лишенным всякого основания.
Мне осталось не известным, сколько дней они должны высиживать, чтобы большое яйцо созрело; я знаю только, что в конце марта уже некоторые из птенцов оказываются вылупившимися. Замечательно, что взрослые птицы не издают никакого запаха, а только что вылупившийся птенец и развивающийся еще в яйце зародыш, даже желток и белок сильно пахнут мускусом. На самом деле, чтобы решиться выдуть ртом содержимое подобного яйца, нужно обладать спокойствием страстного исследователя, да даже и он должен с собой бороться, чтобы победить сильное отвращение. Птенец, который похож на маленький комок шерсти, пользуется большой любовью обоих родителей, которые его аккуратно кормят сначала уже совершенно разложившимися и сгнившими кусками падали, позже более питательной пищей, но, конечно, все-таки падалью*. Благодаря изобилию пищи птенец растет очень скоро, но проходит три месяца, пока он не сделается способным летать".
* Птенцов выкармливают отрыжкой родителей, как и у грифов.
Белоголовый сип приручается редко. "Не слишком преувеличивают, - говорит мой брат, - когда утверждают, что сип, в известной степени, всегда остается опасным. Только один раз я видел настоящего ручного сипа на дворе одной гостиницы в Байоне. Конечно, он был привязан на длинную, тонкую цепь, и вследствие этого лишен свободы движений. Эта птица, заслышав голос своего хозяина, слетала с жердочки, доверчиво подходила к нему и даже позволяла брать себя между ног и гладить голову, шею и спину. С живущими в гостинице собаками она жила также в большой дружбе". Граф Лацар, который называет белоголового сипа коварным и мрачным существом, имеющим некоторое сходство со злобным идиотом, знал также, в виде исключения, двух ручных птиц этого вида. Одна из них, которая была ранена, летала за своим господином в открытое поле, самостоятельно предпринимала маленькие путешествия и иногда исчезала дня на два, но всегда возвращалась к своему хозяину. Один мясник держал другого белоголового сипа несколько лет на своем дворе. Этот гриф жил в большой дружбе со старой собакой мясника. Когда последняя околела, то ее смело положили перед грифом; но, несмотря на то, что он был голоден, сип не дотронулся до своего старого друга, загрустил, отказывался с тех пор от всякой пищи и на восьмой день лежал мертвый около мертвой собаки.
В Египте часто ловят белоголовых сипов, потому что их перья используются как украшения или в хозяйстве. Говорят, что на Крите и в Аравии продают шкуры этих сипов скорнякам, которые ее выделывают и превращают в ценный мех.
Ни одна из птиц, относящихся к грифам, не получила такой большой известности, как стервятник (Neophron percnopterus), с древних времен описанный под именем Рахам, Алимош и курицы фараонов. Он изображен на старинных египетских постройках, древние египтяне и евреи воспевали его как эмблему родительской любви, да и ныне, по крайней мере, на него смотрят без всякого презрения. Он отличается от всех известных видов своим телосложением, похожим на воронье, длинными, довольно заостренными крыльями, длинным ступенчатым хвостом и оперением. Клюв очень вытянут в длину; восковица простирается дальше половины клюва; крюк верхней части клюва согнут вниз, но он тонкий и слабый; ноги слабые, и их средние пальцы почти такой же длины, как и плюсна; пальцы вооружены слабо загнутыми когтями средней длины. Вся голова лишена перьев. Грязно-белый цвет, который в области шеи и верхней части груди более или менее переходит в темно-желтый, является преобладающим, но на спине и на брюшке этот цвет чище; большие маховые перья черные, плечевые перья сероватые. Длина самки 79 см, размах крыльев 160, длина крыла 50, длина хвоста 26 см.
Стервятник причисляется к немецким птицам, потому что его несколько раз убивали в Германии. Он чаще встречается в Швейцарии, как это уже говорил старый Геснер; пара стервятников гнездилась даже в окрестностях Женевы*.
* В Швейцарии и Альпах стервятник в настоящее время не обитает. С 'омнительно, что он жил в Германии и раньше. Наблюдавшиеся птицы, по всей видимости, были залетными.
Дальше к югу он появляется гораздо чаще. На юге Франции он, хотя еще и не является оседлой птицей, но залетает туда не слишком редко; в Италии стервятник встречается реже, в Испании он встречается всюду, хотя и не очень часто, а в Греции и на Балканском полуострове он всюду распространен. Зимой стервятник обыкновенно покидает Крым и южную Россию, где он также гнездится; в большей части западной и южной Азии он решительно оседлая птица. К югу от среднего Египта встречается часто. На самом деле он населяет всю Африку, от северной границы до крайнего юга, может быть, за единственным исключением береговой области запада, где его до сих пор наблюдали только на островах Зеленого мыса. Но он составляет редкость не только на побережье Красного моря, но также и во внутренних частях материка, он почти совершенно избегает больших лесов. В западной и южной Азии он гнездится в Малой Азии, Сирии, Палестине, Аравии, Персии, Туркестане, Афганистане, Гималайских странах, в северной и средней Индии, но зато отсутствует совершенно на юге этого материка, как и дальше к востоку, например, в Китае.
Грязное ремесло, которым занимается этот гриф, послужило основанием для предрассудков, которые разделяются даже самыми крупными нашими исследователями. "Трудно найти другую птицу, - говорит Науман, - противная наружность которой так хорошо соответствовала бы ее привычкам и нраву, как стервятника. Голая передняя часть маленькой головы, выдающийся голый зоб, рыхлые перья шеи, всегда грязное и стертое оперение и грубые ноги не производят благоприятного впечатления на зрителя. К этому надо еще прибавить, что у живой птицы часто из ноздрей капает противная жидкость, и что вообще эта птица распространяет запах, похожий на запах нашего ворона, и притом такой сильный, что почти развалившаяся шкура стервятника не теряет этого запаха даже по прошествии нескольких лет. Это скучная и ленивая птица".
Я твердо убежден, что Науман судил бы иначе, если бы он видел так же часто, как и я, стервятника живым. Правда, ремесло этой птицы противно, но не она сама. Вовсе не входит в мои намерения описать ее как красивую, веселую или приятную птицу; но, без сомнения, она не может быть названа противной. По крайней мере, мне она всегда гораздо больше нравилась, чем другие крупные виды этого подсемейства.
Только в южной Европе стервятник пуглив и осторожен. Во всей Африке он доверчиво относится к человеку, если, конечно, еще не страдал от кровожадности европейца. Он нисколько не глуп, так как очень точно отличает того, кто ему полезен, от того, кто ему вредит; даже при весьма трудных обстоятельствах умеет с некоторой хитростью добывать себе насущное пропитание. Его также нельзя назвать ленивым; напротив, он очень подвижен и иногда только ради одного развлечения в течение нескольких часов упражняет свои крылья. Конечно, если он сытно поел, то долгое время сидит на одном месте. Когда ходит, похож на нашего большого ворона; когда летит, он несколько напоминает нашего аиста, но также и бородача; только летает гораздо медленнее и не так красиво, как последний. Одним прыжком стервятник покидает землю, поднимается медленными ударами крыльев и потом быстро улетает, не двигая крыльями. Если погода хороша, то поднимается все выше и выше и иногда залетает в верхние слои воздуха на высоту 1000-1200 м. Когда можно, он выбирает скалу для отдыха; деревьев избегает, если возможно, а в больших лесах отсутствует совершенно. Так же часто, как и на скалах, можно его видеть сидящим на старых зданиях; в северной Африке, Индии и Аравии на храмах, мечетях, памятниках и домах. Стервятник общителен по отношению к своим родичам. Очень редко видишь его одиноким, чаще парами, но чаще всего большими или маленькими стаями. Он соединяется с другими грифами, так как этого требует его ремесло, но всегда только на короткое время; как только общий пир кончается, он больше не заботится о своих родственниках. В южном Египте и южной Нубии встречаются большие стаи стервятников, которые в течение нескольких часов забавляются красивыми упражнениями в летании, сообща отыскивают места отдыха, и также вместе вылетают за пищей, без малейшей драки или спора. В обществе больших грифов стервятник скромно сидит в стороне и, по-видимому, со страхом смотрит на их отвратительную работу.
Стервятник неразборчив в пище. Он съедает все, что только может быть съеденным. Обыкновенно думают, что падаль составляет для него главную пищу. Конечно, он появляется на всякой падали и, насколько это ему позволяют его небольшие силы, старается насытиться. Стервятник выклевывает глаза, выдалбливает отверстие в заднем проходе и старается вытащить через него внутренности или дожидается, пока не насытятся большие грифы, и тогда обгладывает кости, оставленные ими; но такое пиршество составляет его праздничное кушанье. Большие реки и море дают ему обильную добычу, потому что они выкидывают на берега падаль или, по крайней мере, дохлую рыбу и доставляют всяких низших морских животных. Наконец, он питается и мелкими живыми животными. Коварно нападает на крыс, мышей, на мелких птичек, на ящериц и других пресмыкающихся; как вор, грабит он гнезда с яйцами и ловко ловит кузнечиков на лугах и выгонах.
Но ни грабежи, ни воровство далеко не доставляют нужного для него пропитания. К счастью, он умеет и иначе прокормить себя. Стервятник является аккуратным гостем в окрестностях больших селений Африки, на бойнях, которые обыкновенно находятся за городом. Здесь он сидит рядом с мясником и следит за мясом и шкурой или за внутренностями вместе с их содержимым, которые ему бросает мясник. В крайней нужде он колупает землю, пропитанную кровью. Конечно, бывает, что он проглатывает иной раз и несъедобное вещество, например, старую запачканную кровью тряпку или что-нибудь в этом роде.
Для европейского наблюдателя интересно видеть, как стервятник безошибочно судит о человеке и как он его знает. Уверенный в некоторой защите или, вернее сказать, в равнодушии, он появляется в непосредственной близости от домов и отыскивает свою пищу так же спокойно, как домашние птицы или, по крайней мере, как наши вороны. Я наблюдал, когда мы в палатке сдирали кожу с птиц, как он прокрадывался вплоть до столбов палатки, внимательно смотрел на нашу работу, и перед нашими глазами съедал куски мяса или обгладывал кости, которые мы ему кидали. Я на самом деле его полюбил во время путешествий по пустыне. Он целыми днями провожает караваны, он первая птица, которая вместе с пустынным вороном находится на месте отдыха, и последняя, которая его покидает.
Пойманные молодые стервятники делаются ручными, следуют шаг за шагом за своим хозяином, как собака, и встречают его радостными криками, как только он показывается. Пойманные старые стервятники также скоро привыкают и долгие годы переносят потерю свободы.
В средней и западной Африке к стервятнику присоединяется близкий родич его, которого называют бурый стервятник (Neophron monaehiis). Он отличается от первого более коротким клювом, более широкими крыльями и более коротким, прямо обрезанным хвостом. Оперение его на задней части шеи и на затылке похоже на шерсть, голые места не так велики, ибо только темя, щеки и передняя часть шеи лишены перьев. Преобладающий и притом весьма равномерно распределенный цвет оперения - темно-буро-земляной. Его длина 63-68 см, размах крыльев 157-169, длина крыла 45-50, длина хвоста 23-25 см; первые измерения относятся к самцу, вторые к самке.
В средней и южной Африке бурый стервятник встречается всюду, а в северной Африке, в Азии и Европе его не находили. В некоторых частях западной Африки, как известно, до сих пор он является единственным грифом, населяющим береговую область; в Абиссинии попадается гораздо чаще, нежели стервятник. Он садится на крыши домов; в абиссинских деревнях он показывается утром поблизости домов, остается там весь день и только с закатом солнца улетает к своему месту отдыха. Дальше вглубь материка он заменяет стервятника, который избегает пустыни. Бурый стервятник ведет борьбу за существование и вдали от людей. Его можно назвать полудомашним животным. Он, по крайней мере, так же дерзок, как и наша серая ворона или наш воробей. Бесстрашно ходит взад и вперед перед дверью, копошится в непосредственной близости кухни, а когда хочет отдохнуть, в крайнем случае, летит на верхушку одного из ближайших деревьев. Он постоянный гость у каждой бойни, но никогда не уносит того, что ему не принадлежит; никогда не похищает цыпленка или какое-нибудь другое мелкое домашнее животное; его главную пищу составляют кухонные обрезки. Бурый стервятник показывается на падали и здесь держит себя совершенно так, как и его родичи. В противоположность крупным грифам, он с восходом солнца покидает место отдыха и возвращается к нему только с наступающей ночью. Для ночлега выбирает всегда такие деревья, который находятся по возможности дальше от людей.
По своей осанке бурый стервятник очень красив - это настоящий гриф. Даже когда летит, трудно его отличить от остальных крупных родичей, тогда как близкий ему стервятник уже издали отличается своими острыми крыльями и клиновидным хвостом. Ярко окрашенная голова и кожа на горле придают бурому стервятнику особенную нарядность, на голых частях его тела проходят все оттенки цвета, которые мы можем наблюдать на голой шее и голове индийского петуха.
Бурый стервятник любит общество своих собратьев больше, чем других грифов; но он вовсе не так строго, как говорит Гейглин, избегает общества близкого к нему во многих отношениях обыкновенного стервятника; после еды его можно часто видеть с последним.
В первых месяцах года он покидает селения и обращается к удобным лесам, чтобы начать гнездование. В одном лесу из высоких мимоз на Голубом Ниле я нашел в январе настоящую колонию этих птиц. Гнезда находились на высоких мимозах, частью на раздвоении веток, частью на более крепких сучках у ствола. Все гнезда, мной исследованные, были сравнительно маленькие и едва имели 60 см в диаметре; они были плоские, крепко сплетенные и состояли из толстых и тонких сучьев, выбранных с большой аккуратностью для выстилки углубления. Лотки гнезд были так малы, что в них мог поместиться только один птенец.
Бурый стервятник (Neophron monachus)
Я исследовал сам и велел исследовать другим до двадцати гнезд и во всех нашел только по одному яйцу. Яйцо бурого стервятника кругловатое, грубозернистое и серо-белого цвета, на тупом конце со многими глинисто-красными крапинками; но в этом отношении встречаются многочисленные откло- нения. Оба родителя насиживают яйца. На южном берегу Красного моря в апреле я в каждом гнезде нашел полувзрослого птенца. Из этого видно, что время размножения, кажется, тянется довольно долго, и птенцы, вероятно, растут медленно.
Бурого стервятника так же мало преследуют, как и остальных грифов. Охота на него не представляет никаких затруднений, потому что там, где встречается, он очень доверчиво относится к человеку. Поймать его просто. Я долгое время имел одну из этих птиц и с ней подружился. Несмотря на ее естественную наклонность к нечистотам, это была красивая и приятная пленница, которая вскоре стала меня узнавать и выказывать при моем появлении живую радость. К несчастью, она улетела от меня в Египте.